Ты же ведьма!

– Может, на картах твоей империи они и отмечены как владения светлых, – передразнила рыжая, – но поверь мне, что эти верховые топи темные считают вполне своими.

Она таки цапнула самый пузатый и жирный орех.

– Не стоит, – предупредила я.

Но было поздно. Послышался скрежет металла о камень. Мне показалось, что посыпались искры. А потом я поняла: нет, не показалось. Потому что из пасти Эйты сверкнуло еще раз. Следом раздался звук праздничной трапезы дикого дракона – тот самый момент, когда ящер жрет рыцаря в полном доспехе.

Белка задумчиво похрумкала, а потом внезапно скривилась и выплюнула все на стол.

– Ты что ж меня не предупредила, что они прогорклые? – возмущенно завопила она, отфыркиваясь и пытаясь очистить язык передними лапами.

– То есть то, что они по мягкости как наковальня, тебя не смутило? Кстати, я предупредила, – невозмутимо возразила я.

– Ты просто сказала «не стоит»… – буркнула Эйта. – А надо было… – Она резко развела лапы в стороны, словно пыталась разорвать ткань мироздания и выпустить демонов из Мрака. И яростно заверещала: – НЕ СТОИТ!!!

– Буду знать. – Я отхлебнула сбитня, который уже начал остывать.

В зал выглянула хозяйка трактира.

– Госпожа ведьма, вы меня звали? – спросила она. – А то я была в подполе и что-то услышала.

– Нет. – Я замотала головой. – Я тут сама с собой беседую.

– А-а-а… – тоном «я ничего не поняла, но сделаю вид, что в курсе» протянула хозяйка трактира. Она была тугой на ухо и крепкой на луженую глотку: ее крик с площади был порою слышен на окраине Хеллвиля. – Значит, показалось. Вы, если че, зовите. Только погромче.

Едва госпожа Брас ушла, как белка сердито прошипела, тыча лапой в сторону миски с орехами:

– Слушай, она ими что, клиентов травит, а потом обчищает их карманы? Или заряжает ими пращу? Или просто эта бабища в сговоре с цирюльником? Клиенты ломают у нее зубы и идут выдирать их прямиком к нему. Нет, мне просто интересно!

– Ни первое, ни второе, ни третье, – усмехнулась я. И протянула, копируя тон хозяйки трактира: – Это кам-мер-цу-я!

Даже палец, как госпожа Брас, вверх подняла.

Глядя в изумленные глаза рыжей, которая впервые за свою долгую жизнь столкнулась с таким видом привлечения клиентов, я пояснила, что орехи, по заверениям старожилов, стояли здесь годами. И завсегдатаи их никогда не трогали.

Я как-то спросила у госпожи Брас: зачем это? Она ответила: для антуражу и кам-мер-цу-и. Дескать, зайдет путник… А тут и столы чистые, и пол отскобленный, и тепло, и даже вон на столе дармовые орешки стоят. Заходи и бери. Только если насыпать вкусные и хрустящие – в миске они скоро закончатся. Лещины не напасешься. Вот и жарила трактирщица их на прогорклом козьем масле. Зато такие стояли долго. Для приезжего – завлекательно. А местные… Они же свои, уже знают и не трогают.

– М-да. – Белка почесала лапой затылок.

– Так что там с землями? – спросила я.

Правда уже не столь азартно, как в первый раз: в тепле я согрелась, подсохла и слегка разомлела.

– А что с ними? Примерно то же самое, что и с орешками… – огорошила Эйта. – Только масштаб побольше.

– Это как? – Я отодвинула пустую кружку и подалась вперед.

– А вот так. На них светлые поглядывали, да зубы обломали. В смысле армию потеряли. – И, копируя мой тон, добавила: – Долго рассказывать.

Я выжидающе вскинула бровь. Белка оценила мое выразительное молчание и сдалась:

– Так уж и быть, в двух словах… – И рассказала. А завершив краткий экскурс в историю топей, добавила: – Джером скоро закончит развлекаться. Вон горожане за окном низко летать стали. Как думаешь – это к дождю или снегу?

– Скорее, к нашему побегу, – хмыкнула я, прикидывая: удрать через заднюю дверь или как истинная темная ведьма выйти через парадное крыльцо.

Логика советовала первое, наглость – второе. Но если спущусь с крыльца, то наверняка нос к носу столкнусь со слегка злыми пришлыми. Видимо, последнее произнесла вслух, потому как белка оживилась:

– Магда, кстати, о моем клиенте… Я же с ним бьюсь незнамо сколько, хотя на этом темном проклятие, между прочим, из черных, высокоуровневых. Если задание не выполню – начальство шкуру сдерет и на воротник пустит. Может, ты по старой дружбе поможешь мне, а?

– Дружбе? – иронично уточнила я.

– Ну что ты к словам цепляешься, – фыркнула белка, отхлебнув остывшего сбитня из моей кружки. – Хорошо… По старой вражде, может, поможешь, а? Ты же меня едва с ума не свела. А это, я тебе скажу, высший пилотаж. Так поможешь?

Я задумчиво глянула на приезжих за окном, на стылую осень, припомнила, как они мне только что сорвали «выступление», и уже хотела было ответить «нет», но рыжая хитро прищурилась:

– Ты ведь хочешь отомстить тому, из-за кого твой брат едва не лишился жизни, а ты почти напрочь выжгла дар?

Эйта умела искушать. Что в реальности, что в своих лабиринтах безумия.

– Так вот. Я помогаю тебе, ты – мне. К тому же этот темный, – она кивнула на мага за окном, – все равно проклят. Если он не сойдет с ума за две оставшиеся седмицы, то за него возьмется уже Смерть, а я упущу свою премию.

Предложение было заманчивым. Весьма. Отомстить Корнуоллу хотелось. Очень. Но до сына главы департамента торговли было непросто добраться. Отец позаботился о безопасности своего отпрыска. А о своей вседозволенности Корнуолл позаботился сам.

– Соглашайся, ты же ничего не потеряешь, – соблазняла меня белка.

– В последний раз, когда ты так говорила, я едва не лишилась рассудка, – напомнила я.

– Но не лишилась же! А сейчас я клянусь, что если ты поможешь мне свести с ума моего клиента, то я заберу разум у Корнуолла. Заметь, просто так это сделаю! Без наведения проклятий, порчи и вообще колдовства. Тебя в безумии богатенького оболтуса никто обвинить не сможет даже при всем желании…

Моя затаившаяся ненависть после уговоров рыжей ярко вспыхнула.

– Хорошо, – согласилась я и протянула руку. – Но я только помогаю. Две седмицы.

– Договорились. – Белка энергично пожала мой палец. – Ух, вместе мы его мигом!

Входная дверь хлопнула, и в трактир шагнул лунный. Белка моментально растворилась в воздухе, оставив меня наедине с моей новой «работой». Злющей, надо сказать, работой. Мечущей из глаз молнии.

Я поднялась со стула и чуть пошатнулась: сбитень госпожи Брас был коварен. Лунный подошел к столу, на который я невольно оперлась, и навис надо мной: