Тяжесть короны

Возвращаясь, Ромэр с головой окунулся в воду, а через минуту вынырнул в совершенно другом месте, гораздо выше по течению. Повернувшись на спину, он раскинул руки и позволил реке нести себя. Вспомнился солнечный день в окрестностях Пелиока, шум моря, крики чаек, как я в далеком детстве тоже так покачивалась на волнах. Казалось, море обнимает бережно и ласково, что ничего плохого случиться не может. Что зря беспокоится кормилица, держащая меня за руку, и зря мама велит выйти на берег. Мне так нравилось это ощущение, теплая вода, мягкие солнечные лучи, так не хотелось выходить, что послушалась только, когда позвал отец. Может быть, из-за этого воспоминания показалось, что Ромэр встал нехотя и побрел к берегу, проведя по лицу ладонями, чтобы отбросить мокрые пряди. И, может быть, поэтому предложение арданга не удивило.

— Нэйла, давай переночуем тут? — сказал Ромэр, подходя ближе.

Наверное, нужно было вспомнить о возможной погоне, о том, что день пути мы уже потеряли. Что нам предстояло еще добраться до Челна, а потом и до Пелиока, а потом бежать дальше… Наверное, стоило вспомнить об этом. Но мне было так хорошо тогда. Невыразимо спокойно и легко рядом с Ромэром. Хотелось удержать, остановить эти часы. Навсегда запомнить тихую реку, маслянисто пахнущий хвоей лес, ласточек, шуршание ветра в камышах. Мне был дорог этот день, и я, забыв обо всех тревогах, ответила: «Давай». Ромэр улыбнулся тепло и радостно, а на мгновение подумалось, что он совсем не так стремился в Арданг, как я привыкла считать.

Я готовила еду и, помешивая кашу, наблюдала за Ромэром, решившим выкупать коней. Движения арданга, стоящего по пояс в воде, были уверенными, сильными, но в тоже время в чем-то нежными. Вспомнился Брэм, как он заботился о своем коне. Отчим предъявлял в отношении лошадей странные на первый взгляд требования к будущему королю, но, выслушав раз объяснения регента, я была вынуждена с ним согласиться. «Ты должен сам уметь ухаживать за своим конем», — повторял Стратег. — «Чистить, кормить, мыть, осматривать копыта. Он должен тебе доверять, чтобы ты мог довериться ему. В походе и в сражении конь — твой самый верный друг». Изредка отчим добавлял: «Лошади всегда честней, чем люди». Я часто видела, как Брэм ухаживает за своим конем. Движения брата были почти такими же. Но чем дольше смотрела на Ромэра, тем явственней ощущала это «почти». Наблюдая за Брэмом, я чувствовала, что передо мной подросток. Эту разницу трудно объяснить, но каждый жест, каждое движение арданга были… мужскими.

Животным водные процедуры нравились. Черный ласково потянулся к хозяину и, пофыркивая, взъерошил ему волосы мягкими губами. Вид у коня при этом был чрезвычайно довольный. Любовно погладив черного по морде, Ромэр рассмеялся. Какой все же у него красивый, теплый смех.

Вскоре обед был готов, Ромэр вывел коней из реки и, стреножив, отпустил бродить по берегу. Поев, арданг лег на траву, заложив руки за голову, подставив лицо вечернему солнцу. Я села рядом, глядя на речку, на поля, стрекозу, безбоязненно севшую на травинку в зубах спутника.

— Нэйла, выкупайся тоже, — сонно прикрыв глаза, предложил Ромэр и как-то поспешно добавил: — Честное слово, не буду смотреть.

Я усмехнулась и покачала головой. Неужели он считал, мне хоть на мгновение могла прийти в голову мысль, что он будет подсматривать?

Предложение было заманчивым. Еще подумала, что, пожалуй, стоило бы постирать вещи. Вынув из сумок грязную одежду, взяла мыло и, сбросив сапоги, спустилась к речке. Вода была кристально прозрачная и теплая, течение ощущалось, но не сильно. Намочив и намылив все вещи, положила их на траву и ушла купаться. Плавать в платье, как и предполагала, оказалось очень неудобно, хорошо, что река была в этом месте неглубокая. Намокшая одежда стесняла движения, тянула на дно. Пришлось встать и выйти на берег. Прополоскав вещи, вернулась к ардангу, прикидывая, куда бы разложить одежду на просушку.

Ромэр, кажется, задремал, разморенный солнцем, потому что резко вскочил, когда я подошла. Но жесткость во взгляде мгновенно исчезла, арданг улыбнулся и сказал, что тоже пойдет купаться. Я кивнула и, развешивая одежду на раскидистом кусте, мельком поглядывала на спутника. Ромэр уплыл вверх по течению довольно далеко, за поворот. Воспользовавшись этим, я сняла насквозь мокрые платье и блузу, надела сухую одежду. Купаться больше не хотелось, хоть солнце еще не село, становилось прохладно для купаний. Я расстилала одеяла, когда вернулся Ромэр. С его одежды стекала вода, а в мокрых волосах блестели крупные капли, но улыбающийся спутник показался счастливым и странно родным.

— Это тебе, о, прекрасная дева, — арданг склонился в поклоне, преподнося мне три кувшинки.

Красивые крупные снежно-белые цветы с яркой желтой серединкой. Поблагодарив, я приняла подарок. И, оставив Ромэра переодеваться в сухое, ушла ближе к реке. Села на травянистый берег и задумалась, в полной растерянности и совершенном смущении глядя на цветы. Почему кувшинки? Почему именно они? Почему три? Почему?

Я все повторяла себе, что в Арданге, наверняка, другие легенды, а наших Ромэр просто не знает. Ведь если бы знал, не стал бы дарить мне кувшинки. Ромэр не знает, что они символизируют, это единственное объяснение подарку. Для него это просто цветы. Он хотел меня порадовать. Думаю, попадись ему кубышки или лебединый цветок, он подарил бы их…

Забавное у судьбы чувство юмора… А ведь когда-то я мечтала, что мне от чистого сердца, не из корыстных побуждений преподнесут три белые кувшинки. Небо… Мечта сбылась. И осуществил ее человек, не догадывающийся о значении подарка, не знающий легенду. Старое и по-своему красивое сказание о Крамене и Марике. Нет-нет, Ромэр не мог его знать… Даже в Шаролезе мало кто помнил легенду-основу брачного обряда. Я знала от кормилицы, непревзойденной рассказчицы…

Закрыв глаза, чтобы не смотреть на смущающие цветы, вспомнила кормилицу, как мы сидели зимними вечерами у камина, как она рассказывала разные истории. Легенда о Крамене и Марике была одной из моих любимых. Кормилица, чей тихий голос я словно наяву услышала, всегда начинала истории одинаково: очень давно, когда горы были молодыми…

…повадился страшный и свирепый лесной зверь нападать на деревни, пожирать людей. Хитрый был зверь, коварный. Стороной обходил ловушки и силки, одним ударом лапы мог перебить хребет лошади, и пожрал всех, кто пытался его одолеть. Вызвался рыцарь Крамен помочь людям, убить чудовище. Несколько дней и ночей искал рыцарь логово зверя, а найдя, сразился с бестией и победил ее. Но страшный зверь ранил благородного рыцаря в схватке. И, если бы не верный конь, вынесший Крамена из чащи, умер бы герой от ран рядом с поверженным чудовищем. В том городе, куда конь отнес рыцаря, жила прекрасная Марика, дочь хозяина тех земель и врачевательница. Она выходила Крамена, а в знак искренней благодарности рыцарь преподнес деве белую кувшинку.

В те времена было принято устраивать турниры и выдавать дочь за победителя. Отец Марики не стал исключением и так же сделал руку дочери наградой сильнейшему. Сразив всех соперников, благородный рыцарь Крамен, всем сердцем полюбивший прекрасную врачевательницу, мог по праву победителя получить в жену любимую женщину. Но он видел, что добродетельная Марика не любит его. А потому подарил деве вторую кувшинку. В знак чистоты своих помыслов и в знак того, что Марика свободна в выборе супруга.

Крамен остался жить в том городе, где жила возлюбленная, ибо расставание с ней было для него немыслимым. Испросив разрешения девы, Крамен часто навещал ее, а пораженная благородным поступком победителя Марика и сама была рада общению. Вскоре у рыцаря появилась надежда, что его чувство взаимно. Он не обманулся. И когда Марика согласилась стать его женой по зову сердца, а не по принуждению, Крамен подарил деве третью кувшинку в знак нерушимой вечной любви…

От этой легенды пошла традиция дарить на обручение три белые кувшинки, объединяя три дара в один символ искренней любви. Конечно, осенью или зимой раздобыть живые цветы трудно, но на помощь пришла смекалка. Появились вышитые изображения и картины трех сплетающихся стеблями кувшинок. Иногда такие цветы стоили состояние, потому что были расшиты золотыми и серебряными нитями, например. Удивительно, но факт. При такой популярности кувшинок о сказании почти забыли. Но откуда Ромэру было знать эту легенду? Он не мог о ней знать… Не мог и все! И волноваться нет причины.