Тюремный романс
Шрифт:
– Вот ты мне скажи, на хрена полировать туфли со вчерашней пылью?
– А что, они грязными должны стоять?!
Яша взорвался.
– Ты не оскорбляй мой разум, мать твою, тещу мою!.. За десять лет совместной жизни я ни разу не видел, чтобы ты обувь загодя в порядок приводила!! А тут нате, хрен в томате! Вытерла чистые вчерашние туфли!.. Грязь ты смывала с чоботов своих!! Где была?! Не гневи меня, дура!!!
Пришлось давать показания. Марина выходила в восемь вечера, чтобы купить пива и выпить в ближайшем кафе коктейль «Скандинавский».
– Идиотка!..
– Конечно, идиотка!! – взвилась
– С кем разговаривала?!
– Да ни с кем!..
– Хорошо. – Яша выпрямился. – Слушай меня внимательно, кронпринцесса шведская. Если ты с кем-нибудь встречалась, нам нужно уйти. Но если ты продолжаешь утверждать, что тебя никто не видел, хотя я почему-то уверен в обратном, мы остаемся. Но если в ближайшие часы в этот адрес постучат «двое в штатском – двое в форме», то первой, кого я выброшу из окна, будешь ты. Ничего, что этаж одиннадцатый, с тобой все равно ничего не случится. У тебя сотрясаться нечему, так что ноготь сломаешь, да и всех дел. А в следующий раз мы встретимся в году эдак две тысячи двадцать третьем. Устраивает?
– Чтоб ты сдох со своими делами каторжанскими!! – взревела истеричным голосом Маришка и пошла в коридор надевать туфли. – Жизнь, как у Дуси Ковальчук!! Направо пойдешь – погибель, налево пойдешь – хана!
Продышавшись сквозь ноздри, Яша с ужасом подумал о том, что сделал бы сейчас, окажись во хмелю. В этой жизни, чтобы добиться правды, приходится разводить на показания даже собственную жену!
– С кем базарила в кафешке?!!
– Я к Вике Кусковой ездила!! Что мне, дома сидеть?!!
– Вот куропатка… – только и смог выдавить Шебанин. – Ты что, специально, что ли?.. Его менты пасут, я от них же бегаю, как целка на «субботнике», а она к его сеструхе в гости заглядывает…
Дождавшись, пока жена обуется, Яша щелкнул разболтанным замком и отворил дверь.
И на него из темноты обрушился страх…
Глава 17
Пащенко едва не выронил ручку, когда в его кабинет ураганом ворвался Быков.
– Вадим Андреевич, искра пошла!!
Выслушав его, зампрокурора тут же выдернул из ящика стола ежедневник и стал листать его со скоростью, с какой бывалые работники сберкасс вручную пересчитывают деньги.
– Земцов? Саша, ко мне пришел мой следователь по делу Рожина. Ему только что звонила сестра Кускова Виктория. У нее в гостях побывала жена Локомотива, которая, взяв клятвенное обещание молчать, рассказала, что Шебанин и она никуда не уезжали, а живут на съемной квартире неподалеку от вокзала.
– И что, адрес есть? – не веря информации, растерянно уточнил Земцов.
– Адреса нет, но, когда они вышли покурить на балкон, Шебанина сказала Кусковой, что курить ей теперь приходится прямо на кухне. Мол, с детства боится высоты и смотреть на землю с одиннадцатого этажа ей тошно. Если я не ошибаюсь, около вокзала у нас только одна высотка – двенадцатиэтажный одноподъездный дом, как раз напротив транспортной прокуратуры.
– Я понял, Вадим Андреевич, – решительно покачал головой Земцов. – Я понял.
И положил трубку.
– Черт! – вырвалось у него, когда он посмотрел на часы. – Где я сейчас людей найду?!
Снова
сорвав трубку, он секунду сидел неподвижно, а потом, услышав знакомый голос, встрепенулся:– Сурнин? Ты здесь?! Уже неплохо… Кто еще в отделе?
Старший опер ответил, что из всех только он и два стажера из школы милиции, которые еще не дошли до того рубежа службы, когда идти домой гораздо интереснее, чем обезоруживать бандитов.
– Ладно, пусть так… – Земцов растер лицо. – Улица Толбухина, дом двенадцать. Сидеть у подъезда и «встречать» всех, кто будет входить в дом. «Встречать», но не «принимать». Локомотива в лицо ты знаешь. Если он будет входить, а не выходить, к нему не приближаться. Если же будет адрес покидать… Черт, все равно не суйтесь! Я сейчас буду СОБР вызывать. Все, бери машину и выезжай!..
И тут же позвонил в «дежурку» спецотдела быстрого реагирования и приказал подтягиваться к адресу.
Сурнин с двумя юными милиционерами прибыл к дому, когда улицей полностью завладела ночь. И понял, что все гораздо сложнее, нежели представлял ему Земцов. Фонарь у подъезда светил так тускло, что, стоя прямо под ним, нельзя было пересчитать мелочь.
Отдав команду зайти в дом, старший оперуполномоченный поступил верно. Опытный сыщик знает, когда тьма, вопреки здравой логике, не помогает, а предает. Если во двор неожиданно заедет машина Шебанина, то, входя в поворот, она осветит весь двор и трое сыщиков окажутся пред взором Локомотива, как в музее. А что делать троим молодым людям ночью в непроглядной тьме?
И Сурнин повел стажеров в подъезд.
Когда хлопнула входная дверь, они вжались в стену и долго ждали, пока к площадке первого этажа подъедет лифт.
– Наверх, быстро! – скомандовал Сурнин и побежал первым.
Лифт ехал медленно, словно издеваясь над пассажиром и помогая преследователям. Они выбегали на площадку каждого этажа быстрее, чем к ней подъезжала кабина.
– Дальше!.. – шепотом командовал старший опер и продолжал восхождение. На каждом этаже он чуть замедлял бег, не отрываясь смотрел на полоску света в щели дверей и снова командовал: – Дальше!..
Вбежав на предпоследний, одиннадцатый, он вдруг услышал, как треснули, натянувшись, тросы и наступила тишина.
– Мы в косу бухие!.. – яростным шепотом объявил он мизансцену и, уронив подбородок на грудь, уперся рукой в стену.
Двери с грохотом раздвинулись, и на площадку шагнул огромных размеров мужик. Шагнул и, увидев незнакомцев, мгновенно остановился.
– Кто такие? – В его голосе не было ни капли страха.
Сурнин поднял голову и буркнул:
– К Верке. – Вжигая взгляд в лицо человека, он мгновенно понял, кто перед ним. – А ты кто?
– Конь в пальто, – так же спокойно ответил мужик и дал две минуты на сборы.
Сурнин размашистым жестом отдал воинское приветствие и, зацепив за рукав одного из стажеров, повел вниз. Створки лифта захлопнулись. На секунду, пока не открылась дверь квартиры, наступила темнота.
– Это тот, кто нам нужен, – прошептал, сдерживая рвущий вены адреналин, старший опер УБОП.
– А почему мы его не задержали? – почти хором удивились стажеры.
Сурнин, насколько позволяла темнота восьмого этажа, огорченным взглядом окинул их скромные силуэты.