Тюрьма, зачем сгубила ты меня?

– Чем я могу помочь? Если послабление режима, то это тоже не ко мне.

– При чем здесь это? Вадиму жизнь надо спасать.

– Что с ним может случиться?

– Его могут убить. Сначала опустят, а потом убьют. Так же, как это было с Гошей.

– Откуда такая уверенность?

– Я же говорю, что Вадима подставили. Не было никакого изнасилования. Я разговаривала с Вадимом, он сумел убедить меня в том, что ничего не было…

– Очень хорошо. Попробуй вступить в коллегию адвокатов, будешь защищать его на законном основании…

– Я уже думала над этим. Но сейчас мы говорили о другом… Его действительно подставили. Сцена была снята на видеопленку, потерпевшая прошла освидетельствование, подала заявление…

– И что?

– А то, что эта девочка занималась проституцией…

– Девочка?

– Да, ей всего четырнадцать лет.

– Тогда у твоего Вадима большие проблемы.

– В том-то и дело! Если опровергнуть изнасилование, останется факт совращения лица, не достигшего четырнадцати лет.

– Если бы только это, – мрачно усмехнулся Андрей.

Он знал, что может случиться с Викиным протеже, если тот окажется в общей камере, где бал правят уголовники «с понятиями».

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. И не хочу, чтобы это случилось!

– Могу поместить твоего Вадима в карцер.

– Во-первых, он не мой. Во-вторых, ты за него в ответе по долгу службы…

– А в-третьих?

– В третьих, не будь занудой, Сизов! И включи мозги. Думай, думай, что можно сделать.

Андрей поддался ее усилиям, задумался.

– Говоришь, она проституткой была?

– Да.

– Следствие это знает?

– Нет. Дознаватель считает, что Софья Патрикеева чиста, как ангел. И следователь, взявший дело, тоже так думает. Но я провела свое следствие и выяснила, что Патрикеева занималась проституцией. Поговорила с ее соседкой, та сказала, что иногда Софья водила к себе мужчин. Но делала это крайне осторожно.

– Вела себя осторожно, но соседка, тем не менее, все видела.

– Если бы все… Свечку она, как говорится, не держала, как деньги Софья брала, не видела.

– Такие показания к делу не пришьешь.

– Сама знаю, – уныло вздохнула Вика. – Хотела поговорить с самой Патрикеевой, так она как в воду канула.

– Клиентов искать надо. Людей, которые с ней спали, которые платили ей за это дело.

– Где ж их найдешь?

– Кто ищет, тот найдет.

– Я этим заниматься не буду.

– У тебя есть муж-миллионер, пусть нанимает частных детективов…

– У него и денег миллион, и забот не меньше. Но мы что-нибудь придумаем. А ты бы помог Вадиму. Чтобы не случилось с ним чего. Ты же должен понимать, что минус тебе в зачет пойдет, если его испортят…

– Минус, – кивнул Андрей. – Большой минус… Спасибо, что предупредила.

– Ты уж, пожалуйста…

Вика мягко коснулась рукой его плеча, он почувствовал, как по телу прошла легкая волна нежеланной неги.

– Я что-нибудь придумаю, – посуровел он.

Ему вовсе не улыбалось попадать под чары этой женщины. Он сухо попрощался с ней и, не оборачиваясь, скрылся за дверью пропускного пункта.

Первым делом Андрей выяснил, где находится заключенный Коваль. Оказалось, что сегодня утром его поместили в триста вторую камеру, в сектор, который курировал капитан Лыпарев.

Сизов не стал вызывать к себе своего зама, сам зашел к нему в кабинет. Лыпарев медленно поднялся с его появлением, форменным докладом оглушать не стал, но показал на документы, с которыми он знакомился. Среди них Сизов обнаружил личное дело Вадима Евгеньевича Коваля. Более того, именно его изучал сейчас Лыпарев.

– Что-нибудь интересное? – как бы между прочим спросил Андрей.

– Да так, ничего особенного, – с видимым равнодушием пожал плечами Саша. – Не привлекался, не судим, не имеет, не был…

– Что, и за границей не был?

– Ну, может, и был. Но в анкете не отражено. Сейчас же за границу запросто ездят. Я, может, тоже со своим семейством летом куда-нибудь на Сардинию махну.

– Почему именно на Сардинию?

– Ну, не знаю. Рекламные проспекты смотрел, мне понравилось.

– А цены? Сардиния, чтоб ты знал, для богатых людей. Там эконом-класс не в почете… Или ты разбогател ненароком?

– Да нет, какой там… – расстроенно махнул рукой Лыпарев. – По тысяче с зарплаты откладываю. Ну да ладно, куда-нибудь, где подешевле, поеду.

– До лета еще дожить надо. И желательно без приключений… Так что ты про этого Коваля вычитал?

– Ну, говорю же, ничего такого. Может, и был за границей, может, и родственники там есть, внебрачные дети, например. Но не судим, к уголовной ответственности не привлекался. Тридцать девять лет, вроде бы здоров, но уже не молод…

– Чем занимается?

– Фирмач. Пластиковые окна, двери. Вроде бы при деньгах…

– Что еще?

– Ну, в триста второй камере он. А что такое? – настороженно спросил Саша.

– Да так, интересно… За триста второй кто у нас смотрит?

– Ревун смотрит.

– Сколько у него ходок?

– Ну, три…

– Статус его?

– Жулик он. Воровские традиции…

– Окружение?

Андрей и сам знал, кто такой Ревун. Но вопросы он задавал, чтобы создать нервозное напряжение, вывести Лыпарева из благодушного состояния.

– Ну, блатные с ним, – вспомнил опер. – Если конкретно, я сейчас дела подниму…

– Не надо ничего поднимать. Достаточно знать, что Ревун – блатной, и с ним сидят ему подобные.

– А где ж им сидеть, как не в тюрьме?

– Но почему Коваль оказался в одной с ним камере?

– А он что, пуп земли?

– Ты же дело его изучаешь. Должен знать, в чем его обвиняют.

– Ну, знаю, – с досадой признал капитан. – Изнасилование.

– Изнасилование четырнадцатилетней девочки.

– Я бы таких сук на фонарных столбах вешал, без суда и следствия.

– Считай, ты это уже сделал, Саша… Тебе что, Карцева мало? Или триста тринадцатая не пустует?.. Зачем ты Коваля к Ревуну определил? У тебя что, других камер нет? В триста шестую мог бы бросить или в триста третью, там у тебя нет коренных, и понятия там не в почете…