У каждого свой путь.Тетралогия

— Согласен. Думаю, что вы правы. Стоит переждать пару деньков. Я с собой передевку возьму, да инсулин со шприцами. Поможешь камеру дотащить?

Прежде, чем уйти, Швец поставил несколько незаметных ловушек перед дверью, чтобы в будущем определить, вскроют квартиру или нет. Они были стары, как мир: наклееный на косяк и дверь волосок, рассыпанные под тряпкой семечки и «случайный» фантик от конфеты, попавший между дверей.

Оленин не возражал, когда они привезли оператора в квартиру:

— Вот и правильно, я хотел предложить, да побоялся обидеть. С Рахмоном связался. Марина в том же состоянии. Рассказал, что у нас произошло. Муха в шоке. Жалел, что его не было. Клим, ты Вацлава в вагон посадил или так оставил?

Сабиев искренне обиделся:

— Обижаешь, Игорек! Я даже в купе побывал.

Глава 12

Юлька уткнулась брату в грудь и горько плакала. Они сидели в одном кресле и она только что узнала из репортажа, что их мама в тяжелом состоянии. Взрослые застыли на стульях и креслах вокруг. Мешков глухо сказал:

— Суки! Новую провокацию смастерили. Это надо так подло действовать. Ну почему я здесь?!

Сержант треснул кулаком по подлокотнику кресла. Полированная дощечка отлетела и с грохотом ударилась о пол. Он поднял ее и вставил шипы в пазы. Слегка пристукнул кулаком, чтоб крепче держалось. Елена Константиновна, к удивлению мужчин, выглядела спокойно:

— Я говорила и раньше, что надо относиться к окружающим мягче…

Иван Николаевич не сдержался и сунул жене под нос кукиш. Рявкнул, напугав Елену Константиновну:

— А это ты видела? Их давить надо! Так, как Маринка наша делает! Давить, чтоб кости трещали! Ясно? Скажи хоть слово и я тебе вмажу так, что вопьешься в кресло. Я тебя никогда не бил, но сейчас я тебе врежу. Ты топишь собственную дочь, что ты за человек после этого? Думаешь, если Марина умрет, так ты ее детей подобными себе воспитаешь? Я все вижу и вижу твои надежды. Этому не бывать! И Сашку и Юльку я воспитаю подобными ей! Клянусь! Даже если мне придется на старости лет развестись с тобой!

Женщина вжалась в кресло и побелела:

— Иван, Иван… Я никогда не видела тебя таким!

Иван Николаевич вскочил на ноги и заорал, размахивая руками:

— А я не желаю слышать твои выпады против Марины! Хватит! Ты с самого детства пытаешься создать из нее тихоню, подобную себе. Да, моя дочь в тяжелом состоянии, но она еще не сдалась! И я верю, что Маринка встанет и даст такой бой этим твердолобым жуликам, что у них печенки затрясутся! Военные за нее. Ты сама слышала выступление. Борьба Марины была не зря и даже ее смерть теперь ничего не изменит. Армия все равно будет говорить правду о себе! Я горжусь, что у меня такая дочь и здорово разочарован в тебе!

Мешков протянул Ушакову руку:

— Иван Николаевич, тезка, как же вы здорово сказали! Марина Ивановна раздула огонь и армия будет его поддерживать. Будет! Полковник Андриевич — это первая ласточка, но будут целые стаи…

Полковник Силаев в это время стучался в дверь родительского дома. Через калитку он легко перемахнул, не отпирая запор, лишь перебросил вначале сумку. Старая ветла зашумела голыми ветвями, когда он ухватился за ее сучки, чтоб было легче перебираться. Тетка и сын спали. На мосту зажегся свет, пробиваясь сквозь щели. Надежда Кондратьевна, с трудом переставляя больные ноги, вышла в сени и спросила:

— Кто там?

— Теть Надь, это я, Костя!

— Ой ты, Господи! Сейчас открою. Что ты так поздно?

Она зазвякала крючками. Костя ответил:

— Билеты только на последний автобус были. От автовокзала ни один частник сюда ехать не захотел. Пришлось через весь город пешком идти.

Дверь распахнулась. Надежда Кондратьевна стояла в освещенном проеме в одной ночной сорочке с накинутым на плечи полушалком. Она посторонилась, пропуская племянника:

— Проходи. Устал, небось. Леша спит. Умаялся сегодня. После школы дрова пилил. Я плохой помощник, так он ножовкой примерился. Уже вторую неделю ширкает. Почти полный дровяник набил. На зиму хватит и даже больше. Мне с ним хорошо. — Надежда Кондратьевна заперлась и вслед за племянником вошла в дом: — Пойдем на кухню, чтоб Лешку не будить. Я тебя покормлю.

Он сбросил бушлат и повесил его за петельку на знакомый с детства крючок на стене у входной двери. Пригладил волосы голубенькой расческой, поглядевшись в старенькое зеркало в черной резной раме. Прошел между печкой и стеной по коридору. По дороге помыл руки под умывальником, стараясь не звякать сильно. Вошел на кухню. Тетка смотрела на него:

— Ты видно не знаешь, что с Мариной произошло, раз к нам приехал…

Костя побледнел:

— Что с ней?

— По телезору и радио объявляли — инфаркт перенесла. Сейчас в госпитале в тяжелом состоянии…

Силаев словно во сне сел за стол, вцепившись в края пальцами так, что костяшки побелели. Собрав все свое самообладание, сообщил:

— Мы расстались. Я ушел от нее вчера.

Надежда Кондратьевна выронила тарелку из рук и обернулась от печки:

— Да ты хоть что! Поругались, что ли?

— Нет. Я просто собрался и ушел. За моей спиной она спокойно крутила шашни с генералом.

Тетка в сердцах хлестанула его по лицу полотенцем и крикнула:

— Дурак! Значит и ты добавил ей горя! Вместо того, чтобы все выяснить, как люди, он форс показал, в гордость решил поиграть! Убил ты ее, наповал убил! Фотография-то фальшивая! Показали по телевизору и ее и настоящий снимок. Полковник не русский, вроде поляк по имени-то, вечером выступал. Резко говорил. Мы с Лешкой слушали. Сын твой все ждал, когда ты с Мариной приедешь. Она нам несколько писем прислала. Лешка ей писал, она так ласково отвечала. Я аж плакала. И мне столько добрых слов передала. Леша несколько ее снимков из журнала вырезал и часто разглядывал…

Женщина села на стул и заплакала:

— Господи, я надеялась, что у Лешки настоящая мать появится. Что парнишка не один останется, коли я помру, что и мне будет у кого век дожить. Ты, как последний дурень, гонор показал. В такой беде ее бросил, поверил в грязь и напраслину… Не поверил бабе, которая его любила. Да ты и любить-то видно толком не умеешь! Вся твоя любовь — мужское дело справить и в кусты!

Надежда Кондратьевна с трудом повернулась. Молча положила ему в тарелку картошку с мясом и ушла из кухни. Костя окаменел. В коридорчике раздались легкие шаги и в кухню вошел Лешка в майке и трусах. Волосы всклокочены со сна. На щеках виднелись следы слез. Силаев поднялся ему навстречу, желая обнять, но слова сына остановили:

— Я все слышал. Я так хотел иметь маму, которая бы меня любила, а ты…

Из его глаз, как он не крепился, покатились светлые горошины. Мальчишка развернулся и бросился бегом в свою спаленку. Плечи Силаева обвисли. Он понял, что предал Маринку. Бросился в горницу:

— Тетя Надя, полковника выступавшего не Вацлав Андриевич звали?

С кровати из темноты донеслось:

— Вроде он…

Силаев горько покачал головой — спецназовец защищал Марину. Он открыто появился на экране, рискуя карьерой и погонами, хотя это должен был делать он, Костя. На душе стало пусто. Полковник попросил: