Тяготению вопреки
Шрифт:
– Нету меня ничего. Нет! Я все вам рассказал, что мог, о жене, о себе, Бог один знает, сколько раз уже! Хотел бы я вам что-нибудь рассказать, так ничего же нет, клянусь!
Стенцер посуровел.
– Мельчайшую подробность, мистер Галлмон. Вы можете счесть ее не важной, а она окажется важной. Ваша жена была в контакте с диссидентами и врагами нации. Вы мне что, хотите сказать, что она защищала американские интересы, когда якшалась с мерзавцами, которые потом сожгли целый город мирных жителей? У меня есть копии всего, вами написанного, и знаете, что я вам скажу? Меня тошнит от такой
Голос его становился все громче. Кендрик резко вскинул голову.
– Да господи, вы же даже незнаете, террористы устроили эту гниль или нет! Экологию среды похабили с каждым годом сильнее и сильнее…
– Ты меня не учи, что мне думать!- заорал Стенцер прямо ему в лицо, брызгая слюной.
До сих пор это были только вопросы, бесконечные вопросы, пока Кендрик не падал от усталости и голода. Сейчас что-то переменилось.
Стенцер ударил изо всей силы. Кендрик не сразу понял, что его бьют - только когда оказался на спине, стул опрокинулся, во рту вкус крови и железа.
А над ним навис Стенцер, занеся кулак, будто готовый нанести новый удар.
– Я ничего немоту рассказать,- переключился Кендрик на привычную литанию.
– Я все вам уже рассказал, и много раз. Было бы чего-нибудь - рассказал бы все, так ничего же нет. Я хочу домой.
Стенцер кивнул с жестким, будто нечеловеческим лицом, подошел к двери и открыл ее. За дверью ждали два охранника - наверное, все время там стояли. Кендрика рывком подняли с пола и вытащили в коридор. С разбитого лица капала кровь.
– Какие будут приказания, сэр?
– спросил старший охранник.
– Расстрелять, - коротко бросил Стенцер, навсегда закрывая дверь.
– Наконец-то пришли.
Эрик Уитсетт был одет в то же пальто, что было на нем тогда, возле «Святого». Тот же тщательно обернутый вокруг шеи шарф, так же поднят воротник до самых ушей.
Кендрик посмотрел вдоль набережной в обе стороны. Неподалеку стояли корабли у причалов, воздух пронизывали крики чаек, держался запах соли. Вдоль берега тянулись полуразрушенные склады и офисы. За последние годы, особенно когда хлынула волна беженцев, этот район восстановил свою зловещую репутацию. Кендрик и сам тут жил поначалу после приезда в Шотландию. Это было трудное время, но зато он достаточно хорошо знал эти места, чтобы понимать: сейчас они здесь одни.
– Я смотрю, вы запыхались. Не заплутали по дороге?
– Я не был уверен, что точно понял где, - ответил Уитсетт. Не настолько хорошо знаю эту часть города.
– Он закашлялся, выпустив клуб пара.
– Извините, если опоздал.
– Ничего страшного. Не возражаете немного пройтись? Уитсетт с преувеличенным ужасом огляделся:
– Боже мой, неужто нельзя хоть в какой-то бар зайти? Кендрик улыбнулся в ответ:
– Да есть тут один неподалеку. Но если уж мы будем говорить о Бадди, я бы предпочел быть уверенным, что нас никто не увидит и не подслушает.
– Что ж, тогда я не вижу альтернативы. Ладно, пойдемте. Они зашагали
рядом, море осталось слева от Кендрика.– Вы часто сюда приходите?
– Время от времени, - улыбнулся Кендрик.
– Здесь я оказался, когда впервые пристал к этим берегам.
– На одном из этих кораблей?
– Да, где-то в первые годы войны. Поначалу сухогрузы шли караванами, вывозя тысячи беженцев из охваченных бунтом штатов Восточного Побережья. А потом военный флот Легислата начал ставить блокаду - слишком нас много было.
– Туго вам пришлось. Кендрик пожал плечами:
– А что было там в те дни?
– Примерно то же, что вы каждый день в новостях видите. Такое ощущение, что весь остальной мир между собой передрался, и пришел наш черед.
– Уитсетт обернулся к нему.
– Я же там остался после Лабиринта. Был до того консультантом, и помогал людям пережить то, что с ними происходило. Пытался снизить поток самоубийств, можно сказать. Там я и познакомился с Бадди, до того, пока он на этом своем вертолете не рванул куда-то на юг Мексики. А вы?
– У меня был выбор: или пытаться найти дорогу через зону боев, или пойти другим путем и сесть на корабль. А потом у меня, как и у вас, усиления одичали, и пришлось мне залечь на дно.
Уитсетт сочувственно кивнул.
– Если это не слишком нескромный вопрос, - начал Кендрик, - как вы сюда попали, не проходя обычных проверок?
– Частный рейс, организованный компанией, где один из совладельцев - лаборокрыс. У них есть способы обхода обычных каналов.
– А я этого лаборокрыса знаю?
– Роя Уитмена помните?
– Ну конечно.
– Вы же вместе работали?
– С ним работал Бадди, - поправил Кендрик, - в те времена, когда они гоняли через границу США в обе стороны все, что могли. А меня только пару раз… ну, брали с собой. Я рассчитывал найти хороший материал.
– Все еще пишете?
– вопросительно глянул на него Уитсетт.
Кендрик покачал головой:
– Практически нет. Мне повезло заиметь средства, чтобы пока что протянуть без работы, но это вечно тянуться не может.
– А работу вы не можете получить, потому что никто не хочет иметь дело с лаборокрысом. Нам всем нынче туго приходится.
Кендрик пожал плечами:
– Остается утешаться знанием, что не у меня одного такие проблемы.
Уитсетт засмеялся:
– Считайте, что вам еще повезло. В Америке есть места, где все гораздо хуже.
– Я бы не был в этом так уверен. Но вы же не для того проделали весь этот путь, чтобы просто со мной повидаться?
– Нет, причины другие. Хотя главным образом Бадди встревожился, что от вас ничего не слышно.
– Помню, вы говорили. Может быть, вопрос стоит поставить так: почему он счел нужным посылать вас, хотя мог бы просто сам меня спросить?
– Я уже говорил: он занят. Но ему нужна ваша помощь.
– Мог бы позвонить.
– Вас сперва нужно было найти, а это потребовало времени. Вы хорошо скрываетесь.
Кендрик позволил себе слегка улыбнуться:
– Кажется, все-таки недостаточно хорошо.
– И все же Бадди к вам обращается - через меня. «Лос Муэртос» знают о видениях.
– Что ж, молодцы.