Тюрьма, зачем сгубила ты меня?
Шрифт:
– Потреблял?
– Ну, было… А ты не шутишь?
– Разве с таким делом шутят? По конфетке – и никакого страха.
– А вставит?
– Чуть-чуть.
Вадим понимал, о чем шел разговор. В хитрых конфетках заключен был легкий дурман. Наркотиками он не баловался, но иногда можно, тем более в тюрьме, где радуешься любой возможности хоть начуток оторваться от отупляющей действительности.
– Только тихо, без трепа, – сказал Юрец.
И раздал всем по конфетке. Обычные «раковые шейки» с необычной начинкой.
Вадиму досталась конфета с надорванной оберткой. Ничего подозрительного он
Привидений Вадим не очень боялся, но страшно было умереть. Он знал, что тюрьма – это самая чудовищная часть заговора против него. Он интуитивно догадывался, что должен повторить судьбу Егора Пермякова: заключение, изнасилование и смерть… Если, Пермяков, конечно, умер. Может, жив, падла, графа Монте-Кристо из себя изображает…
А может, все-таки умер? Кто его знает, вдруг это его призрак бродит по тюрьме… Что, если он и убивает?.. Сначала Гоше отомстил, теперь его друг на очереди… От этих мыслей Вадим почувствовал мандраж, руки сами развернули обертку.
Конфетка обладала горьковатым вкусом, зато после нее суеверные страхи отступили, в голове просветлело, легкая эйфория окрылила душу. Не было наркотического опьянения, не наступило забытье, но все равно приятно…
Уже к отбою Вадим вернулся в обычное состояние, но разболелась голова. Это не помешало ему заметить, как после вечерней проверки, подталкивая Ревуна к дверному проему, надзиратель сунул ему в руку записку. Обычное дело, арестантская почта.
Но после отбоя Вадима подняли. Точно так же, как в первую ночь своего пребывания в камере, он предстал перед воровским судом. Голова раскалывалась невыносимо, давление упало, сердце, казалось, вот-вот остановится от нехватки кислорода.
– Убивать тебя будем, – остро посмотрел на него Ревун.
– За что? – с трудом, немеющим языком спросил Коваль.
– Малява пришла. Петух ты. На воле тебя в гей-клубе видели.
– В Рубеже нет гей-клубов…
Вадим не оправдывался, он всего лишь констатировал факт. Чувство безразличия охватило его сознание, спеленало по рукам.
– Значит, в Москве видели, – злобно оскалился Вензель.
– Вранье, – обливаясь потом, в полном бессилии сказал Вадим.
– А это мы сейчас проверим, вранье это или нет. – Угрожающе поднялся со своего места Вензель. – Держите его!
Со шконок резво вскочили Бамбук, Ашот и Родион. Совсем недавно они были Вадиму друзьями или близко к тому, а сейчас они готовы были разорвать его на части. И двигало ими не только подобострастие перед блатными, но и злость. Ведь по тюремным понятием они теперь сами становились изгоями, потому что ели с обвиняемым за одним столом.
Вадим догадывался, что с ним собираются делать, но страха не было. Он уже точно знал, что жить ему осталось несколько мгновений…
Снова больница, снова знакомая палата, где Андрей оказался после реанимации, только соседей нет, все койки пустые. Из общей палата превратилась в отдельную.
Несладко пришлось ему. После аварии он три дня провел в коме, еще неделю душа находилась в
пространстве между жизнью и смертью. Вторая неделя, третья… Выжил, выкарабкался, но состояние тяжелое. Серьезный ушиб головного мозга, множественные переломы ребер. Вывих ноги не в счет.Андрей ждал Олесю. Она приходила к нему каждый день, чем несказанно радовала. Одно ее присутствие обладало большим лечебным эффектом, чем весь курс терапии в целом… Он ждал Олесю, но пришла Вика.
– Ты зачем здесь? – обеспокоенно спросил Андрей.
– Проведать тебя. Разве нельзя? – удивилась она.
– Сейчас Олеся придет.
– Ну и что? Я же по делу к тебе пришла… Ты в курсе, что творится у вас в тюрьме?
– Нет.
Сегодня утром к Андрею приходили Бугримов и Лыпарев, врач не разрешил им говорить на волнующие темы, поэтому о служебных делах не было сказано ни слова. Общие фразы, добрые пожелания, все такое прочее.
– Коваль умер, – с упреком в голосе сказала Вика.
Андрею пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, кто это такой.
– Да, ты о нем хлопотала…
– А ты его не уберег.
– Претензии принимаю с шестнадцати до семнадцати ноль-ноль, по вторникам, после полного выздоровления. Хоть бы спросила, как я себя чувствую, – упреком на упрек ответил он.
– Я спрашивала, у врача. Состояние стойкой ремиссии, гематома почти рассосалась… Может, тебя удивляет, что я про инцидент с аварией не спрашиваю? Так я в курсе. Знаю, кто дело ведет, в каком состоянии оно находится.
– В каком?
– В дохлом… Машину нашли, водителя нет. И не найдут, потому что машина в угоне была. И угнали ее незадолго до того, как было совершено покушение…
– Покушение?
– А ты как думал. На тебя покушались, Андрей. Два раза покушались… Первый раз хотели покалечить, второй – убить.
– Почему ты так думаешь?
– Смотрела материалы дела. В первом случае тебя ударили по голове не очень жестким предметом. Следствие предполагает, что это была резиновая дубинка. А во втором случае на тебя наехал куда более жесткий предмет. Свидетели видели, что машина мчалась прямо на тебя, не сбавляя ход. И если бы ты не подпрыгнул, мы с тобой сейчас не разговаривали… Что ты мог знать такого, за что тебя можно было бы убить?
– Спроси что-нибудь полегче… Ты что-то про Коваля говорила.
– Да, умер он… Ты попал в реанимацию, а через три дня он умер. Что это, совпадение это или злая закономерность?
– Не знаю. Мне про это ничего не говорили… Отчего он умер?
– Угадай.
– Неужели острая сердечная недостаточность?
– Точно. А Вадим никогда не жаловался на сердце. Равно, как и Гоша…
– В тюрьме происходит что-то невероятное, – раздумывая сказал Андрей. – Сначала появляются призраки, затем умирают люди…
– Про призраков я слышала.
– Нет никаких призраков. Есть только грандиозная мистификация. Призраки вызываются с помощью специальных проекторов. К сожалению, я не успел получить о них подробную информацию… Нашел проектор, а в тот же день попал в аварию…
– Проектор нашел и сразу в аварию попал… Не здесь ли собака зарыта?
– Ты говорила, что муж твой знает человека, который может мстить его друзьям.
– Да, есть такой человек… Но Максим не знает, жив он или нет… Нет никаких следов…