Тысяча Имен

В висках у него стучало в такт пульсирующей боли в предплечье. Интересно, как он будет объяснять все это Янусу? «Если он вообще станет требовать объяснений», — подумал капитан.

— А сказал он, куда мы двинемся дальше? — спросила Джен.

— Разумеется, нет, — ответил Маркус, одной рукой стаскивая с себя мундир и швыряя его в угол. — Только улыбается, словно думает, что тайны приводят меня в восторг. Клянусь Карисом Спасителем, этот человек ошибся в выборе призвания! Ему нужно было стать цирковым фокусником.

С этими словами Маркус схватил бурдюк с вином — приторным пойлом, которым щедро снабдили ворданаев жители Нанисеха, — и сделал очередной большой глоток.

Джен, сидевшая на его койке, сочувственно кивнула. Строго говоря, Маркус не приглашал ее зайти в только что поставленную палатку, но Джен дожидалась его снаружи, а он был так взбешен нежеланием Януса делиться своими планами, что сам не заметил, как излил ей душу. Теперь, стоя с бурдюком в руке, он смотрел в глаза женщины, блестевшие любопытством за толстыми стеклами очков, и пытался понять, не наговорил ли лишнего: «Как ни крути, она все–таки служит Конкордату, а Янус, как бы там ни было, мой командир». Предавать чье–то доверие было глубоко противно природе Маркуса. Он не упомянул Тысячу Имен, даже не намекнул, что Янус затеял этот поход не только для того, чтобы покончить с Дланью Господней, — однако теперь поневоле гадал, сколь много Джен могла извлечь из его гневной речи.

— Полковник не доверяет мне. Впрочем, это и неудивительно. Думаю, он на самом деле не доверяет никому. — Маркус криво усмехнулся. — Я не хотел вас обидеть.

— Я и не обиделась. Его светлость герцог, безусловно, не доверяет полковнику. — Джен протянула руку, и Маркус без единого слова отдал ей бурдюк. — Именно потому, собственно, меня и прислали сюда. Правда, что мне делать сейчас, я просто не представляю.

— Разве вам в министерстве не дали секретных инструкций? — поддразнил Маркус.

— Мне не дали вообще никаких инструкций. Мне было сказано лишь наблюдать и докладывать. — Джен покачала головой. — Думаю, даже Орланко не ожидал, что полковник так быстро свергнет искупителей.

— Ничего другого не оставалось. Если бы мы затеяли осаду, да еще во враждебном окружении, мы не продержались бы и месяца. Янус был прав. Единственным путем к победе был удар напролом.

— В лагере говорят, что он гений, — заметила Джен. — Второй Фарус Завоеватель. Это так?

Маркус неловко повел плечами:

— Фарус Завоеватель — это, пожалуй, уже чересчур, но он, безусловно, знает свое дело.

— Значит, вы согласны с его решением двинуться в Десол?

— Я этого не сказал. — Маркус подумал об Адрехте. — Соглашаться или возражать — не мое дело. Полковник отдает приказы, а я в меру своих сил их исполняю.

— Верный долгу солдат.

— Не забудьте упомянуть об этом в своем докладе. — Маркус нагнулся, чтобы расшнуровать сапоги, и поморщился от резкой боли в предплечье. — Святые угодники! Наверное, все же стоит показаться мяснику.

— Могу глянуть, если вы не против.

Маркус замялся, но все же решил, что, с другой стороны, это лучше, чем поход в лазаретную палатку. Он снял сапоги, вытащил рубашку из брюк и оглянулся на Джен, внезапно смутившись. Должно быть, смущение отразилось на его лице, потому что она рассмеялась и махнула рукой.

— Продолжайте, капитан. Не сомневайтесь, я буду благоразумна.

Маркус торопливо, стараясь скрыть полыхающее лицо, стянул через голову рубашку и нижнюю рубаху, потом принялся осторожно сдирать приставший к коже окровавленный рукав, морщась всякий раз, когда выдергивал прилипший к ткани волосок. Наконец он управился с этим делом и неуклюже пошевелил рукой, наблюдая за тем, как сквозь трещинки в запекшейся сукровице сочится свежая кровь. Джен подалась ближе.

— Неприглядное зрелище, — огорченно заметила она. — У вас есть чистое полотно?

— Вон там, у тазика.

Джен намочила в тепловатой воде кусок полотна и присела на койку рядом с Маркусом. Размеренными движениями она протирала и очищала рану, а Маркус стоически сносил эту процедуру, стараясь не морщиться, когда отрывались струпья. Когда Джен закончила свою работу, кусок полотна был измазан кровью.

— Всего лишь небольшой порез, — заключила она, промакивая тканью капельки свежей крови. — У вас останется шрам.

— Мне не привыкать.

— Вижу. — Джен окинула взглядом его торс, испещренный следами прошлых злоключений. Снова смутившись, Маркус отодвинулся от нее и кивком указал на чемодан.

— Там должны быть свежие бинты, — сказал он.

Джен поднялась, направилась к чемодану и вернулась с бинтами. На сей раз она уселась вплотную к Маркусу, так что их колени почти соприкасались. Умело наложив повязку, Джен затянула узел, подергала его для верности и отпустила руку Маркуса. Рука соскользнула вниз, по пути мимоходом задев бедро Джен, и Маркус почувствовал зуд в кончиках пальцев.

— Вам повезло, — заметила Джен. — Вы ведь могли сломать шею.

— Знаю, — вздохнул Маркус. — Фиц уже прочел мне нотацию. Что поделать, не мог же я все бросить и…

Наступила долгая тишина — насколько вообще может быть тихо в армейском лагере. Снаружи привычно доносился невнятный говор солдат, которые ставили палатки, готовили ужин и занимались сотнями других повседневных дел, составляющих жизнь солдата. Постепенно, однако, все эти звуки стихли, и Маркус отчетливо различил дыхание Джен. Внезапно он осознал, что не сводит глаз с ее груди, мерно вздымавшейся под отворотами жакета. Спохватившись, Маркус торопливо отвел взгляд, опять покраснел — и обнаружил, что Джен в упор смотрит на него. Он судорожно сглотнул, поколебался и открыл рот, хотя не имел ни малейшего представления, что говорить.

— Да, — сказала Джен.

Маркус моргнул:

— Что?

— Я знаю, что вы собираетесь сказать. Или, во всяком случае, что вы хотите сказать. Мой ответ — да.

— Да? Я не это… то есть я не знаю, что вы имеете в виду. Я не хотел…

— Вы чрезвычайно любезны, — произнесла Джен, — но, если не перестанете лопотать, я вас укушу.

Вместо этого Маркус поцеловал ее. Поцелуй вышел так себе. Маркус давно не упражнялся в этом занятии, и уголок очков Джен впился ему в скулу с такой силой, что оставил отметину. Тем не менее, когда он отстранился, Джен улыбалась и лицо у нее раскраснелось ничуть не меньше, чем у него. Одной рукой она сняла очки, сложила их со щелчком и аккуратно поместила у изголовья кровати.

— Простите мою развязность, — пробормотал Маркус. — Вы не должны… понимаете, я…

— Замолчи, — сказала Джен. — Пожалуйста, замолчи.

Он повиновался. Вскоре она задула лампу, и вокруг воцарился теплый сухой полумрак.

Маркус давно не был с женщиной, и еще дольше — с женщиной, которой не нужно было платить за услуги. Адрехту, может, и удавалось пробуждать пылкие чувства местных дам, но Маркус подобной сноровкой не обладал, а потому его личная жизнь ограничивалась парой более–менее чистых заведений в Нижнем городе. По сравнению с опытными ласками тамошних искусниц Джен была неловкой и робкой, но Маркус обнаружил, что его это ничуточки не волнует.