Тыл — фронту

Установки БМ-13 предназначались для поражения скоплений боевой техники и живой силы противника, для нанесения массированных ударов по вражеским сооружениям, при прорывах фронтовых укреплений. «Катюши» участвовали во всех значительных сражениях Великой Отечественной войны.

Опытные образцы реактивной артиллерии успешно прошли государственные испытания в конце 30-х годов. «Катюша» была коллективным детищем, главными творцами которой являются ученые-конструкторы Н. И. Тихомиров, Г. Э. Лагнемак, И. Т. Клейменов, Б. С. Петропавловский, Ю. А. Победоносцев, В. А. Артемьев, И. И. Гвай, Л. Э. Шварц. Это их цели и конструкторские разработки легли в основу окончательного варианта орудия залпового огня.

Долгое время официально основным автором «катюши» считался А. Г. Костиков. Но это был лжеотец ее. В условиях культа личности Сталина он как руководитель научно-исследовательского института, где исподволь рождалась «катюша», фактически приписал себе то, что было сделано его талантливыми коллегами. Некоторые из них не без его помощи были репрессированы.

Освоение производства реактивных установок в кратчайшие сроки стало для колющенцев главным делом. В день получения этого задания у директора собрались представители Наркомата минометного вооружения и областного комитета партии, главные специалисты завода. Главному конструктору С. М. Тарасову поручили составить заявки на все материалы и техническую документацию на комплектующие узлы и детали, главному технологу Н. К. Семенову — подготовить маршрутную технологию и определить потребность в оборудовании, инструменте. Ответственные и срочные задания получили и другие специалисты.

Началась подготовительная работа. К концу вторых суток конструкторы и технологи выдали необходимую документацию отделу снабжения и цехам.

Выполнение задания Государственного Комитета Обороны потребовало увеличения площадей и оборудования. В черте города заводу предоставили дополнительные производственные помещения на углу улиц Елькина и Труда, у железнодорожного вокзала, у трамвайного парка и другие.

В сентябре 1941 года в Челябинск почти одновременно стали прибывать эшелоны с людьми и различным оборудованием: из Херсона эвакуировали завод имени Г. И. Петровского, из города Сумы — цех завода имени М. И. Фрунзе. Производственные планы этих предприятий были включены в план завода имени Д. В. Колющенко, который стал выпускать еще и гаубичные 152-миллиметровые снаряды, 250-килограммовые фугасные бомбы, корпуса 82-миллиметровых мин и другие боеприпасы.

Колющенцы по-братски встретили эвакуированных, поделились с ними кровом, пищей, одеждой. Размещением людей занимался начальник ЖКО Я. С. Огарков.

— Помню все до деталей, — рассказывал он. — Заранее к эвакопункту с конного двора подавались лошади. Ответственные дежурные из числа рабочих встречали эвакуированных и размещали по квартирам, а во время большого наплыва — в палатках. Во всех домах и бараках провели уплотнение, высвободили для жилья 40 кухонь. Более 5500 человек пришлось разместить нам. И при этом надо отметить, что люди нашего завода с большим сочувствием отнеслись к приезжим. Ни обид, ни шума. Встречали, как своих родственников. Делились всем: посудой, мебелью, обувью и одеждой. Прибывшие люди тотчас включались в производственную жизнь…

Вот как вспоминает о тех днях ветеран завода Митрофан Михайлович Юрченко:

— Эвакуировался я из Сум вместе с мамой и сестренкой-школьницей. Брат служил в армии. Завод имени Фрунзе, на котором я работал технологом после окончания техникума, вместе с оборудованием и специалистами перебазировался в Челябинск. Первые два дня мы жили в палатках. Помню, как только выгрузились возле завода, нам сразу принесли хлеба и рыбы. А затем разместили по квартирам. Жили в бараках, по две семьи в комнате. Конечно, в тесноте, но все понимали, что в то тяжелое время большего для нас сделать было невозможно. Завод обеспечивал рабочих углем. Мы сажали и выращивали картофель. Для многих украинцев Урал стал родным, и они навсегда связали свою жизнь с этим суровым краем.

Прибывшим оборудованием оказалась забита вся территория, от переезда до завода вдоль железнодорожного полотна. Перетаскивали его вручную, на листах железа, с помощью канатов. Торопились, пока строители не заложили проемы в стенах и не начались большие морозы.

— Станок еще тащат в цех, — вспоминал главный диспетчер Я. М. Гуренко, — а на него дается план. Подчас над станком не было крыши, а его уже подключали. Вокруг росли сугробы, но люди не прекращали работу…

Особенно тяжело было женщинам. Многие из них подавали детали к станкам, протирали, перевозили. Тяжелые, с шероховатой поверхностью детали быстро рвали рукавицы, сшитые из лоскутов. Ладони кровоточили. Женщины бинтовали руки тряпками.

— Эту ноябрьскую ночь сорок первого года я буду помнить до конца своих дней, — рассказывал главный конструктор завода С. М. Тарасов. — Меня срочно вызвали к директору. Увидев меня еще в дверях, Сергей Алексеевич Полянцев попросил: «Надо что-то делать с участком мойки деталей, так дальше работать нельзя».

Я знал, что поступавшие с других заводов поковки и детали для предохранения от ржавчины осаливались, а у нас на участке мойки обезжиривались. Для этого использовались различные растворители: керосин, солярка, бензин, скипидар. Их всегда не хватало, из-за чего были большие простои.

Получив задание, немедленно отправился в цех. На участке мойки из-за отсутствия растворителя работницы занимались кто чем: одни что-то шили, чинили, другие смазывали ранки на руках, бинтовали пальцы друг другу. На руки некоторых работниц страшно было смотреть. Ладони и пальцы покрывали синевато-серые пятна. Во время протирки деталей заусеницы и крошки металлической стружки рвали кожу, а растворители разъедали раны.

Меня поразили не только руки работниц, но и их покорное молчание: ни жалоб, ни замечаний. Захотелось немедленно что-то сделать для них, как-то избавить от этих незаживающих ран. Мое тревожное состояние было вызвано еще и полученным днем письмом отца, в котором сообщалось, что где-то на подступах к Москве погиб мой брат.

С какой-то яростью я принялся счищать жир с горячих и холодных деталей разными способами. Шли минуты, часы, наступила вторая половина ночи, а просвета в поиске нет. В голове лишь наброски механизмов, которые еще нужно сделать и проверить. Во время короткого перерыва, вытирая руки обрывками бумаги, провел ими по поверхности теплой детали. Удивился, как чисто бумага сняла остатки жира. Но где взять столько бумаги?

В цех к автоматам носили опилки. Распорядился, чтобы высыпали немного на верстак, стал протирать горячую деталь. Результат обрадовал: жир снимался почти так же, как и бумагой. Детали, тщательно протертые опилками и обдутые сжатым воздухом, были чистыми. Для их промывки расход растворителя будет ничтожным, не потребуется окунать в него руки.

И как же я обрадовался, увидев, что работницы, наблюдая за мной, уже приняли новый способ очистки деталей от жира. Не дожидаясь указаний, кто в чем мог, несли к верстакам опилки и начинали протирать ими детали. Пришел мастер, повеселел. Пригласили начальника цеха И. С. Морашко. Он немедленно опробовал новый способ.

Позднее узнал: применение опилок позволило более чем вдвое ускорить работу, а с рук работниц исчезли кровоточащие раны. В цехе вместо едких паров — здоровый запах сосны, и простои из-за нехватки растворителя исчезли. Сократилось и число работниц на участке. И все-таки труд оставался тяжелым — особенно на протирке внутри головки снаряда и камеры. Часто заглядывал я на участок, видел, как работали Татьяна Никифорова, Вера Пугачева, Клавдия Бородина, Анна Федорова, Екатерина Федянина, Дарья Напольских. Они не щадили себя, хотели быть достойными воинов и, как признались много лет спустя, в тайне даже гордились, что израненные руки чем-то сближали их с бойцами на фронте…