У кладезя бездны. Враги Господа нашего

Сам полковник собирался сразу, как это только станет возможным, ехать в старую аграмскую тюрьму. Это здание может выдержать любую осаду, и только за ее стенами он будет спокоен.

Они прошли самое месиво, тащась со скоростью пешехода. Дальше стало полегче: бело-черные полицейские машины, отблески мигалок и отключенные сирены, полицейские, сдерживающие толпу с бело-желтыми флагами. Как потом оказалось, в самый разгар речи отключилась трансляция через городскую систему оповещения, и люди просто ничего не слышали. Может, случайно. А может, и нет…

Полковник набрал номер городского головы, доктора Невзнича. Тот сильно болел, не смог прийти – врачи категорически запретили.

– Господин Невзнич… – заговорил полковник, как только соединили.

– Я все слышал… – раздался хрипловатый, с присвистом голос городского головы, он курил по две пачки в день и оттого болел. – Громят?

– Нет, никак нет.

– Плохо…

– Что, простите? – не понял полковник.

– Да нет. Ничего. Что вы предпринимаете?

– Я приказал граничарам и резерву «Лучко» выдвигаться в город. Ваша охрана будет усилена. Я бы попросил вас позвонить бану, я не имею права звонить ему напрямую и попросить…

Бум!

Люди, попавшие под взрыв, обычно не помнят, что с ними произошло, просто они внезапно осознают, что с ними что-то не то. Что они ехали, разговаривали по телефону или сидели в кафе – а теперь они почему-то лежат, кто-то кричит, много дыма и ужасный беспорядок.

Полковнику Гаричу было легче – бронированный внедорожник принял на себя большую часть ударной волны и только опрокинулся на бок. Салон остался цел, и он сам остался цел. Просто он в какой-то момент понял, что он лежит на боку, все болит и рука в крови.

И он не помнил, что произошло. Вообще не помнил. Он просто пришел в себя, лежа в перевернувшейся машине.

Ему удалось встать на ноги. Теперь надо было открыть бронированную дверь – она весила полтораста килограммов и открывалась теперь, получается, вверх, а не вбок. Полковник бился изо всех сил, но никак не получалось.

Впереди кто-то застонал, потом выругался. Водитель. Жив…

– Помоги… – прохрипел полковник и слизнул с пальцев кровь.

Водитель начал протискиваться вперед. Полковник вдруг осознал, что он не помнит, как зовут его водителя. Выбило из головы.

Вместе им наконец удалось вытолкнуть вверх эту проклятущую дверь. Пахнуло гарью и жутким, медным запахом крови. Все было в дыму.

Опираясь ногами на сиденья, полковнику хорватской полиции Любойше Гаричу удалось выбраться наверх, на борт своей машины. Он спрыгнул вниз и едва не закричал от боли в ногах.

Тоже что-то неладно. Но времени совсем нет.

Шаркая ногами, полковник поплелся вперед.

Дым. Ничего не видно, непонятно даже, откуда дым. То ли что-то горит впереди, то ли нет, но дым не рассеивается. Под ногами непонятно что, какая-то крошка или что-то в этом роде. Попадается и что-то мягкое. Что-то двигается в дыму, но непонятно что.

Может, кто-то и кричит. Только не слышно.

Потом полковник понял, что под ногами что-то хлюпает. И немногим позже с ужасом понял, что именно, – кровь!

Приезд Папы в Аграм сопровождался значительным количеством стандартных антитеррористических мероприятий. По рангу реализованный план антитеррористического прикрытия Аграма соответствовал плану, применяемому при визите главы государства. Город был полностью перекрыт, полиция временно задержала или выдворила подозрительных, хулиганов, наркоманов и прочую шваль. Был взят под особую охрану, причем задолго до прибытия, аэропорт, отель не проверяли, потому что Папа не намеревался оставаться надолго. Были проработаны три основных маршрута движения, с них убраны припаркованные машины, вывезены мусорные ящики. На крышах посадили снайперов. Просить жителей не подходить к окнам было бесполезно. Были заготовлены места в больницах, подвезены запасы донорской крови, из соседних городов прибыли дополнительные кареты «Скорой помощи». Больше всего опасались не теракта, а давки с гибелью людей. Буквально за год до этого в давке во время хаджа в Мекке погибли шестьсот человек, и у всех этот кошмар был в памяти.

И тем не менее террористический акт против Папы Римского произошел. В нем кроме самого Папы погибли еще двести тридцать семь человек, в основном жители Аграма.

Только через девять дней специальной группе Австрийского криминального бюро, австро-венгерского аналога североамериканского ФБР и германского гестапо, удалось получить доступ к месту происшествия. Место было основательно затоптано, нашлись ублюдки, которые начали растаскивать останки принявшего мученическую смерть Папы на сувениры (или на мощи, как средневековые рыцари держали в своих мечах частичку Гроба Господнего). Тем не менее примерно через месяц картину удалось восстановить.

Взрыв произошел не над землей, а под землей и был чрезвычайно мощным. Эксперты оценили его мощность в четыреста килограммов в тротиловом эквиваленте. Вывоз всех урн, мусорных баков, припаркованных машин не помог. Судя по всему, кто-то при ремонте, а может быть, даже и при прокладке дороги заложил взрывное устройство, несколько блоков с независимыми детонаторами, примерно в двадцати сантиметрах от поверхности дороги. Взрывное устройство было заложено «гусеницей» примерно по двадцать килограммов на метр в два ряда. И сработало безукоризненно. Обнаружить его было практически невозможно: ни собаки, ни какие другие средства не помогли бы. Тот, кто закладывал его, знал о блокираторе радиосигнала и поэтому вывел провод от исполнительного механизма в один из домов – там, конечно, уже никого не было.

Папа Римский, по заключениям экспертов, погиб мгновенно. Его машина хоть и была бронированной, но выдержать подрыв фугаса такой мощности не могла бы даже самая тяжелая армейская бронемашина. От самой машины почти ничего не осталось, эксперты собирали ее буквально по кускам в ангаре на базе ВВС.

Сделать все это тайно было невозможно. Тем более, сделать сербам; подняв данные муниципалитета, венские следователи выяснили, что дорога ремонтировалась, и не раз, заложить на одной из центральных улиц города бомбу такой мощности можно было только под видом ремонта дороги. Дело имело хорошие перспективы, вот только…

Правда уже никого не интересовала…

В этот же день, уже к вечеру, во многих местах Австро-Венгрии, особенно на Балканах, полыхнули массовые беспорядки. В тюрьмах начались бунты: хорватские заключенные, вооружившись всем, что под руку попадет, бросались на охрану, требуя пропустить их к сербам. Отряды граничар все как один собирались и уходили в карательные рейды на территорию с сербским населением – там местные жители готовили отпор. Вполне нормальные, «рукопожатые» в европейских столицах политические деятели Банства Хорватского выступали с предложениями вырезать всех сербов, от младенцев и до стариков, везде, где до них можно дотянуться. Все это говорилось под одобрительный рев толпы. В самом Аграме сербов не было, но усташи начали врываться в отели, искать православных, чтобы убить. Кого-то на самом деле убили. В аграмской гостинице зверски убили русских туристов, что послужило поводом к очередному обострению отношений и вводу в город армейских частей из Венгрии.

Произошедшее в ватиканской историографии получило название «Катастрофа».

Согласно зловещему предзнаменованию ирландского монаха Малахии, предпоследним в череде римских пап должен был стать некто, названный у Малахии под девизом «Торжество оливковой ветви». Оливковая ветвь издревле считалась символом мира, перемирия, в Ветхом Завете голубь принес Ною именно оливковую ветвь от самого Господа, показав тем самым, что Господь больше не в гневе и грехи искуплены. Германский Папа, принявший имя Бенедикта, показал себя именно таким миротворцем, в первой же своей пастырской поездке бесстрашно выступив на стадионе и призвав два братских народа, сербский и хорватский, к прекращению кровопролития во имя Господа. И погиб через полчаса на аллее, названной в честь палача сербского народа, доктора Анте Павелича, окропив мостовую своей кровью…