Тяжелый понедельник

Глава 9

В назначенное время Тина вошла в кабинет Хардинга Хутена на верхнем этаже больницы. Хутен и юрисконсульт больницы ждали ее, сидя в креслах перед столом Хутена. Это был нехороший знак. На Хутене был отутюженный и накрахмаленный белый халат и бабочка в полоску. Юрисконсульт был в повседневном, но дорогом костюме. Мужчины не улыбнулись, когда она вошла в кабинет. В последний раз Тина была здесь, когда Хутен брал ее на работу на должность штатного хирурга. Тогда улыбка не сходила с его лица.

— Садитесь, Тина. — Хутен жестом указал на кушетку. Тина села. Хутен поправил бабочку и заговорил: — Я хочу поговорить о докторе Робидо. Только что я беседовал с Тоддом об иске, предъявленном больнице из-за ее плохой работы. Конечно, мы застрахованы, но такие большие выплаты всегда не в интересах больницы. Мне пришлось позвонить генеральному директору, и, как вы можете себе представить, разговор был не из приятных.

— Доктор Хутен, — начала Тина, — по моему мнению, доктор Робидо была готова к такой операции.

— Тина, у нас постоянно возникают проблемы, когда резиденты выполняют такие операции.

— Мы делаем это каждый день, доктор Хутен. Помните старую мудрость: «Чтобы научиться — надо видеть и делать»?

— Вы — штатный хирург, и понятно, что ваша квалификация выше.

— Штатный хирург всегда более квалифицирован, чем резидент.

— Но в данном случае…

— Этот случай ничем не отличается от сотен других. Если штатные хирурги будут делать все операции, то как будут учиться резиденты?

Хутен вздохнул. Упрямство Тины его раздражало. Он еще раз вздохнул и снова заговорил — таким тоном разговаривают спасатели с человеком, стоящим на краю крыши и готовым спрыгнуть вниз.

— Тина, и вы, и я знаем, что больные ждут от нашей больницы высших стандартов оказания помощи. В большинстве случаев мы оправдываем их надежды. Это главная заповедь врачей, работающих в Челси. Вы же знаете, что о нас говорят: «Если тебя ранили или если ты попал под машину, то это не беда, если рядом больница Челси». Этот бойкий комментарий содержит в себе зерно истины. В самых тяжелых случаях мы работаем практически без осложнений.

Хутен сделал паузу и еще раз вздохнул, сцепив лежавшие на коленях руки. Тина стиснула зубы, сидя на краешке кушетки, понимая, что сейчас Хутен изъявит свою волю. Наверняка решил принести в жертву Мишель Робидо.

— И вот теперь эта молодая повариха, которая лишилась обоняния…

— Такой побочный эффект может случиться и у самого опытного хирурга, — перебила его Тина. В ее голосе проскользнули визгливые нотки. Хутен видел, что она пытается защититься.

— Черт возьми, Тина, дайте мне договорить.

Юрисконсульт, до сих пор сидевший молча, сложив руки на коленях и что-то набиравший на телефоне, поднял голову и заговорил:

— Мишель Робидо — не очень опытный хирург, не так ли?

Тина покосилась на адвоката, потом снова посмотрела в глаза Хутену.

— Тина, я подхожу к главной проблеме. Тодд советует немедленно разорвать контракт с Мишель Робидо.

Тина вспыхнула до корней волос. Во рту стало кисло от изжоги. Она не могла найти слов для возражения. Мысленно она сосчитала до десяти, чтобы успокоиться.

— Вот как мы защищаем наших резидентов. Это базовая больница, доктор Хутен. Мы учим. Резиденты учатся. Мы не можем бросаться ими, как бракованными щенками. Если вам нужно кого-то наказать, накажите меня, это я назначила Робидо оперирующим хирургом.

— Тина, я знаю, как добросовестно вы работали с этим резидентом, но она едва ли годится для Челси…

— Это неправда, и вы прекрасно это знаете. — Тина не знала, что еще сказать. Она смотрела на Хутена, молча стиснув зубы.

Юрисконсульт поднял голову и взглянул на Хутена:

— С этим случаем больница подставила себя под тяжелый удар.

Тина тем временем представила себе, что ждет Мишель. Она потеряет работу, зарплату, положение в медицинском сообществе. Она утратит свой правовой статус и остатки самоуважения. Наверное, вернется в Луизиану, где ее родня, вне всякого сомнения, скажет ей, что она была полной дурой, вообразив, что ее примут как равную в именитой больнице. Кто знает, что случится после этого? Тине стало нехорошо, когда она представила себе, что ждет эту девушку, которая первой в своей семье окончила колледж.

— Я понимаю, что все мои слова не будут иметь никакого значения, — сказала Тина. Она молча встала и пошла к выходу.

— Тина, вернитесь, — позвал Хутен. Но она не обернулась.

Пак наслаждался всеобщим вниманием даже на разборах утром в понедельник. Его не смущала необходимость объясниться по поводу внезапно возникшего у Рут Хостетлер неудержимого сексуального влечения. Он был сыт по горло своей безвестностью сначала в Корее, а потом в Штатах и теперь радовался каждому случаю оказаться на виду. Очень тяжело находиться внизу и смотреть вверх, сознавая, что ты самый умный из всех присутствующих, а Сун Пак не сомневался в том, что в большинстве случаев именно он оказывался самым умным.

Он оглядел врачей, собравшихся в аудитории. Вот сидят рядом его коллеги, штатные нейрохирурги больницы Тина Риджуэй и Тай Вильсон. Тина Риджуэй, несомненно, умна. У Тая волшебные руки, но он не интеллектуал. Ни один из них не может сравниться с Паком в умении работать с фактами, в знаниях, в исследовательском таланте. Настоящим соперником можно назвать только Хардинга Хутена, но он скоро уйдет на пенсию по возрасту, к тому же в хватке и целеустремленности ему далеко до Пака.

— Мы все знаем историю Финеаса Гейджа, приключившуюся с ним в тысяча восемьсот сорок восьмом году, — начал Пак. — Он работал взрывником в бригаде строителей железной дороги в Вермонте. Во время взрыва из шурфа вылетел тринадцатифунтовый стальной стержень и пробил Финеасу головной мозг. Стержень ударил Гейджа чуть ниже левой скулы, пробил лобную долю и вышел вот здесь.

Он показал место чуть выше бровей над спинкой носа.

— И его вертолетом доставили в Челси? — громко поинтересовался Джордж Виллануэва. По залу прокатился негромкий смех.

— У меня в семь начинается обход. Мы не могли бы переместиться сразу в двадцать первый век? — раздраженно сказал кто-то из задних рядов.

— Похоже, тот парень попал между просаком и наковальней, — добавил еще кто-то. Пак поморщился.

Этим американцам только бы шутить, подумал он. Жизнь — серьезная штука, она подчиняется обязательствам, законам чести и семьи, но американцы думают, что живут в мире своих телевизионных комедий, где каждые пятнадцать секунд за экраном раздается фальшивый смех. Должно быть, у них еще в детстве как-то по-другому заводится центр удовольствий. Когда он, Пак, был ребенком, то, возвращаясь домой из школы, либо делал уроки, либо играл на скрипке, либо помогал родителям в маленьком магазинчике.