Ты знаешь мой секрет?
Шрифт:
С «мальчиками» тем более ни-ни. Нет, ни в силу внутренней политики, установленной администрацией клуба, или из-за боязни получить оплеуху от любвеобильных «бабочек», присмотревших этого мужчинку себе раньше.
Просто работа — это работа, где не может быть места личному. Тем более, такая специфическая, как у танцовщицы ночного клуба.
Да, вот такая я двуличная жаба, считающая этот вид деятельности не совсем тем, чем можно хвастаться перед родителями и близкими людьми. Нет, в моем случае ничего аморального совершенно не присутствует. Пришла, станцевала несколько выходов, получила расчет, ушла. Об этом
А про других вообще стараюсь не думать. Нет мне до них никакого дела. Совершенно параллельно, чем и с кем они занимаются в свободное время.
И не потому, что я такая возвышенная стерва. Куда там. Просто, если зрить в корень, это не моя работа, а Лизы. Я здесь, по сути, это она. Замена. В силу обстоятельств. Потому и друзья — не мои, и знакомые — поверхностные.
Просто знают об этой ситуации единицы. Те, кому положено. А остальные либо не догадываются, всё же мы близняшки с сестренкой, а сдружиться она тут ни с кем не успела, либо молчат в тряпочку, что очень ценится Мелехом.
По винтовой лестнице поднимаюсь вслед за муреной на второй этаж, нависающий балконом над угловой частью зала. Тут всего пять столиков, окруженных мягкими кожаными диванами, небольшой фонтанчик у дальней стены и мини-зона с пилоном. Сейчас без подсветки, значит, девочку никто пока не заказывал.
Сама ни разу не видела, но сестра рассказывала, что иногда приходилось тут выступать. Лиза два года в клубе отработала, практически ежедневно с момента его открытия. Даже отпуск не брала. Зарабатывала любую копейку, чтобы быстрее разделаться с ипотекой. Это я лишь пару месяцев тут, да и танцую трижды в неделю. Потому большая часть знаний о жизни в этом месте — именно со слов сестры.
Все столики, естественно, заняты. Наверху лишь ВИПы и друзья хозяина клуба. Посторонних нет и быть не может. Мышь не проскочит, ведь у первой ступени лестницы безотлучно дежурит охранник.
— Привет, Соня, — Макар сидит один за дальним столиком у самого ограждения, имея возможность наблюдать за всем происходящим внизу.
Развалился по центру дивана, закинув руку на его спинку. Ноги широко расставлены. На столике стакан с чем-то темным. Явно не чай.
При моём приближении положение тела меняется. Мелех садится прямее, показная пафосность и расслабленность растворяются не до конца, но достаточно, чтобы я заметила.
— Присаживайся.
Это мне.
— Свободен.
Остающемуся у меня за спиной Артурчику.
— Доброй ночи.
Делаю, что говорят, без разговоров. Стянув с плеча рюкзак, укладываю его на ближайший диван, и сама сажусь туда же.
Рядом с директором — никогда. Только, напротив.
— Здесь оплата.
Черный конверт, который до этого не замечаю, переезжает с одного края стеклянного столика на другой. Ближе ко мне.
— Спасибо.
Смотрю мужчине в глаза. Он взрослый. Именно так захотелось охарактеризовать его в первую минуту знакомства. Лет тридцати пяти. Сорока. Высокий, но не великан. Широкоплечий и коренастый. Лицо серьезное. Черты крупные, особенно подбородок. Взгляд острый, внимательный. В волосах еле заметная седина, что делает его еще солиднее, если так можно выразиться.
— Как ты?
Осмотрев меня мельком, останавливается
на глазах и задает вопрос.— Нормально, — отвечаю привычно, но по вмиг сощурившимся глазам понимаю, что эта фраза сейчас не проскочит. — Я справляюсь.
— Уверена?
— Да.
— Я хочу помочь.
— Нет.
— Соня.
— Я откажусь, Вы же знаете.
Повторение того же самого разговора, что был в четверг и во вторник, и в прошлую субботу, и в прошлый четверг.
И так по кругу.
— Лиза без изменений.
Не спрашивает, утверждает.
Я знаю, он еженедельно звонит в клинику. Ну, или по его заданию это делает секретарь. Не важно. Главное, он действительно переживает вместе со мной. И, кажется, это единственный человек в мире, которому есть дело до наших проблем с сестрой.
Однако, его помощь я всё равно не приму. Потому что он — посторонний. А быть должной кому-то… нет. Никогда.
Уроки детства не забываются.
— Сообщишь мне, если будут изменения?
— Вы о них узнаете в тот же момент, что и я.
Говорю, как думаю. Уверена, медперсонал в клинике знает номер Мелеха намного лучше, чем мой.
— Я хочу, чтобы это сделала ты. И… если передумаешь…
Взгляд на конверт.
— Я всегда готов оплатить.
— Не передумаю. Вы и так слишком щедры. Мне пора.
Перехватываю, не глядя, лямки рюкзака, но не встаю. Умеет Макар удерживать одними глазами, совершенно ничего не делая.
— Иди, Соня.
Отпускает легким кивком.
Глава 3
Конверт, лежащий на самом дне рюкзака, греет душу. И пусть Мелех никогда не задерживает с расчетом и, кажется, платит мне несколько больше, чем остальным танцовщицам, момента получения заработка всегда жду, сдерживая волнение.
Каждая копейка теперь на счету и требуется не когда-то там, а в определенный день еженедельно. И задержка чревата летальным исходом.
Сбегаю с лестницы, не глядя по сторонам, и уже хочу свернуть в сторону выхода из зала, чтобы идти домой, как мне заступают дорогу. Резко торможу, предотвращая столкновение, и вскидываю голову вверх.
Хм, ну, что еще ему надо?
Артурчик стоит передо мной, сложив руки на груди и широко расставив ноги. Надменная холодная улыбка на неприятном, пусть и очень красивом лице, взгляд пристальный. Только не прожигает, пусть и сильно старается.
Вообще фиолетово, что бы он не пытался мне внушить своим видом.
Стою, смотрю. Молчу. Эмоции не выдаю. Совершенно чистое, наивно-простое лицо. Ага, умею. Неужели не знал?
Ой, точно. Удивление скрыть не выходит, пусть и стремится.
Ну, и что тебе надо, чудо без перьев?
Задаю вопрос мысленно.
Ни слова от меня не дождется мурена противная. Тут обычное дело принципа, ненавижу, когда тыкают, как собаке, с первого дня знакомства и обливают презрением из-за надуманных закидонов.
Нет, я, конечно, знаю, что Альбертик к Лизе подкатывал, буквально проходу не давал и ревновал к любому телеграфному столбу, устраивая скандал за скандалом, пока она на чисто-русском матерном не послала его по конкретному адресу. И ладно бы, они встречались. Так нет же. Но его это мало интересовало. Вбил в голову, что она его будет. И хоть кол на голове теши, ничего не менялось.