Тюрьма особого назначения

— Захаров тяжело вздохнул. — Да, развалили армию... Офицеры по полгода зарплату не получают. Да и что это за зарплата? Жалкие гроши! Так что о каком порядке и дисциплине можно говорить?!..

Я слушал подполковника молча, давая уставшему от тяжелой службы командиру возможность выговориться. Ведь я знал, что Захаров пришел именно за этим. Человеку просто необходимо время от времени делиться с кем-то наболевшим, и чем напряженней его жизнь — тем чаще возникает такое желание.

Минут через десять, сполна высказавшись и про свою «сумасшедшую службу», и про «долдонов-политиков, продавших страну американцам», Захаров попрощался и, напомнив мне о вероятном завтрашнем посещении следователя из прокуратуры, ушел домой, к семье и детям. А я снова достал конверт и перечитал письмо настоятеля.

Разумеется, я предполагал, что, кроме Анжелики и меня, существуют и другие люди, владеющие информацией о кладе в старом монастыре. Но если я не имел ни малейшего представления о них, следуя лишь логике, то питерская журналистка, сама о том не догадываясь, знала человека, у которого в настоящее время находился оригинал письма отца Амвросия, похищенный из немецкого архива.

Анжелика знала, кто повинен в смерти историка Глеба Герасина, но даже не могла себе представить, что в деле с пропавшими сокровищами замешан ее бывший покровитель Кирилл Валерьевич Марков, криминальный авторитет по кличке Дипломат. Но — все по порядку...

Глава 35

Питерский профессор Рогов, к которому обратился Глеб Герасим с просьбой расшифровать старославянскую тайнопись, на самом деле оказался не таким уж равнодушным к деньгам чудаком, каким его считал погибший историк. Да, он не подумал о том, чтобы оставить себе копию перевода. Но старик тем не менее знал главное — клад существует и находится на территории Спасского монастыря, в котором сейчас находится тюрьма. Впрочем, профессору тогда и в голову не приходило, что ему когда-либо понадобится вспоминать точное местонахождение спрятанных в тайник церковных реликвий.

Так продолжалось лишь до того злосчастного дня, когда пенсионер Рогов пришел в «Кентавр-банк» за положенными ему по долгосрочному сберегательному вкладу ежемесячными процентами и с ужасом обнаружил на закрытых дверях банка, возле которых уже толпилось несколько сот разоренных вкладчиков, объявление, где сообщалось об отзыве Центральным банком России лицензии у «Кентавр-банка» и заведении прокуратурой уголовного дела по факту мошенничества его президента, некоего Николая Березина.

Схватившись за сердце и проглотив таблетку нитроглицерина, профессор внедрился в толпу собравшихся, надеясь хоть как-то прояснить ситуацию с банком и с его, возможно, бесследно и бесповоротно исчезнувшим валютным депозитом, составлявшим сбережения всей трудовой жизни.

Из сбивчивых рассказов доведенных до отчаяния вкладчиков, большинство которых составляли благообразного вида старички и старушки, доверившиеся назойливой телевизионной рекламе и решившие с помощью банка заработать себе хоть какую-то прибавку к скудной копеечной пенсии, профессор понял следующее: во-первых, банк закрыт уже целую неделю и о постигшем его крахе успели сообщить все питерские газеты и единственным, кто остался в неведении, являлся вкладчик по фамилии Рогов. Во-вторых, по мнению бритого наголо бандитского вида парня с толстой золотой цепочкой на бычьей шее, шныряющего среди вкладчиков и нагнетающего психоз, владельцем «кинувшего» их банка была так называемая чеченская мафия, а президент Березин являлся всего лишь подставным лицом, выполнившим свою преступную миссию и уже пущенным его «хозяевами» «в расход».

Интерпол разыскал Березина в Италии, в одной из лучших гостиниц Рима, где он чинно восседал в мягком кресле с пулей в виске и пистолетом в руке. К остывшему уже телу прилагалась написанная рукой самого президента записка. В той записке горе-банкир якобы ссылался на непредвиденные трагические обстоятельства и недобросовестных партнеров, из-за которых банк потерял все свои деньги.

У него поэтому, дескать, нет иного выхода, как только уйти из жизни, поскольку, мол, он, честнейший человек, не в силах смотреть в глаза невольно обманутых им стариков и старушек. Деньги же банка бесследно исчезли, в чем смогли убедиться опечатавшие офис сотрудники налоговой полиции.

Расстроенный, находящийся на грани нервного срыва профессор хотел было уже направиться домой, как неожиданно до его слуха донесся обрывок разговора двух пожилых женщин. Рогов замедлил шаг и прислушался...

— ...Вчера в новостях показывали, говорю же тебе! рассказывала одна другой. — Журналистка, такая молоденькая, встала и спросила его прямо в лоб, почему, мол, вы, главный финансист питерской мэрии, умудрились забрать свой вклад из «Кентавр-банка» за два дня до того, как его опечатали и возбудили уголовное дело?

— Да ну?! — качала головой собеседница. — Смелая девка! А этот подонок чего ответил?

— А Марков ехидно улыбнулся и говорит: «Все получилось случайно, хотел, мол, купить машину, вот и забрал вклад, потеряв при этом положенные по договору проценты. Да только друзья отговорили покупать „Жигули“, сказав, что лучше подождать, поднакопить еще деньжат на иномарку».

— Врет, гад, и даже не краснеет! — безапелляционно констатировала толстуха с сумками. — Все они там, сволочи, с мафией повязаны! Дерьмократы хреновы! Хуже коммунистов!

— Тише, Анна, кругом люди, — испуганно перебила вторая женщина не в меру распалившуюся подругу. — Сейчас хоть и не тридцать седьмой год, но трепать языком лучше не стоит. — И покосилась на подобравшегося к ним почти вплотную профессора Рогова, усердно делающего вид, что он не подслушивает, а изучает листовку, распространяемую инициативной группой среди обманутых вкладчиков.

Взяв говорливую собеседницу под руку, женщина поспешила увести ее к длинному ряду коммерческих киосков возле метро.

Но дело, как говорится, уже было сделано: бедолага-профессор уловил из чужого разговора самое главное — Кирилл Марков, с отцом которого Рогов еще в конце сороковых учился на одном университетском потоке, каким-то образом связан с прогоревшим «Кентавр-банком», а значит, еще есть шанс!

Опытный и повидавший всякое за свою долгую жизнь профессор не верил в случайность «спасенных» Кириллом денег.

Профессор не видел Кирилла со дня похорон его отца, Валерия Дмитриевича, когда младший Марков еще работал в МИДе, кажется, секретарем посольства в какой-то арабской стране. С тех пор прошло лет десять. За это время бывший дипломат основательно продвинулся во власти и даже стал управлять чуть ли не всеми финансами Санкт-Петербургской мэрии. Неоднократно Рогов видел его, солидного, неприступного, в выпусках теленовостей, иногда фамилия Кирилла мелькала в прессе...

Как он отнесется к просьбе старого друга своего покойного отца помочь забрать из лопнувшего банка его жалкие две тысячи «зеленых», в которые превратились сбережения всей профессорской жизни?

И обманутый ученый-лингвист решил, не откладывая, навестить сына своего покойного друга, направившись прямиком в городскую мэрию. Найти Кирилла Маркова при помощи телефона Рогов счел таким же бесполезным и пагубным для расшатанных нервов занятием, как толпиться вместе с остальными вкладчиками у закрытых дверей банка, теша себя сказками о том, что некий добрый дядя в лице милиции или финансового инспектора как по мановению волшебной палочки вернет им безвозвратно сгинувшие сбережения. Нужно пробиться к кабинету Кирилла и не уходить от дверей до тех пор, пока не состоится нужный разговор. Рогов поднялся по широкой мраморной лестнице в вестибюль, спросил у какой-то длинноногой девицы в мини-юбке, болтающей по телефону, где найти кабинет господина Маркова, и, получив исчерпывающие сведения и отыскав нужную дверь, решительно распахнул ее.