Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия
Шрифт:
Когда я услыхал этот разговор, у меня потемнело в глазах, и я не знаю, как прожил до вечера, когда жена моя вернулась из хамама. Стол был накрыт, и мы сели ужинать, а после ужина начали пить вино по обыкновению. Я просил дать мне перед сном вина, и она подала мне кубок; но я повернулся и, делая вид, что пью его, вылил все себе за пазуху, и тотчас же лег.
– Спи, – проговорила она, – хотя бы ты заснул навеки! Клянусь Аллахом, я ненавижу тебя! Ты мне противен, и мне тошно в твоем присутствии.
Она встала и, надев лучшие свои наряды, надушилась, опоясалась мечом и, отворив дверь дворца, вышла. Я тотчас же встал и пошел вслед за нею из дворца и по улицам города до самой заставы, где она произнесла какие-то непонятные для меня слова, вследствие которых замки свалились, и ворота отворились, и она вышла. Я же вышел за ней следом, не замеченный ею. Она прошла между насыпями [39] к большому зданию, с кеббехом [40]
39
Большинство восточных городов местами или сплошь окружены кучами мусора, наваленными к самым городским стенам, и на эти груды сваливается падаль верблюдов, лошадей и ослов для того, чтобы мясо их съедалось собаками и разносилось хищными птицами. Город Каир был окружен такими грудами до такой степени, что, подъезжая со стороны Нила, его совсем не было видно, и груды эти не так давно были убраны.
40
Слово «кеббех» вообще означает купол, или здание с куполообразной крышей. Кеббехом называют также чуланчик и палатку.
Она поцеловала пол у ног раба, а он, подняв голову и увидев ее, сказал:
– Ах, ты несчастная! Зачем ты не приходила так долго? Все негры пили тут вино и ушли со своими любовницами, а я ради тебя отказался от вина.
– О владыка мой, – отвечала она, – возлюбленный души моей, разве ты не знаешь, что я замужем за своим двоюродным братом и что я ненавижу всех, кто имеет с ним сходство, и ненавижу себя за то, что бываю с ним? Если бы я не боялась разгневать тебя, то давно превратила бы город в развалины, чтобы совы и вороны кричали в нем, а камни от него перенесла бы за Кафскую гору [41]
41
Магометане называют «Кафом» ту цепь гор, которая, по их мнению, идет кругом нашей земли. Цепь кавказских гор носит то же наименование Кафа, и прежде думали, что эта цепь и составляет границу земли.
– Врешь, бесстыдная женщина, – отвечал раб, – я клянусь великодушием негров, а если я вру, то пусть мы будем не лучше белых, что если ты будешь медлить далее, то я не хочу более знать тебя и не хочу видеть тебя, бесхарактерная женщина! Ты тревожишь меня только ради своего собственного удовольствия, сквернейшая и подлейшая из белых женщин!
– Когда я услыхал этот разговор, – продолжал царь, – и увидел, что происходило между ними, у меня потемнело в глазах, и я не помнил, где я нахожусь. Жена же моя продолжала стоять и плакать перед ним и унижалась, говоря:
– О ты, мой возлюбленный, сокровище моего сердца, ведь тебя одного я люблю на свете, и если оттолкнешь меня, то что же со мною будет? Возлюбленный мой! Свет моих очей!
Она продолжала плакать и унижаться перед ним, пока, наконец, он не стал к ней ласковее, тогда она обрадовалась, встала и, раздевшись, сказала:
– Скажи мне, нет ли у тебя тут чего-нибудь поесть?
– Открой там блюдо, – отвечал он, – и ты найдешь вареные косточки крыс [42] . Можешь поглодать их, а вот в том глиняном горшке есть бузах [43] Можешь выпить его.
42
Хотя крыса считается незаконной пищей для мусульманина, но, тем не менее, в Нижнем Египте их едят крестьяне.
43
Бузахом называется любимый напиток лодочников и простого народа в Египте, и в особенности нубийцев и негров, как был, по словам Геродота, любимым напитком древних египтян. Это – охмеляющий напиток вроде нашего пива, приготовленный из ячменной муки и воды. В Фивах были найдены большие бочонки с этим пивом.
Она встала, поела, попила и вымыла руки, после чего легла подле раба на связку сахарного тростника и закрылась его лохмотьями и рваной одеждой.
Увидав это, я совсем обезумел и, спустившись с крыши, вошел в дверь и взял меч своей двоюродной сестры с намерением убить их обоих. Раба я ударил сзади и думал, что убил его, но я только прорезал горло и тело; и в ту самую минуту, как я ударил его, он громко захрапел, вследствие чего жена моя вскочила, и лишь только я ушел, она вложила меч в ножны и вернулась
в город и во дворец, и легла ко мне на постель, где и пролежала до утра.На следующий день я увидал, что она обрезала себе волосы и оделась в траур.
– Брат мой! – сказала она мне, – не порицай меня за то, что я делаю, так как я получила известие, что мать моя умерла, и что отец убит на священной войне, и что один брат умер от ядовитого укуса, а другой раздавлен разрушившимся домом. Не естественно ли, что я плачу и горюю.
Услышав это, я не стал возражать ей и только сказал:
– Поступай, как знаешь, я возражать не стану.
Вследствие этого она продолжала плакать, печалиться и горевать в продолжение целого года и затем сказала мне:
– Мне очень бы хотелось выстроить у тебя во дворце кеббех для того, чтоб я могла одна уходить туда и предаваться своему горю. Я назову его домом стенаний [44] .
– Делай, что хочешь, – отвечал я.
Она выстроила себе дом для уединения, с кеббехом посреди, вроде могилы святого [45] , после чего она перенесла туда раба и поселила его там. Он был совершенно больной и не мог оказывать ей никаких услуг, хотя пил вино; и с того дня, как я ранил его, он не мог более говорить, но все-таки жил, потому что судьба не определила еще ему конца. Жена моя посещала его ежедневно и рано, и поздно, и плакала, и горевала над ним, и носила ему вина и мяса. Так она прожила и второй год, и я все терпеливо переносил, пока однажды не вошел нечаянно к ней в комнаты и не застал ее в слезах. Она сидела, закрыв лицо руками, и говорила следующие стихи:
44
На кладбищах устраивались «дома стенаний» для того, чтобы во время двух годовых праздников женщины могли там находиться.
45
Такие могилы были четырехугольным зданием, прикрытым куполом.
Лишь только она кончила свои жалобы, то я, выхватив меч, сказал ей:
– Так говорят только коварные женщины, нарушающие обет верности и законного сожительства.
Я хотел ударить ее мечом и занес уже руку, когда она вскочила – очевидно, что она знала, что раба ранил я, – и, стоя предо мимо, произнесла какие-то непонятные для меня слова и сказала:
– Обрати его, Господи, посредством моих чар наполовину в камень, а половину оставь человеком!
Вслед за тем я лишился, как ты видишь, возможности шевелиться и сделался ни мертвым, ни живым. Покончив таким образом со мной, она околдовала город, и рынки, и поля. Жители нашего города разделялись на четыре класса: на мусульман, христиан, евреев и магов, и она обратила их в рыб: белые рыбы – это мусульмане, красные – маги, голубые – христиане и желтые – евреи [46] . Четыре острова она обратила в четыре горы и окружила ими озеро; и с этого времени она ежедневно терзает меня, давая мне сто ударов ременной плетью, пока из ран моих не потечет кровь; после чего она надевает на меня власяницу, а сверху – мою одежду.
46
Эта фраза заслуживает особенного внимания, так как она дает возможность определить приблизительно время, когда были сочинены или собраны настоящие сказки. Надо думать, что они были написаны в четырнадцатом столетии, когда христиане и евреи впервые были принуждены носить тюрбаны различных цветов в отличие друг от друга, в силу приказа, изданного египетским султаном, Магомедом Ибн-Колуном. Белые тюрбаны сделались принадлежностью исключительно мусульман.
Сказав это, молодой человек заплакал и прочел следующие стихи:
Даруй, Аллах, мне силу и терпеньеУдел, тобой ниспосланный, нести,Я все стерплю при помощи Твоей.Мрачна судьба моя и безысходнаС тех пор, как я несчастья гнет тяжелыйВлачу из года в год, изнемогая,Но честный род блаженного ПророкаЗаступится за бедного страдальца.Царь посмотрел на молодого человека и сказал ему:
– О юноша, как мне жаль тебя. А где же эта женщина?