Ты взойдешь, моя заря!

У Глинки разгорались глаза: этакая натура для живописного портрета! Приманка была соблазнительна для лицедея, который еще в юности стяжал себе славу, изображая подинспектора Колмакова. Но что значит философ-подинспектор в сравнении с Шекспиром-Кукольником!

Эта страсть заставила Глинку посетить и квартиру, в которой жил великий Нестор с братом Платоном. К Кукольникам можно было заехать в любое время; чем позже, тем лучше. Дом напоминал клуб – сюда приезжал кто хотел и когда хотел. У Кукольников толкались литераторы, художники и прочие люди, считавшие себя причастными к искусству хотя бы потому, что они ездят к великому писателю.

Нестор Кукольник, издававший «Художественную газету», и брат его, промышлявший неведомо чем, обделывали в пестрой толпе доходные делишки. Впрочем, это оставалось тайной хозяев. Гости чувствовали себя свободно. У Кукольников постоянно обсуждались новости литературного мира и театральные сплетни, создавались анекдоты и пародии. Разношерстная российская богема заявляла права на вольное бытие. Обычно для посетителей не хватало стульев, и густая толпа гостей медленно двигалась из комнаты в комнату. На литературной бирже сходились редакторы журналов и газет, литераторы и кандидаты, метившие попасть в круг избранных. Здесь бывали профессоры академии художеств и неизвестные живописцы. Сюда ехали актеры, книгопродавцы и типографщики.

Матерый журнальный волк встречался на этой литературной бирже с желторотым прапорщиком, задумавшим тиснуть стишки и готовым для этого на любые жертвы. Известный всему Петербургу повеса-поручик Костя Булгаков потешал рассказами о своих выходках какого-нибудь губернского секретаря, жаждавшего подвигов. Живописец-академик мог удивить собравшихся подражанием игре на контрабасе. Солидный медик, получивший кличку «Розмарин», сбрасывал чопорный сюртук и лихо управлял винопитием. Табачный дым, прикрывавший эти картины, был настолько плотен, что можно было повесить топор. Все это было похоже на клуб, в который ездят люди, чтобы уйти от самих себя, от казенного благочиния императорской столицы. И все это ни в какой мере не было похоже на литературные собрания Жуковского или музыкальные вечера Виельгорского.

Едва Глинка появился у Кукольников, великий Нестор объявил, что отныне сборища братии будут посвящены двум божествам – поэзии и музыке.

Уступая общим просьбам, Глинка исполнил несколько романсов. Приехав в следующий раз, он снова пел. И случилось так, что отчаяннейший из повес Костя Булгаков оказался человеком редкой музыкальности и Глинка пробудил дремавшие силы. Случилось, что доктор «Розмарин» стал верным другом музыканта на всю жизнь.

Едва Глинка садился за рояль, как воинствующая неведомо с кем богема утихала. Люди сходились из всех комнат и не расходились до тех пор, пока Глинка, кончив петь, не говорил:

– Довольно!

– Господа, – Кукольник взмахивал рукой, – запомните счастливейший день своей жизни! – Голос его поднимался до высочайших нот и срывался от искусственного волнения.

Новички, впервые присутствовавшие на сборище, внимали писателю, открыв рты.

– Милостивые государи! – продолжал Кукольник, и костлявый палец великого человека устремлялся по направлению, где должен был находиться оперный театр. – Там открывает новый мир гений Глинки. Но там, – теперь голос Кукольника зловеще рокотал, – не слышат еще и первого удара грома, хотя им, обреченным, предстоит пережить последний день Помпеи!

Смысл последних слов оратора был всем понятен. Знаменитая картина, прославившая имя русского художника Брюллова в Италии и во Франции, была выставлена в Петербурге и вызвала не меньшую бурю восторга, чем в Европе. Автор «Последнего дня Помпеи» Карл Петрович Брюллов был завсегдатаем на сборищах у Кукольника.

Художник нес бремя мировой славы так просто, будто знал о ней с рождения. В его честь в петербургских театрах распевались куплеты:

…И стал «Последний день Помпеи» —Для русской кисти первый день!

Брюллов и Глинка познакомились. Михаил Иванович, с детства неравнодушный к живописи, проявил особый интерес к художнику. А Брюллов, бывая у Кукольника, щедро рассыпал дары своего таланта. Он брал карандаш и набрасывал чей-нибудь портрет. Тотчас проявлялись смелое совершенство рисунка и глубокая способность живописца проникать в сущность жизни. Именно здесь ярко разгорался новый день русской живописи. Но не за это славили Брюллова газеты и журналы Европы. Не так работал и сам художник, когда предназначал свои произведения для выставочных зал. «В Последнем дне Помпеи» Брюллов дал мировому искусству высшее обобщение канонов пышной классики. Его картина, сложная по композиции, блистала красочными эффектами и виртуозным мастерством.

Весь Петербург, следуя за Западной Европой, говорил о картине «Последний день Помпеи». Никому и в голову не приходило сравнивать это величественное полотно со скромными картинами Венецианова, на которых живописец пытался утвердить в искусстве правду русской народной жизни: неповторимую прелесть ржаного поля и фигуры пахарей, дыхание ветерка, пробегающего по ниве, и загорелое лицо матери-крестьянки.

На картине Брюллова сверкали молнии и объятые ужасом люди спасались от потока раскаленной лавы. И все-таки картина была холодна. На венециановских полотнах солнце едва пробивалось сквозь облака и посылало луч в какой-нибудь овин, но каким горячим светом правды, предчувствуемой художником, были насыщены эти картины!

Многим и в самом деле казалось, что «Последний день Помпеи» станет первым днем русского искусства.

Но среди учеников Брюллова росли живописцы, которые откажутся от «Помпеи» и пойдут тем же самобытным путем, по которому шла русская словесность. Великий художник Брюллов был учителем на этих путях. Могучая его кисть, обратившись к изображению подлинной жизни, начисто сметала все каноны ложной классики. А Брюллова попрежнему славили за «Помпею». Никто не предполагал, что предстоит рождение новой русской живописи. Но ведь многие не предвидели и той очистительной бури, которая уже начиналась в музыке. Брюллов привычно нес свою славу и охотно отдыхал у Кукольников. Следуя его примеру, многие художники делали здесь свои наброски. Глинка поддался общему увлечению. Брюллов мимоходом глянул на рисунок музыканта.

– Недурно, – сказал он, пораженный неожиданностью. – Совсем недурно, черт возьми!

Похвала стала сенсацией. Ее тщетно добивались многие живописцы. Но Глинке не давали возможности продолжать эти опыты. Покорный общему требованию, он шел к роялю. Если за минуту до того слышались споры и шутки, если в комнате стоял шум и происходила толкотня, теперь разночинная богема молча внимала певцу.

Глинка впервые встречался с такой разношерстной публикой. И тем охотнее пел. Ни в одном музыкальном салоне, ни в одном кружке музицирующих любителей не собиралось столько людей разных взглядов, разных вкусов, разных профессий.

Глинка пел только романсы. Он ничего не показывал из своей оперы. Но разве все песни, созданные им, уже не готовили людей к восприятию новой музыки?

Репетиции в театре шли ежедневно. Однажды в разгаре лета Глинка, приехав на дачу, удивился необычайной тишине. Он прошел в сад и нашел Марью Петровну в беседке почти в одиночестве: у нее был с визитом только корнет Васильчиков.

Гость вскоре уехал. Мари до вечера капризничала и упрекала мужа за его редкие приезды. Глинка чистосердечно оправдывался.