Тяжкие последствия

Не дожидаясь стука или звонка, я открыл дверь. На пороге она. С поднятой для стука рукой. Смотрит на меня и слегка розовеет щеками. Понимает это и поджимает губы,

Я молча отхожу в сторону, пропуская её внутрь. Она так же молча проходит, позволяет помочь ей снять плащ и повесить его на вешалку. Закрываю дверь и двигаюсь следом за ней внутрь дома.

Когда мы с ней вошли в гостиную, оба мужчины встали со своих мест.

– Господа, представляю вам Диану Принц, ведущего специалиста по античности Вашингтонского Музея Естественной Истории.

– Ну, мы уже вроде бы знакомы, - улыбнулся Лютер, подходя и целуя руку даме.

– Очень рад знакомству, - повторил его жест Уэйн.

– Лекс Лютер, Брюс Уэйн, - представил мужчин я.

– Взаимно, господа, - вежливо улыбнулась она.

– Лана с девочками на кухне, - подсказал ей я. Она кивнула мне и прошла на кухню.

– Что за кошка между вами проскочила? – поинтересовался Лекс, когда дверь на кухню за девушкой закрылась.

– Это… не то, о чем бы я хотел распространятся, - невольно поморщился я.

– Ну, как знаешь, - пожал плечами Лекс. Я же взял подаренную картину и прилепил её на стену. Если использовать мой «молекулярный принтер», то это не сложно.

– Мрачновато как-то, - поёжился Лекс. – Это ведь Тины, да?

– Именно, - подтвердил я. – У девочки есть талант.

– Бесспорно, - кивнул Уэйн. – Она с тебя рисовала?

– Скорее всего, - пожал плечами я.

– Она знает, да? – не столько спрашивал, сколько утверждал он.

– Все, кто сегодня в этом доме, знают, - новое движение плечами. – Можно сказать, вечеринка только для своих.

– Вот как? – удивился Лекс. – Что ж, тем проще. Не придётся так тщательно следить за словами. Можно будет расслабиться.

– Нельзя быть напряжённым всё время, - улыбнулся я. – Где-то должно быть такое место, где можно расслабиться. Хоть ненадолго.

– Согласен, - улыбнулся Лекс. Брюс тактично промолчал, не став спорить.

Именно это время Лана выбрала, чтобы войти и оповестить всех, что сейчас будем накрывать на стол, и ей потребуются для этого мужские руки в помощь.

Мы с Лексом и Брюсом тут же подорвались и поспешили предоставить в распоряжение свои.

***

– Так что там с Японией? – тихо спросил у Уэйна, когда, в какой-то момент мы вышли вместе с ним подышать на веранду. Вечеринка, в принципе, удалась: хороший стол, музыка, разговоры, настольные игры, танци… Люди все молодые, весёлые. Даже бука Уэйн, по факту лишь мальчишка. Сколько там ему? Двадцать один, нет ещё двадцати двух вроде бы. Эх! Помню себя в этом возрасте... – Разобрался?

– Сложно всё с Японией, - ответил Брюс.

– Кто бы сомневался, - вздохнул я. – Но всё же? Чей был приказ? Кто принимал решение?

– Решение о проведении ядерных испытаний было принято Командующим Силами Самообороны Японии, санкционировано и утверждено Премьер-Министром. Но вот место проведения… - спокойно рассказывал Уэйн, глядя вдаль, на всё ещё сколько-то светлую полоску горизонта, за которым скрылось светило. – Специальная операция Лэнгли… ЦРУ с самого начала следило за Князевым. По другому совершенно вопросу. Но мимо такой сделки пройти они не могли никак. Доклад Госсекретарю прошёл быстрее, чем боеголовки оказались у получателей…

– И они решили малость «опустить» слишком развившегося «союзника»? – хмуро предположил я. Брюс промолчал. Ответ был очевиден.

– Трое японских чиновников ликвидировано. Подлог документов. Перенаправление приказа, смещение точки проведения испытаний на двести пятьдесят километров западнее. В результате: землетрясение и цунами.

– Вот, значит, как… - снова вздохнул я.

– Политика – грязное дело, - мрачно сказал Уэйн.

– Грязное? – зло прозвучал мой ответ. – Если бы цунами не остановилось, то смыло бы всю Йокогаму и половину Токио! Ты бы видел эту волну, Брюс!

– Я смотрел записи, - всё так же мрачно и тяжело сказал он.

– Записи! – сорвался на шипение мой голос.
– А я был там! Видел панику людей, видел их ужас и обречённость, их бессилие перед стихией. Женщины… дети… хрен с ними, со стариками, они своё пожили, но дети!..

– Месть – хреновое дело, Кларк, - сказал он. – Не приносит облегчения. Только чувствуешь себя грязным, выпачкавшимся…

– Но нельзя же оставить всё так? – уже чуть спокойнее проговорил я. Фраза Уэйна, точнее, то чувство, которое он в неё вложил, подействовали на меня не хуже ведра холодной воды. Я ведь знал, что ему, вот именно ему, было за что мстить. И ни секунды не сомневался, что ему хватило и сил, и способностей, чтобы свою месть совершить.

– Наверное, нельзя, - сказал Брюс. – Но, что именно ты можешь сделать?- Могу собрать всех причастных и превратить их жизнь в ад на земле.

– И чего этим добьёшься? Кроме почесывания своего ЧСВ?

– А чего добиваешься ты, избивая преступников в Готэме? – задал встречный вопрос ему.

– Готэм… стал чище. И безопаснее, с тех пор, как я этим занялся, - подумав, ответил он. – Преступники не перевелись, но в целом…

– Так может быть, мир тоже… станет безопаснее… в целом? – без особой уверенности спросил я.

– Если ты возьмёшь действующего Госсекретаря и превратишь его жизнь в ад?

– Но что-то же надо делать?

– Есть только один вариант того, что ты можешь сделать для предотвращения повторения таких ситуаций в будущем. Но он тебе не понравится, - мрачно усмехнулся Уэйн.

– И какой же? – понимая, что он не стал бы пугать просто так, напрягся я.

– Ты можешь явить себя открыто. И позицию свою обозначить тоже открыто. И тогда «превращение жизни виновных в ад на земле» станет иметь смысл.

– Ты для этого придумал свой маскарадный костюм? – угрюмо хмыкнул я.

– Да. «Бэтмен» стал символом. Пугалом для преступников Готэма. Напоминанием о неотвратимости наказания для тех, кто привык считать себя неподсудными, тех, кто уже не боялся Полиции. А ты… Ты, Кларк, можешь стать символом Надежды. Для всего мира.

– Надежда… надежда – самая жестокая и страшная в мире вещь, Брюс. Она мучает неотступно, лишает сил и мешает действовать в полную силу, - поморщившись, сказал я.

– Люди слабы, - не стал возражать Уэйн. – Очень не многие способны действовать, не надеясь ни на кого. Большинству надежда нужна.