У кладезя бездны. Враги Господа нашего
Шрифт:
Имени Джузеппе «Джо» Кантарелла, депутата, а теперь диктатора Италии я не назвал – из соображений осторожности. Самые верха – голову можно свернуть.
– Картьери, Томасо.
– Картьери? Председатель правления Банка ди Рома.
Вот так-так…
– Когда?
– Давно… Думаю, он уже отдал Богу душу…
– Хорошо. Джеромино, Марк – Реджи Банка д’Италия.
– Королевский банк Италии был в числе тех, который buffone реквизировал в свою пользу вместе с ватиканской группой банков. Потом, после реставрации – банк вернули законному владельцу. Делай выводы сам.
– Сантуццо, Рикардо.
– Не знаю.
Имя Цезаря Полетти, барона, я тоже не назвал. Вопрос о нем я уже задавал и повторять не собирался.
– Да Пьетро, Матео, граф.
– Из наших. Связан с Банком Ватикана.
Вероятно, через ложу П2. Наверняка именно он там занимал главенствующую роль. Списки ложи П2, явные, но не тайные, я уже знал, и его имя там было. Но вот сама история ложи П2, смысл ее существования, похоже, подлежали серьезному переосмыслению.
– Морпуги, Карлос.
– Не знаю… не слышал.
Врет? Ладно… информацию можно извлечь и из лжи.
– Кантино, Джузеппе – Банка ди Ватикана.
Это имя я решил упомянуть.
– Серьезный человек. После Пачелли он руководил этим банком.
Этого я не знал, но склонен был верить. Банка ди Ватикана был вещью в себе. Крупное финансовое учреждение, при этом он ни разу не проходил аудит, не раскрывал отчетность, не давал объяснений никаким парламентским и прочим комиссиям, не предоставлял никакой информации правоохранительным органам, не проходил положенное крупным банкам тестирование на соответствие стандартам «Базель II». Более того, никто даже не знал, кто, например, входит в состав его совета директоров, попечительского совета и имеются ли вообще такие.
Имя Карло Альберто Далла Кьеза, генерала карабинеров, я решил не упоминать.
– Алавьерде, Алессандро – депутат, адвокат.
– Не знаю.
Точно лжет. Не может не знать. Это имя попало в открытые списки масонской ложи «Пропаганда-2», из-за этого он не попал в правительство, хотя имел все шансы. Чрезвычайно влиятельная политическая фигура конца семидесятых.
– Бокко, Серджио.
– Не знаю.
Про Пьетро Антонио Салези ди Марентини, аббата, и да Скалья, Алессандро Антонио, аббата, из Банка Ватикана спрашивать не стоило. Их историю я примерно знал, и вряд ли барон смог бы открыть мне что-то новое.
– Что намерен делать? – спросил барон.
– Мстить.
– Тогда выкопай две могилы.
– Их потребуется значительно больше.
Да, больше. Сукины дети…
– Ты ничего не хочешь еще узнать? – спросил барон.
– Я хочу знать все.
– Тогда… – барон пошевелил губами, словно готовясь, – я расскажу тебе, что слышал про барона Карло Полетти и про его сына Джузеппе. Я расскажу тебе, как барон Полетти стал таким, каким он стал, почему он делает то, что он делает. Слушай, ибо это поможет тебе остаться в живых…
За окном уже гудел лопастями вертолет.
Собирая вещи, Крис лихорадочно думала. Как вклиниться в игру. Как вклиниться в игру?! Как вклиниться в игру…
В руку попала пудреница…
Крис замерла.
Дело в том, что в пудренице был миниатюрный диктофон последнего поколения. Как журналист-инвестигейтор, она не могла обходиться без скрытой записи, и если охрана отбирала два стандартных диктофона, которые она носила с собой, то этот оставался при ней. Невероятно чувствительный, с солнечной батареей, замаскированной под перламутровую крышу, с дополнительным питанием в виде батареек от часов, этот магнитофон обладал еще одним стратегическим преимуществом. Обычно такие диктофоны записывали информацию на чип памяти. Этот же находил линию сотовой связи и сбрасывал информацию на нее, хотя был и промежуточный чип памяти на три часа. Обычно инвестигейторы настраивали такую штуку на номер своего сотового, – но Крис часто меняла сотовые и справедливо полагала, что ее сотовый никак не застрахован от того, чтобы попасть в недобрые руки. Поэтому она сделала по-другому. Заплатив немалые деньги, она арендовала диск для хранения данных в интернет-хранилище Rapidshare. Диск был размером в сто гигабайт, что было более чем достаточно, и арендован он был на сорок девять лет. Физический сервер, на котором хранились данные, был размещен на территории Швейцарской конфедерации, в законодательстве которой говорилось, что любое учреждение или организация конфедерации во имя сохранения тайны частных лиц имеет право отказать в предоставлении
любой информации любым государственным организациям и частным лицам. Причем информация эта может касаться и граждан других стран, в том числе и в связи с возбуждением против них уголовного дела. Сервер по ее просьбе настроили так, что он принимал информацию, но стереть с него было нельзя. Диктофон был настроен на передачу информации именно на этот защищенный сервер хранения данных, причем, где именно будет находиться диктофон, в соседнем здании или за десять тысяч километров, значения не имело. Везде, где будет сотовая связь, зона покрытия, то есть во всем цивилизованном мире, он будет передавать данные. А если в каком-то месте этого не будет, то диктофон заполнит до отказа диск и будет ждать, пока попадет в зону покрытия, и попав, сбросит информацию. Очень умная штука…Какое-то время Крис колебалась. Но только несколько секунд. В конце концов, она ничем не обязана этому возомнившему о себе невесть что русскому. Это он постоянно путается у нее под ногами, выбросил ее телефон и вообще…
Зажав пудреницу в руке, она спустилась вниз. Лука посмотрел на нее – в природе этого взгляда трудно было обмануться…
– Туда нельзя…
Она взглянула на него – и он отступил.
Так… спокойно.
– Я готова.
– Закрой дверь!
Она захлопнула дверь. Вот негодяй… сексист чертов!
– Подонок! – громко сказала она.
И подошла к Луке. У женщины свои козыри, не менее весомые, чем мужские.
– Отвезешь меня на вокзал? Я не хочу ехать с этим bastardo…
Лука поколебался: на Сицилии не принято было вмешиваться в отношения мужа и жены, пусть они и не расписаны официально. Но колебался он недолго.
– Вон мои вещи… – улыбнулась Крис.
В Палермо был самый обычный день… точнее, вечер. Самый обычный летний вечер, как все. В этом южном городе летом каждый найдет себе дело по душе: моряки шумели в портовых кабаках, на рыбном базаре за бесценок расторговывали остатки: то, чем по римским меркам еще торговать и торговать, здесь отдавали чуть ли не даром – жители Палермо привыкли к свежайшей рыбе. На улицах торговали вразнос всякой всячиной, а крутые палермские парни забалтывали своих ragazza, чтобы с наступлением темноты уединиться с ними в городском саду с романтичным названием «Вилла Джулия». А те, у кого была машина, могли рассчитывать и на Монте Пелегрино, место на холмах, где с наступлением ночи… ступить негде.
Но амурными делами занимались не все.
Палермо активно строился, заветы барона ди Адрано не были забыты – и сейчас любая, даже самая добропорядочная строительная фирма не забывала покрутить выделенные по казенным подрядам деньги несколько месяцев на коммерческих стройках, и только потом построить то, что и заказано. Поэтому город буквально кишел строительной техникой, самосвалами, фургонами, кранами, принадлежащим – по бумагам – мелким строительным фирмам. В соответствии с новомодной тенденцией и рекомендациями умных людей здесь развивали малый бизнес: и теперь кран принадлежал одному рабочему, а экскаватор – другому. Но все помнили, кому и что принадлежит на самом деле. Забывать было чревато.
Так вот, под угасающим летним небом по дороге, идущей на вершину Монте Пелегрино, одного из самых красивых мысов Европы, рыча изношенным мотором, взбирался старый бескапотный «Фиат». Машина была старой, но, как и положено по местным традициям, выкрашена в яркий цвет, нечто среднее между желтым и красным. Здесь машина может быть какой угодно старой, но она должна блестеть.
– Нет, все-таки этот Личелли – козел настоящий… – проговорил сидящий за рулем крепыш, – Марио говорил, он знает, в каком отеле тот остановился. Надо его подкараулить и всыпать как следует…
– За что? – лениво возразил второй, худой и высокий, с шикарной копной черных кудрей на голове. – Я сколько раз говорил: если игроки лентяи, никакой тренер ничего сделать не может. Драть их надо, как котов. Ты видел Кадроне?
– Ну и что?
– Он крутит с этой телеведущей. Ты думаешь, ему сейчас до футбола?
– Ну и че, жить ему теперь монахом, что ли?
– Нет. Но помнить свой родной остров надо. Этот засранец бегал по тем же улицам, что и мы. Я один раз ему морду набил.