У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Теть Надь, заперись за мной.
Она села на постели:
— Куда ты на ночь глядя? Переночуй, а утром уедешь. Я диван разобрала… Спи. Все равно ни на чем не доберешься до Москвы.
Он устало согласился:
— Ладно…
Костя не стал есть. Просто выключил на кухне свет и зашел в спальню. Тарелка с картошкой осталась стоять на столе. Сын не спал, он понял по судорожному дыханию. Присел рядом на постель и положил тяжелую ладонь на плечо:
— Я постараюсь все исправить, Леша. Сделаю все, что бы Марина меня простила. И ты меня прости, сын. Когда-нибудь ты узнаешь, что такое ревность…
Мальчик повернулся. Сел, а потом вдруг уткнулся ему в грудь и заплакал. Он
— Депутат Марина Степанова доставлена вчера в госпиталь Бурденко. По сведениям, полученным из неофициального источника, стало известно, что на данный момент депутат находится в коме. Напоминаем, она перенесла накануне инфаркт, который спровоцировала опубликованная «Свободной газетой» фотография, оказавшаяся ловко изготовленной фальшивкой. Фотограф, создавший подобное творение, находится в следственном изоляторе. Газете со стороны военных предъявлен крупный иск. В ближайшие дни начнется предварительное слушание дела…
Снова показали часть выступления Вацлава Андриевича, где он держал в руках фотографии. Показали Марину при всех наградах. Костя тяжело вздохнул и только тут обратил внимание, что тетка и сын внимательно глядят на него:
— Тетя Надя, Леша, я виноват. Сам знаю. Если Маринка не выживет, мне спокойной жизни не будет. Ты Лешку воспитай…
Заметил удивление в глазах сына. Надежда Кондратьевна резко прервала племянника:
— Это ты чего задумал? Парнишку сиротой круглым решил сделать? И думать забудь! Мне не долго осталось, не молоденькая. Ты его воспитать должен. Легче всего вот так уйти, а ты попробуй дальше жить! Марине ты горе принес, а теперь и сыну хочешь жизнь изувечить? Мало он от Лариски натерпелся? Хорош! Вот уж не ожидала, что от родного племянничка такие речи услышу. Вот что, милок, к Марине едь! Прощения вымаливай у нее, да к парнишке возвращайся.
Силаев вздохнул:
— В коме она, ничего не слышит и не видит.
Тетка спросила:
— А чего это такое, кома эта? Говорят, говорят, а я не понимаю.
— Это почти что труп. Лежит без движения и сколько такое состояние может продлиться, никто не знает. Слышал, что некоторые годами могут лежать, а некоторые умирают. Я спровоцировал и инфаркт и кому…
Надежда Кондратьевна осенила себя широким крестом:
— Свят, свят, свят… Господи, прости грешника и не оставь без помощи. Я сегодня в церковь дойду, свечечку поставлю за здравие Марины Ивановны. Помолюсь, авось и оставит ее Господь на этом свете. Поезжай со Христом. Давай-ко, благословлю…
Тетка сняли иконку Николая-чудотворца с угла. Прошептала молитву и осенила вставшего на колени племянника крестом:
— Ступай с Богом. Пусть он поможет вам обоим. Наставит на путь истинный тебя, дурака…
Утром генерал Бредин поехал в госпиталь, он уже услышал о просочившейся информации. Сабиев как раз привез на смену Мухаметшину Леонтия Швеца. Евгений Владиславович зашел в палату к Степановой и долго стоял рядом, глядя на осунувшееся лицо женщины. Он снова видел стенку палатки и такое же бледное лицо Марины. К нему подошел доктор и Бредин спросил:
— Известно хоть что-нибудь? Она очнется?
— Не известно. Изменений в мозгу мы не обнаружили. Анализы в допустимых пределах. Если она очнется, я бы посоветовал Марине Ивановне уйти из политики и не трепать нервы. Стрессы ей противопоказаны. Найдите кого-то, такого же честного и бескомпромиссного, кто займет ее место.
Бредин
вздохнул:— Мне ее родители звонили. С частей звонят без перерывов. Спрашивают, не нужно ли чего. Обещают все достать, лишь бы Степанова выжила.
Настала пора вздыхать врачу:
— Вы на КПП не заходили? Ах, да, вы же на машине! Здание превращено в склад. За сутки в дальней комнате пройти к окну невозможно. Люди оставляют варенье, конфеты, соленья, маринады, мед, фрукты — на каждой посылке записка «для Степановой». Заходят на КПП, ставят на стол и уходят. Дефицитнейших лекарств натащили! Причем таких, которые Марине ни к чему. Откуда взяли? Мужики следят только за тем, чтоб взрывчатку не подсунули. Они уже поняли, что отказывать бесполезно. Куда девать?
— Раненым отдайте. Марина все равно не возьмет. Вы же знаете.
— Тогда соленья-варенья в лабораторию отправлю, проверить на микробы, а затем все принесенное распределим по отделениям.
Костя Силаев подходил к КПП, когда увидел машину генерала, подъезжавшую к воротам. Он бросился наперерез, понимая, что Бредин вовсе не жаждет его увидеть, а без его помощи прорваться к Марине вряд ли удастся. Встал посреди проезжей части. Солдат-шофер вынужден был остановиться. Охранники с КПП выскочили на улицу с автоматами наперевес, но увидев, что незнакомец безоружен, опустили стволы. Полковник упрямо глядел генералу в лицо. Евгению Владиславовичу ничего не оставалось, как высунуться в окно и сказать:
— Садись в машину!
Ругаться на глазах у чужих не хотелось. Все же полковник был уже не молоденький, чтоб отчитывать его, словно ребенка. Силаев сразу спросил:
— Как Марина?
Машина тронулась. Генерал буркнул:
— Как и вчера…
Костя понял, что Бредин не желает начинать разговор при солдате. Оба молчали до генеральского кабинета. Но едва дверь закрылась, как спокойное лицо генерала исказилось от злости:
— Явился? Сначала сбежал по-английски, легко поверив газетным бредням. Ей так нужна была твоя вера! Теперь являешься в госпиталь. Слишком легко у тебя все получается! Зачем приехал? Прощения у нее просить? Так она тебя не услышит и не увидит! То, что в прессе сегодня мелькнуло, правда. В коме она, в коме! И это спровоцировал ты! Маринка могла бы справиться с фальшивкой, если бы твое плечо рядом оказалось. Вацлав прикрывал ей спину, он сразу не поверил в подлинность фото, он накрыл фотографа с поличным и это он спас Маринку. Он, а не ты…
Генерал отвернулся к окну, чувствуя, что горло перехватило и он не в состоянии говорить. Костя тихо сказал:
— Товарищ генерал-полковник, позвоните на КПП госпиталя. Разрешите мне быть с Маринкой! Я виноват, страшно виноват и перед ней и перед вами, но без Марины мне жизни нет. Я верю, что она очнется и я дождусь ее приговора. Не захочет меня больше видеть, уйду, слова не скажу, но сейчас дайте мне возможность, хоть частично, искупить вину. Пусть мужики отдыхают, я сам буду и ее сиделкой и нянечкой. Всем, кто потребуется.
Голос полковника дрожал и срывался. Бредин обернулся, собираясь отказать и осекся: Силаев плакал. Он не всхлипывал и не размазывал слезы ладонью, они просто текли по его небритым щекам. Редкие, скупые, мужские слезы. Генерал подошел к телефону. Набрал номер. Когда ответили, назвался и попросил:
— Включите в список охранников у постели Марины Степановой полковника Силаева Константина Андреевича. Он скоро будет у вас.
Поглядел на Костю еще раз:
— Поехали на квартиру Марины вначале. Переоденешься. Боюсь, мужики тебе рожу начистят, если один явишься. И плевать им, что ты полковник, а они рядовые. Они тебе этого бегства долго не простят.