У каждого свой путь.Тетралогия

Босые ноги то и дело наступали на острые камушки и она отдергивала ступню, но продолжала идти вперед. Второй часовой издали заметил покачивающуюся фигуру и спрятался в тени палатки, чтобы узнать, кто это. Женщина прошла мимо него. Он видел ее худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами, смотревшими из черных провалов глазниц и тоже не рискнул окликнуть, хотя сразу узнал. Решил проследить. Марина вошла в темную палатку Андриевича. Дождалась, когда глаза привыкнут к темноте. Подошла к кровати и положила руку спавшему полковнику на плечо. Тихо сказала:

— Вацлав…

Он резко сел, обернулся и вздрогнул: перед ним покачивалось белое пятно. Быстро вскочил на ноги и чуть повернул лампочку над столом. Обернулся. В палатке стояла Маринка и смотрела на него уставшими глазами. Сквозь длинный разрез рубахи видна была полная грудь. Босые ноги покрылись пылью. На локтевых сгибах запеклась кровь. Он ахнул:

— Марина! Очнулась все-таки…

Женщина села возле стола, уронив на него руки. На несколько минут закрыла глаза. Она чувствовала себя усталой. Андриевич еще раз, украдкой, взглянул на женскую грудь в пройме рубахи и сдержал рвавшийся из груди вздох сожаления. Взял свою куртку и надел на нее, застегнув верхнюю пуговицу. Она заметила, что в палатке спят еще два человека. Посмотрела на них. Полковник перехватил ее взгляд. Подошел и тронул мужчин за плечи:

— Проснитесь…

Одеяла мгновенно отлетели в стороны и перед Маринкой, в одном нижнем белье, возникли генерал-полковник Бредин и полковник Огарев. Сон с обоих слетел, едва они увидели, кто сидит за столом. Генерал бросился к ней, схватил за плечи и крепко прижал к себе:

— Маринка! Я уж не думал, что ты очнешься. Врачи говорят, что в этом состоянии можно годами лежать.

Она не понимая, глядела на него:

— Что со мной произошло?

Он крикнул, не сдерживаясь:

— В коме ты была, в коме! Пять суток, словно труп лежала. Холодная, почти без дыхания, ни на что не реагирующая…

Она догадалась:

— Так вот почему я так есть хочу и слабость чувствую.

Все трое кинулись к рюкзакам и вдруг одновременно обернулись:

— А врач тебе разрешил есть? — Сразу догадались по торчащим босым ногам, — Ты ушла и они не знают. Вацлав, дуй за хирургом! Ты знаешь, где они расположились. Пусть сюда идет!

Марина устало остановила кинувшегося к двери разведчика:

— Стой. Сначала выслушайте, а потом решайте, что со мной делать и стоит ли помогать убийце…

Мужчины разместились вокруг стола, обратив внимание на ее мрачное лицо и вспомнив, что она ни разу не улыбнулась за все это время. Степанова заговорила, едва установилась тишина. Голос звучал глухо и монотонно. Временами им приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. По коже пробрал мороз, когда она тем же бесцветным голосом сообщила, как убила Амира. Закончив рассказ, добавила:

— Если останусь на свободе, я все равно доберусь до Ахмада и не уйду с этой войны, пока не буду убеждена в том, что он сдох.

Андриевич вздохнул и сказал:

— Он погиб при обстреле.

Марина покачала головой и уверенно произнесла:

— Он жив, я чую!

Произнеся последнее слово, она упала головой на стол и не шевелилась. Волосы полностью прикрыли лицо. Мужчины вскочили. Андриевич схватил за плечо и дернул:

— Марина!

Она начала падать со стула и полковник едва успел подхватить. Уложил на свою кровать. Прикрыл одеялом. Огарев, натянув брюки и сапоги, бросился вон из палатки и минуты через четыре прибежал с хирургом. Заспанный врач осмотрел женщину и констатировал:

— Она спит. Эти пять суток она не спала, хотя было похоже, а теперь разрядка наступила. Может проспать сутки.

Бредин спросил:

— Когда проснется, ей поесть можно?

Хирург, уже собравшийся уходить, обернулся от выхода:

— Только жидкую пищу и понемногу. Через каждые два часа в течение трех суток. Если хотите, можете унести ее в госпиталь.

Андриевич отказался:

— Пусть спит здесь. Отсюда она никуда не убредет, не то что из вашего госпиталя. Я найду себе место.

Офицеры, после ухода врача, расселись у стола. Уставившись в столешницу, они не решались поглядеть друг на друга. Огарев наконец выдохнул:

— Считаю, что она не виновата. Удивляюсь только, что у нее мужества хватило на это убийство из милосердия. Товарищ генерал-полковник, Степанова поступила правильно. Не стоит ее судить за это. Это мое мнение.

Бредин нервно сглотнул:

— Я согласен с вами, Геннадий Валерьевич. Вопрос в другом — сможет ли она сама себя простить? Не сломается ли под грузом ложной вины?

Андриевич быстро взглянул на генерала:

— Не сломается. Она после всего сумела вызвать огонь на себя. Это что-то да значит!

Генерал возразил:

— Вы забываете один момент: она хотела умереть. Что делать, я не знаю? Приказом забрать из Чечни? Поздно! Надо было мне раньше об этом подумать. Старый дурак!

Огарев попросил:

— Оставьте ее у меня, товарищ генерал!

Андриевич возразил:

— Почему у вас? Я с ней знаком с Афгана. Ей у меня лучше будет.

Огарев хотел что-то возразить, но не успел. Генерал усмехнулся, глядя на обоих:

— Подеритесь еще, товарищи полковники! Считаю так, Марина сама выберет командира. Я предоставлю ей эту возможность. Только вначале в отпуск отправлю на месячишко. Пусть в себя придет, с детьми пообщается, по лесу побродит. Согласны?

Оба полковника дружно ответили:

— Так точно!

И тут же принялись обдумывать тему: “Как бы сделать так, чтобы женщина именно к нему захотела пойти на службу”. Бредин догадался и хитро улыбнулся:

— И никаких подстав, полковники! У вас на лицах написано сейчас — чем бы Степанову привлечь? — Андриевич и Огарев переглянулись и рассмеялись. Генерал тоже усмехнулся: — Ох, полковники! Вы хоть вспомните, что от Марины хлопот больше, чем от всех ваших мужиков вместе взятых. Подчиняться приказам она не любит, вечно спорит, ругается, чего-то требует — авантюризм у нее в крови кипит!

Вацлав пожал плечами:

— Она как раз этим и покоряет. Здравомыслящий человек не полезет в клетку с тигром, чтобы убить его. Он выстрелит через решетку. А Марина влезет, так как считает, что у нее и зверя должны быть равные шансы.