Тысяча осеней Якоба де Зута

При закрытых глазах эта картина становится еще более ясной и отчетливой.

«Пусть такого не будет», — молится Якоб, но его молитва остается без ответа.

Внизу открывается дверь. Медленные шаги поднимаются по лестнице.

Удивительный факт — Маринус сам идет к нему — добавляет неприятных ощущений к его и без того безутешному горю. «А если у нее отберут разрешение учиться на Дэдзиме?» Трость стучит по двери.

— Домбуржец!

— Сегодня у меня побывало слишком много незваных гостей, доктор.

— Открой дверь сейчас же, деревенский простофиля.

Якоб понимает, что открыть дверь — наименьшее зло.

— Пришли позлорадствовать, да?

Маринус обводит взглядом комнату клерка, подходит к окну, разглядывает Длинную улицу и сад внизу через стеклянно-бумажное окно. Он распускает и вновь собирает в пучок поблескивающие седые волосы.

— Что взяли?

— Ничего… — он вспоминает о словах Ворстенбоса. — Ничего ценного.

— В случае взлома… — Маринус откашливается, — я предписываю курс бильярда.

— Чего мне сегодня меньше всего хочется, доктор, — восклицает Якоб, — так это играть в бильярд.

Шар Якоба катится по столу, отскакивает от обитого мягким сукном борта и останавливается в двух дюймах от него, на ширину ладони ближе, чем шар Маринуса.

— Ваш первый удар, доктор. До скольких мы будем играть?

— Хеммей и я обычно играли до пятисот одного.

Илатту выжимает лимоны в матовые стаканы. Воздух пропитывается их ароматом.

Легкий ветерок продувает бильярдную в Садовом доме.

Маринус сосредотачивается на первом ударе…

«С чего такая внезапная и подчеркнутая доброжелательность?» — не перестает удивляться Якоб.

…но удар доктора неточен, и вместо битка Якоба он попадает по прицельному шару.

Якоб с легкостью отправляет в лузу и его шар, и прицельный.

— Мне вести счет?

— Вы же бухгалтер. Илатту, ты свободен до конца дня.

Илатту благодарит Маринуса и уходит, а клерк отправляет в лузы шар за шаром, быстро доведя счет до пятидесяти. Приглушенные удары бильярдных шаров успокаивают его натянутые нервы. «Известие об ограблении, — наполовину убедил он себя, — потрясло меня до глубины души, лишило здравого смысла: рисунок иностранцем госпожи Аибагавы не является наказуемым деянием, даже здесь. Она же позировала мне тайком». Доведя свой счет до шестидесяти, Якоб позволяет себе промахнуться, уступая место у стола Маринусу. «И страница рисунков, — размышляет клерк, — не является «убедительным доказательством» моей влюбленности в эту женщину».

Доктор, как, к своему удивлению, выясняет Якоб, в бильярде дилетант.

«И не «влюбленности», — поправляет он себя, — более точное определение моего состояния…»

— Время, должно быть, течет здесь очень долго, доктор, после того, как корабль уходит в Батавию?

— Для большинства — да. Люди ищут утешения в гроге, в трубке, в интригах, в ненависти к нашим хозяевам и в сексе. А по мне… — он не попадает по «легкому» шару, — …я предпочитаю компанию ботаники, моих исследований, преподавания и, конечно же, клавесина.

Якоб мелит кий.

— Как сонаты Скарлатти?

Маринус садится на обшитую материей лавку.

— Ждете благодарностей, да?

— Как можно, доктор. Мне сказали, что вы — член местной академии наук.

— Ширандо? Правительство не покровительствует ей. В Эдо правят «патриоты», не доверяющие ничему иностранному, так что официально мы — просто частное учебное заведение. Неофициально мы — биржа для рангакуша — исследователей европейских наук и искусств, где происходит обмен идеями. Оцуки Монзуро, директор, пользуется определенным влиянием в магистратуре, и этого хватает, чтобы мне каждый месяц приходили приглашения.

— А доктор Аибагава… — Якоб дальним ударом кладет в лузу прицельный шар, — …тоже член Академии?

Маринус внимательно разглядывает молодого оппонента.

— Спрашиваю просто из любопытства, доктор.

— Доктор Аибагава еще и блестящий астроном, он появляется в академии, когда позволяет здоровье. Он является фактически первым японцем, увидевшим новую планету Гершеля в телескоп, привезенный сюда за бешеные деньги. Мы с ним, если на то пошло, обсуждаем больше оптику, чем медицину.

Якоб возвращает прицельный шар к болкерной линии, думая о том, как не допустить перемены предмета разговора.

— После того, как умерли его жена и сыновья, — продолжает доктор, — Аибагава женился на молодой женщине, вдове, и хотел, чтобы ее сын стал специалистом по голландской медицине и продолжил практику Аибагавы. Но он не оправдал возлагавшихся на него надежд.

— А госпоже Аибагаве, — де Зут готовится к сложному удару, — тоже разрешается приходить в Ширандо?

— Есть законы, которые составлены против нас: ваши ухаживания результата не дадут.

— Законы. — После удара Якоба шар трепыхается в сетке лузы. — Законы, запрещающие дочери врача выходить замуж за иностранца?

— Не конституционные законы. Я говорю о настоящих законах: законах non si fa [48] .

— Значит… госпожа Аибагава не посещает Ширандо?

— На самом деле, она внесена в реестр академии. Но я все время пытаюсь объяснить вам… — Маринус загоняет в лузу прицельный шар, но его биток не откатывается достаточно далеко назад. — Такие женщины, как она, не становятся дэдзимскими женами. Даже если бы она и решилась разделить вашу нежность, какими будут ее шансы на замужество после того, как ее облапает рыжеволосый дьявол? Если вы влюбились в нее понастоящему, выражайте свою привязанность, избегая ее.

48

Которые не переступить (um.).

«Он прав», — думает Якоб и спрашивает:

— Могу ли я сопроводить вас в Ширандо?

— Естественно, нет, — Маринус пытается загнать одним ударом биток и шар Якоба, но терпит неудачу.

«Есть границы и у этого неожиданного примирения», — понимает Якоб.

— Вы не ученый, — объясняет доктор. — И я вам не сводник.

— Разве ж это честно: ругать одних за то, что они бабники, курильщики и пьяницы, — Якоб загоняет в лузу биток Маринуса, — и в то же время отказывать в помощи тому, кто пытается самосовершенствоваться?

— Я не состою в Обществе улучшения общественных нравов. Наслаждаюсь теми привилегиями, которые заслужил.

Купило или Филандер музицирует на виоле да гамба.

Козы и пес затеяли битву блеяния и лая.

— Вы упомянули, что вы и господин Хеммей, — Якоб промахивается, — играли на выигрыш.

— Никогда не предлагайте азартную игру, — доктор переходит на шутливый шепот, — в день отдыха.

— Если я первым наберу пятьсот одно очко, вы возьмете меня в Ширандо.