У Адских Врат

— У тебя нет детей, Брам!

— Мы обеспечим всем охрану, — говорит Вим. — Составим график. Возьмите себя в руки. Мы выясним, кто это, раньше, чем они даже узнают, что мы в курсе. Мы поддержим Конрада.

— Мне плевать, что вы решите. Я, черт побери, хочу, чтобы перед моим домом стояла машина двадцать четыре часа в сутки, — говорит Мэтт.

— Подожди, подожди. Тут все непросто.

— Все важное непросто. Давайте тогда голосовать!

Решение принято. «Остановись. Садись в самолет. Возвращайся за границу и отдыхай дальше. Не подвергай нас опасности. Прости».

Счет шесть — пять, но это все равно что одиннадцать — ноль.

У Воорта кружится голова. Его тошнит. Все не так, как должно быть. В одну секунду родственники словно становятся меньше. Они не могут контролировать, что он делает, но Воорту нужно одобрение. Он никогда не шел против решения. Надо попробовать еще раз.

— Тогда на заправке я испугался, — слышит Воорт собственный голос. — В жизни не думал, что могу так бояться.

У него болит горло, болит спина, в затылке стучит. Собственный голос кажется неестественным и бесплотным, словно слова идут прямо из мозга, минуя губы.

— Был момент, когда я согласился бы на что угодно. Вы понимаете, о чем я говорю? Настолько слаб я был.

Молчание.

— Иисусе, — вздыхает Эллис.

— То, что произошло, было ужасно, но не стоит усложнять, — качает головой Спрус. — Не смешивай свои личные проблемы с семейными. Ты не можешь подвергать риску нас всех из-за того, что тебя унизили. Это не наша проблема.

Вим говорит мягко:

— Любой, находящийся в этой комнате, испугался бы. Это не имеет отношения к тебе как к мужчине или копу.

— Сходи к врачу, — предлагает Спрус.

— Может, они блефовали, — говорит Эллис.

— А может, они чокнутые отморозки и сделают то, что говорят.

Они снова голосуют. Снова шесть против пяти.

— Прости, — говорит Мэтт. — Брось это дело. Вот потом вернешься — и расследуй все, что хочешь.

— Потом, — отвечает Воорт, — может быть слишком поздно.

— Для долга? Или слишком поздно для мести? — спрашивает Спрус.

У Мэтта совершенно убитый вид. До сих пор они с Воортом были практически лучшими друзьями.

— Послушай, если с кем-то из детей что-то случится, как ты справишься с этим? Сейчас смелость — бросить все это. Эти ребята держат нас за яйца.

— Подходящее выражение, — замечает Воорт.

— Я бы поддержал тебя в чем угодно другом.

— А я бы научил своих детей драться, Мэтт.

— Нет, ты бы позволил пристрелить себя, чтобы защитить их.

— Давай-ка найдем ближайший бар, — в отчаянии просит Воорт Эллиса.

Спрус говорит:

— Пойдешь против решения — и ты покойник, кузен. Добьешься успеха — и, если тебе повезет, мы, может быть, забудем, что были против тебя. Потерпишь неудачу — и, в лучшем случае, лишишься семьи, как кузен Аль. Никто из нас даже не знал, когда этот старый козел умер.

Выходя, Воорт вспоминает одну из старых присказок отца.

«Разделенная семья гибнет вместе», — говаривал Билл.

— Они согласились? — спрашивает Камилла по спутниковой линии связи тридцать минут спустя.

— Конечно.

— Даже Мэтт?

— Особенно он, — отвечает Воорт, поднимая второй стакан «Лафройг», глядя, как Эллис уходит в уборную — возможно, чтобы позвонить остальным и доложить, собирается Воорт подчиниться общему решению или нет. — Расскажи мне, что ты нашла, Камилла.

— Мне повезло. Помогает моя прежняя команда. Я сказала им, что из этого можно раскрутить историю, из которой получится хорошая передача, так что они загорелись. Никто из твоего списка не выходил недавно из тюрьмы. Никто не освобождался условно-досрочно. Никаких процессов не планируется. В новостях нет ничего нового ни об одном из твоих дел. Ничего особенного о Колине Минсе.

— Тогда у нас несколько дней на то, чтобы выбрать одно направление, сосредоточиться на нем и надеяться, что мы правы.

— Ну, у того, кто напал на тебя, есть средства, а ведь ни в одном из твоих официальных дел не были замешаны представители высшего класса. Разве что Озава, и то с натяжкой. И те люди добрались до тебя, когда ты занялся этим делом.

— Узнать, что я занимаюсь делом Озавы, можно было из газет или в управлении. Хм-м-м… У консорциума по поиску сокровищ вполне могут быть деньги.

— Я тоже подумала об этом. Как ты просил, связалась по электронной почте с Микки. Он занимался твоими обычными делами — не кладами, и, по его словам, все вроде бы прекрасно. И кстати говоря, он продолжил дело Озавы, и ему никто не угрожал. Как ты хотел, я не сказала ему, что происходит.

Воорт на мгновение задумывается.

— Спроси своих приятелей из Эн-би-си о том юристе, Теде Стоуне. Дела. Клиенты. Репутация. Новости. Он — единственная связь с консорциумом.

— Будь осторожен.

На этом разговор заканчивается.

По комнате вдруг словно проносится теплый ветерок, и Воорт поднимает голову, охваченный весьма необычным, но мощным ощущением присутствия отца. Даже чувствует запах лосьона после бритья «Олд спайс».

Воорт никогда не подвергал сомнению реальность таких посещений. И надеется, что и теперь все реально. Голос в голове звучит совершенно отчетливо.

— Я горжусь тобой, сын. Ты рассказал семье все, что им надо знать, чтобы защитить себя. Но когда ты собираешься рассказать правду невесте?

— Я мог бы все бросить, папа.

— Ты знал, что ни за что не добьешься единогласного решения, так что шесть к пяти или десять к одному — какая разница? А еще, дружок, ты проглядел улику.

— Какую?

— Она была у тебя под носом все пять дней.

Сердце Воорта начинает биться быстрее.

— Это означает, что ты бы продолжал даже после голосования?

— Всего раз или два в жизни человека, — произносит призрачный голос, — случается что-то по-настоящему важное. То, как ты справишься с этим, на всю жизнь определяет, кто ты есть.

— Они что-то затевают…

— Хотел бы я, чтобы мы знали, идет речь о человеческих жизнях или только о деньгах.

— Если пострадает кто-то из детей…

Призрак словно приближается, и на долю секунды Воорт ощущает прикосновение к правой руке — так когда-то держал его папа во время прогулок. Ему хочется плакать.