У каждого свой путь.Тетралогия

К апрелю бандформирования Дудаева были вытеснены из центральной части к предгорьям Главного Кавказского хребта. Теперь их базы находились в Шатойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах. Боевики выставили минно-взрывные заграждения на подходах. Они серьезно готовились к войне в горах и надеялись, что уж здесь-то одержат победу. Горы все же были их родной стихией. Какое-то время они считали, что русские будут действовать в горах лишь с помощью артиллерии и авиации. Федералы тоже готовились к войне в горах.

Прежде чем лезть в горы, требовалось время, чтобы отремонтировать технику, доставить продовольствие, боеприпасы и все необходимое. За три месяца непрерывных боев устали люди. Заменить было некем. Требовался отдых. Снова начались переговоры с чеченцами. Выдвигались мирные условия на время переговоров. Но их выполняли лишь российские войска. Боевики вовсе не собирались соблюдать мораторий. Гибли солдаты и офицеры. Дудаевцы убивали даже лояльно настроенных к русским чеченцев.

Дудаев в открытую призывал всячески вредить русским, не оказывать помощи. Грозил вырезать всех тех, кто станет сотрудничать с федеральными войсками. В конце апреля старейшины аула Очкой-Мартан, родового гнезда Дудаевых, в открытую заявили боевикам:

— Хотите воевать — уходите из села! Мы вас больше сюда не пустим. Хватит разрушений и крови. Здесь женщины и дети, вы не имеете права рисковать нашими жизнями. А нам война не нужна.

Прежде чем уйти, боевики насильно мобилизовали в свои ряды 13-14-летних подростков и увели с собой. Эмиссары Дудаева вовсю вербовали добровольцев в странах Прибалтики, Северной Осетии, Дагестане, Украине, других республиках и даже в России. Наемники получали до тысячи долларов в сутки плюс премиальные за головы российских солдат и офицеров. Оплату совершал ряд мусульманских фундаменталистских организаций. В том числе афганский “Талибан” и “Аль-Каида” Усамы бен Ладена.

Сашка несся по улице, не обращая внимания на лужи. Он перескакивал через них, даже не замечая. Черные кудрявые волосы топорщились факелом, отливая под солнцем синевой. Смуглое лицо расплылось в радостной белозубой улыбке. Черные глаза сверкали, словно агаты. Распахнутая ветровка сзади забрызгалась грязью, но ему было не до того. В руке он сжимал письмо и радостно вопил на всю улицу:

— Юлька, бабуля, дедуля, от мамы письмо пришло! Там фотография! Я чувствую! Ура-а-а!

Из окон домов выглядывали соседи. Сестренка выскочила со двора и бросилась ему навстречу. Светлая коса била по спине, серые глазенки блестели. В руке болталась большая пластмассовая кукла в розовом платьице. Девочка забыла оставить ее на скамейке, где играла. Она запрыгала вокруг, пытаясь дотянуться до руки высокого братишки:

— Дай и мне потрогать мамино письмо! Дай!

Он сунул конверт ей в руку. Подхватил на руки и закружил вокруг себя. Прежде чем отпустить, несколько раз поцеловал в порозовевшие щеки:

— Юлечка, пошли быстрей читать!

Взявшись за руки, побежали к крыльцу. Кукла так и болталась из стороны в сторону в руке маленькой хозяйки. Елена Константиновна выскочила из дома в переднике и накинутой на плечи кофточке. Прикрикнула на внука:

— Что же ты так кричишь? Потише нельзя? Аж напугал, негодник! Давай быстрей письмо, читать будем. Вон и дед с огорода идет. Прямо на крыльце прочтем, чтоб вам не раздеваться по десять раз…

Нетерпеливо вскрыла конверт и выдернула письмо. Из него точно показалась фотография: Марина стояла у вертолета с двумя чернявыми подполковниками. Лица мужчин были похожи друг на друга. Они смеялись, а Степанова задумчиво смотрела в объектив. На обратной стороне по уголку вилась надпись: “Моим любимым детям от мамы. Рядом со мной Григоре и Димитру Калароши”.

Сашка долго смотрел на лицо матери, а потом гордо сказал:

— Наша мама самая красивая даже на войне! Смотри, Юль, как эти дядьки на нее смотрят…

Марина рассказывала о буднях в Чечне, расписывала раскисшие дороги по которым колесному транспорту не пробраться и ни словом не упомянула о ранении. Стараясь успокоить, сообщила: “В ближайшее время заданий для меня не предвидится, так как армия наступает. Но есть дела в штабе армии. Весной приехать не смогу. Вы не волнуйтесь. Все нормально”.

Иван Николаевич вздохнул:

— Значит в мае не приедет…

Саша с Юлей, дослушав письмо до конца, сели на верхней ступеньке рядышком, разглядывая фото матери в летней полевой форме. Бушлат она держала в руках. Когда дедушка и бабушка скрылись в доме, Юлька спросила:

— Саш, как ты думаешь, она к нам вернется? Ее не убьют?

Мальчишка обнял сестру за плечи и прижал к себе:

— Конечно вернется! Она же нас любит!

Сестренка грустно спросила:

— Тогда почему она уехала? Я по ней соскучилась.

Он терпеливо объяснил:

— Юль, помнишь, как она говорила: “Это мой долг спасать и помогать”. А у нас с тобой долг — ждать ее и хорошо учиться. Выполним?

Девочка вздохнула, прижалась к нему и стерла слезинку со щеки:

— Выполним…

Едва прилетели в Грозный, братья попросили разрешения у генерал-полковника Бредина сфотографироваться со старой знакомой. Генерал подумал и разрешил:

— Давайте, только чур, я ничего не знаю!

Сразу же отошел в сторону и заговорил с каким-то офицером. Калароши поймали пробегавшего мимо солдата-десантника и протянув ему фотоаппарат, попросили:

— Щелкни нас с боевой подругой.

Марина скинула бушлат. Встали втроем на фоне боевого вертолета так, чтобы номера машины не было видно и парень пару раз сфотографировал их. Десантники тепло попрощались с женщиной, несмело поцеловали в щеки с разных сторон. Их товарищи с завистью смотрели на братьев и терпеливо ждали. Построившись, отправились разыскивать часть, к которой их прикомандировали. Марина с Брединым поймали попутный БТР и направились в расположение отряда спецназа под командованием полковника Огарева.

Минут через пять блуждания между палатками, подошли к нужной. Собирались войти внутрь, когда за спиной раздалось:

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! С приездом. Разрешите поговорить с товарищем сержантом?

Генерал обернулся и протянул руку:

— А, Иван! Здравствуй! Поговори, если она не против.

С лукавой усмешкой посмотрел на Марину и вошел в палатку, оставив двух сержантов “разговаривать”. С минуту Мешков молчал, лишь неловко топтался рядом. Был он высок, плечист и тонок в талии. Даже камуфляж не скрывал его атлетической фигуры. Марина дала ему на вид лет тридцать. Синие глаза в пушистых, девичьих, ресницах, несколько раз быстро взглянули на нее и вновь уставились на руку, мнущую фуражку. Вторая рука почему-то была спрятана за спину. Потом он все же переборол себя и спросил: