У Червленого яра

И что отвечать? Миронег растерялся.

— Водимая в здравии. В Воронож я ее отправил, хотела с тобой повидаться на прощание, да спешно обоз уходил, кланяться велела. Там подарки оставила, после отдарюсь. И сам скоро к Вороножу подамся. Князь в дружину взял.

— Вот уж славный вести, — всплеснула Настасья руками, — а я, дурная баба, глянула на тебя смурного, уж себе чего плохого удумала. Изба-то у вас вон не топленная стоит.

— Выпил вчера у князя крепко, не растапливал еще, — отвернулся Миронег, излишне старательно выравнивая края снежного отвала.

— Так пойдем трапезничать, у меня ушица нынче, — позвала хозяйка.

— Нет, там у меня есть, — отказался постоялец.

— Чай, боишься, жена заревнует, — рассмеялась Настасья.

— Нет, похмелье, не лезет ничего.

Что бы ни о чем не думать, Миронег погрузился в хозяйство: протопил печь, выгреб снег, доел каравай, запив его квасом. Надобно идти к дружине, принимать людей Петрилы. Из туеса была извлечена новая рубаха, на плечи накинут новый кожух, на поясе снова повис меч. Новая жизнь, не долгая, но все же.

— Мироша, — радостно встретил дружка Милята. — А я гляжу, кто ж такой важный идет, — пошутил старик, пытаясь разрядить напряженность. — Я нашим сказал, — наклонился он к уху Миронега, — что ты нарочно княжну бабой своей обрядил, чтоб от ворогов скрыть и к брату двоюродному довести. Ведь так и было же?

— И поверили? — хмыкнул Миронег.

— А куда ж им деваться. Ждут тебя, принимай, два десятка под руку твою идут.

И Миронег с жаром схватился за новые обязанности, просто с головой ушел: проверил броню, примерился с каждым на мечах, быстро сошелся с другими десятниками, порасспросил что да как. Не забылись науки Якимовы, а ведь думал, что уж все стерлось, в песок утекло. А еще надобно собрать в дорогу корм лошадям, еды людям, вытрясти последнее серебро да купить себе коня. Без коня десятнику нельзя.

И все время, пока суетился, Миронег невольно скашивал глаза на княжий терем, где-то там, за толстыми бревенчатыми стенами была его жена, так близко и так далеко. Что она сейчас делает, сожалеет ли о содеянном, вспоминает ли Миронега добрым словом или раскаивается, что отдалась лапотнику? Не думать сейчас об том.

— Мироша, ночевать у нас, в дружинной избе, оставайся, чего тебе там одному сидеть, — предложил Милята, когда начало смеркаться.

— Нет, к себе пойду. Поутру явлюсь. Завтра на торг со мной пойдешь, коня мне надобно купить, давно хотел выбрать порезвее.

— Отчего ж не сходить. Сходим, — согласно кивнул старик.

Откланявшись, Миронег широким шагом побрел к воротам, но его окликнул княжич Юрий.

— Погоди, десятник.

Миронег послушно остановился.

Юрий, тревожно оглянувшись, поманил Миронега приблизиться.

— Княжна Марфа Володимерьна тебе коня жалует. Иди погляди — каков.

«Отдаривается из милости», — неприятно кольнуло в груди.

— Дозволь просить тебя, светлый княжич, передать княжне, чтоб серебро, ей из милости данное, попусту не тратила. Есть у меня на что коня купить, завтра на торг пойду.

— Экий ты упрямец, — всплеснул руками Юрий, — сказано — пошли коня смотреть, да и весь сказ, — и княжич зашагал к конюшням, Миронег нехотя поплелся следом.

В конюшне было уже темно. Конюх подал Юрию светец, они с Миронегом побрели вдоль дремлющих коней.

— Вот этот твой, — кивнул княжич, — гляди, а я отойду.

И он вставил светец в железное кольцо над головой десятника. Миронег погладил по чесанной гриве солового конька, то одобрительно фыркнул. Хорош, ничего не скажешь.

— Мироша, — раздалось из угла.

Пред Миронегом стояла его Услада, снова непокрытой девкой с длинной косицей через плечо.

Все слова куда-то провалились, комок подступил к горлу.

— Прости меня, прости, — кинулась к мужу на шею жена, без конца целуя и обливаясь слезами. — Ты себя береги, мне, кроме тебя, никто не надобен, никто, — повисла она у него на шее. — Я умру без тебя, умру.

Миронег провел рукой по шелковистым волосам, чмокнул птаху в макушку.

— Мы, как Глеба осилят, сбежим, верно же? — заглянула Марфа в лицо мужа. — Сбежим домой, на Савалу, верно же?

Миронег кивнул, понимая, что сейчас его черед настал лгать…

Глава XXХ. Чужая гробница

Отряд медленно приближался к Пронску, уже потянулись знакомые Марфе места. Здесь она выезжала с братьями на охоту, к этой обители со святым источником приходила с невестками на богомолье, а вон там, за пригорком, отчина боярина Жирослава, лучшего воеводы Пронска, уж как их там встречали с пирогами. Сердце невольно замирало, волнение усиливалось. А ведь мнилось, что уж никогда нога не ступит на родную землю, снились ночами, заставляя вздыхать от тоски: уютная горница с усыпанным подушками мягким ложем, высокая светлица, из окошка которой виден весь град, трапезная с уставленным яствами столом, а во главе живой и веселый Изяслав…

Нет, не будет все как раньше, унесла река времени прошлое, и за столом в жарко натопленной трапезной теперь сидит Константин, не брезгуя чаркой убиенного брата. Мучает ли его черствую душу совесть, раскаивается ли он хоть иногда? Вряд ли, скорее уж Глеб, возможно, ищет себе оправданье, пытаясь заключить с ней ряд. Костюшка глуп, а для глупцов совесть — недоступное богатство. Марфа тряхнула головой, не хотелось сейчас о них думать, очи опять заскользили вдоль заснеженной дороги.

Зима вытряхивала из туч последние снежинки, снег падал крупными мокрыми хлопьями, отчего на рыжем меху душегреи блестели крупные капли. Ингварь пожаловал сестрице длиннополую шубу, но Марфа упорно надевала подарок мужа. Миронега она видела лишь издали, он ехал со своими десятками где-то впереди обоза, приближаться к светлейшей княжне ему не дозволялось, а Юрий больше не желал рисковать, устраивая мужу с женой тайные встречи. И его можно было понять, хоть и любимый сын Ингваря, а все ж подрастают и младшие братья, еще немного и они тоже будут скакать у плеча отца.

Что ежели не удастся вырваться из этого кольца княжьей усобицы? Ежели Марфе с Миронегом уж не вернуться назад к Червленому яру? Не нужны Марфе ни уютные подушки, ни трапезный стол с ароматными пирожками, она и сама научится их печь, уж не хуже княжьей стряпухи. Ей нужен только муж, отец ее дитя, а то, что понесла, неискушенная в таких делах Марфа все ж была уверена, и от того становилось и страшно, и радостно одновременно. Она нацарапала об том записочку на бересте, но передать Миронегу все никак не удавалось. В Вороноже Ингварь приставил к сестрице в услужение двух крепких баб-челядинок, но Марфа понимала, что для этих суровых молчуний она скорее пленница, нежели хозяйка. Одиночество душило.

Первыми показались костровые башни Пронска, город возвышался на крутом холме, прикрываясь темным срубом городни. От града по равнине разливался тревожный звон колоколов и била, это означало, что дозорные уже приметили большое войско и приготовились к обороне. Пронская дружина справная, хоробрая, еще не известно кто кого переборет. Ингварь подсобрал по Дону и Вороножу кого только мог, и старых, и малых, а все ж ему ли с пронскими тягаться. Оставалось только как можно быстрее подступиться к стенам, поэтому вороножская дружина, не теряя времени, сразу устремилась к валу, занимая позиции у оборонных надолбов.