Тяжесть короны

Молчание затянулось, а я кожей чувствовала растущие напряжение и саднящую обиду друг на друга. Ну вот, теперь из-за меня они поссорились… Не предполагала, что, оберегая меня, Ромэр пойдет против вновь обретенных родственников. Горько… А ардангу сейчас еще хуже. Ужасней всего то, что Клод и Летта совершенно правы, подозревая меня, пытаясь открыть Ромэру глаза на прорехи в легенде. И делали это, искренне волнуясь за племянника. Он, связанный словом, не мог рассказать правду, я тоже не могла вмешаться. Это было не в моих интересах. Смахнув выступившие то ли от обиды, то ли от осознания своей беспомощности слезы, я поняла, что в этом случае готова была поступиться своими интересами. Сцепив пальцы, приказав себе успокоиться, всерьез собралась зайти на кухню и рассказать Клоду и Летте правду. Уже почти встала, но меня остановил голос тети.

— Ромэр, прости, — вот уж не ожидала, что Летта после всего сказанного сдаст позиции. — Мы просто за тебя очень переживаем.

— И вы простите, — тихо сказал арданг. — Мне неприятны ваши сомнения и наветы. Не думал, что придется защищать ее перед вами.

Поблагодарив небеса за то, что уберегли меня от необдуманного поступка, постаралась рассуждать трезво, а не поддаваться эмоциям. Клод говорил о телеге, предлагал Ромэру взять надежного человека в качестве возницы. Но от сопровождающего арданг отказался…

Мир был восстановлен, но сомневалась, что надолго. Ведь главное требование, передача вольной, выполнено не было. Ромэр заговаривать со мной об этом отказался категорически. Причин, кроме подслушанного разговора, самой вновь поднимать эту тему у меня, честно говоря, не было. Да, из-за напора и настойчивости Ромэра Клоду и Летте пришлось отступить. Хотя правы были они, а не арданг. Не думаю, что из-за этого они стали испытывать ко мне теплые родственные чувства. Однако на внешней стороне отношений, на обращениях ко мне это никак не отразилось. Если бы я не слышала разговор, не понимала ардангский, то подозрение, что ко мне относятся настороженно, даже не возникло бы.

Клод принес много вещей разных размеров. Темные штаны, светлая рубашка Ромэра были уместны и в Арданге. А вот куртка, отличная по крою и отделке, создавала чуть другой силуэт моего спутника. Отчего он казался немного крупней, чем был на самом деле. А подчеркнутая талия делала его фигуру странным образом более мужественной, придавая облику воинский шарм.

Женский ардангский костюм вначале показался мне простым и непритязательным. Но, надев юбку, приталенную блузу и отороченную полосой светлой ткани жилетку, увидела, что одежда изящно подчеркивала достоинства женской фигуры. В костюме я казалась не просто стройной, а даже хрупкой. Головной платок, предложенный Леттой, отличался от купленного в Соломе. Начнем с того, что традиционный ардангский головной убор состоял из двух платков. Первый, полностью прикрытый вторым, поддерживал собранную в узел на затылке косу, чтобы волосы не выпадали из прически. Наружный платок был расшит по краям светлой ниткой, а его удлиненные кончики удобно завязывались на затылке. Летта, помогавшая мне укрепить платки, ни словом не обмолвилась о том, что не одобряет супружескую маскировку. И даже наблюдая за женщиной в зеркало, я не увидела ее истинного отношения к этой идее.

Вообще и Клод, и Летта держались более чем корректно. Не просто вежливо, а дружелюбно, почти по-семейному. Не знаю, чувствовала бы я фальшь, если бы не слышала разговор, но к концу обеда это лицемерие бесило. Они по-прежнему называли меня «лайли». Зачем? Чтобы подчеркнуть этим обращением незаслуженное мной доверие? Чтобы показать благодарность, перевесившую подозрения? Но не мне, ведь считалось, что нюансов значения обращений я не знала. Ромэру. Но арданга это не радовало. Я же замечала, он хмурился каждый раз, когда слышал, что меня так называли. Клод и Летта не могли этого не видеть.

А я понимала, что Ромэр нервничал, а оттого сама переживала еще больше, с трудом сдерживала дрожь. Легче стало, когда арданг как бы невзначай положил ладонь рядом с моей, почти прикасаясь. Но только почти. Еще вчера он, не колеблясь, коснулся бы меня… Неожиданно для себя добавила «подобно шаролезцу». Нет смысла отрицать, что у нас проще относятся к прикосновениям. Не в этом ли кроется основа уверенности в распутности наших женщин? Вспомнив те правила ардангского этикета, что просачивались сквозь страницы книг, поняла, что, не касаясь меня, Ромэр подчеркивает исключительно дружеский характер наших отношений. Уверена, Летта и Клод заметили и это.

Я подчинялась их правилам, замалчивала свое понимание их разговоров… А хотелось заставить высказать мне в лицо претензии, недовольство, прояснить недосказанности, возможно, даже открыть тайну своего происхождения или сказать, что прекрасно понимаю ардангский. Разумеется, никакую из этих глупостей я совершать не стала. Девушка королевской крови обязана быть осмотрительной, ей не след показывать истинные эмоции посторонним. Так что я держала себя в руках и скромно помалкивала, опустив глаза долу.

Никогда бы не подумала, что настолько болезненно восприму закономерное недоверие родственников Ромэра. Что их отношение будет меня так ужасно обижать.

Ложиться спать собрались рано, задолго до захода солнца. Я этому радовалась, думала, хоть удастся отдохнуть перед дорогой. Надежде оправдаться не судилось, но так было только к лучшему.

Пока мы в гостиной пили чай, серьезных разговоров не заводили. Потом зашел Варлин, дальний родственник Летты, владелец того самого дома, из которого можно было попасть за городскую стену. Высокий светловолосый мужчина лет сорока, увидев Ромэра, побледнел и замер в дверях как вкопанный. С минуту он молчал, не сводя с Ромэра расширенных от удивления глаз, которым, кажется, не верил. Судя по всему, Клод не сказал родственнику, зачем пригласил его в тот вечер к себе. Но с удивлением Варлин справился быстро и, издав восторженный вопль, бросился обнимать Ромэра. Да так, что кости едва не хрустели.

Вопросы посыпались, как горох из мешка. Разумеется, вначале разговаривали на ардангском. Когда Ромэр через десяток минут вынырнул из этого моря, попросил Варлина перейти на шаролез и представил мне родственника. Услышав определение «спасительница», Варлин отвесил мне поясной поклон и принялся благодарить. А узнав от Ромэра краткую историю нашего побега, и вовсе упал передо мной на колено и, поцеловав руку, стал убеждать, что я просто не представляю, не могу понять, что именно сделала для Ромэра, всей его семьи и Арданга в целом. Я же в совершеннейшем смущении краснела, не находя слов.

Варлин ненадолго задержался в доме, несмотря на приглашение выпить с нами чаю с ковригой.

— Какой чай? Летта, Господь с тобой! Ромэр вернулся! Король вернулся! — выпалил мужчина. — Поспешу домой, расскажу все семье. То-то Ирла обрадуется!

С этими словами он подхватил узел с не подошедшей одеждой и вместе с Клодом вышел на улицу.

— О твоем возвращении к утру будет знать весь город, — глядя в окно на мужчин, выходивших за калитку, сказала я.

— Нет, это вряд ли, — усмехнулся Ромэр. — Варлин и его семья умеют хранить секреты.

— И в такой ситуации? — недоверчиво уточнила я.

— И в такой, — твердо ответил Ромэр и шутливым тоном добавил: — Так что думаю, дня полтора безвестности у нас точно есть.

— Он никому не скажет, пока ты не захочешь, — вмешалась Летта. — Но и я боюсь, что надолго ни его, ни Ирлиной выдержки не хватит. Значит, в твоих интересах побыстрее захотеть.

Летта ушла во двор, Ромэр тоже вышел, чтобы проверить коней. Я проверяла сумки, сворачивала выстиранные и высушенные бинты, выкладывала ненужную шаролезскую одежду, упаковывая вместо нее ардангскую. Вскоре вернулся Клод и, кивнув мне, вышел через кухню во двор.