У Кошки Девять Жизней

Когда выпили, Альберт пригласил Ларису (так назвала себя жрица оплачиваемой любви) к себе домой. Там они вместе распили бутылку "Южной ночи", а после, когда уже раздевались, взгляд Ларисы упал на пожёванный томик Фрейда. Она бросила что-то дерзкое и пренебрежительное по адресу отца психоанализа. И Альберт удивился.

– Я думаю, нашим детям, - объяснила Лариса своё отношение к Фрейду, - будет тяжело понять, что мы могли найти во всей этой умственной порнографии.

Оказалось, что у проститутки Ларисы за плечами высшее образование.

Уже лёжа рядом в постели и разглядывая потолок, они нашли для себя невероятно много тем. Никогда бы Альберт не предположил, что, вдруг, встретит настолько занятную собеседницу - в таком неожиданном месте и в таком неожиданном образе.

Теперь они виделись постоянно. Альберту неловко было и себе самому признаться, но каждой такой встречи он с нетерпением ожидал и мысленно готовился к ней. И если бы жизнь развела вдруг его с этой необыкновенной проституткой, то ему бы очень не хватало Ларисы. Очень бы не хватало.

Может, забавно, но накануне собственной свадьбы король бандитского Нальчика опять очутился здесь, у Ларисы дома.

Закончив обычное их занятие, Альберт курил, глядя, как клочья сигаретного дыма поднимаются под потолок.

– Лариса, - начал он то, что подготовил заранее.
– Хотел спросить тебя. Ты веришь в загробную жизнь? В Бога веришь?

– В Бога?..

– Думаю, что верю.
– Лариса устало посмотрела на Альберта. Скорее так: пассивно верю. Как бесы, про которых кто-то там из апостолов сказал: "Бесы веруют и трепещут". Но только я не трепещу. Почти не трепещу.

– А я всегда верил. Я всегда считал, что Бог есть, и что он сотворил людей, чтобы поиздеваться над ними. Мне казалось всегда, что Бог - это вроде как надзиратель в концлагере. Он вроде бы за порядком следит, а на самом деле - измывается над заключенными. Ему просто доставляет удовольствие видеть чьи-то мучения. И я всегда ненавидел Бога. Моя вера была - это мстить Богу и бороться с ним.

– Как можно бороться с Богом? И тем более мстить Богу?

– Можно. Если Бог хочет, чтобы люди любили Его и боялись, то самая большая мука для Него была бы, если бы все люди, точно зная, что Он существует, жили бы так, как будто бы Его нет.

– Но какой в этом смысл? Ведь победить Бога нельзя - Он бессмертен и вечен...

– Я тоже бессмертен. Вот в эту минуту - бессмертен. А завтра... какая разница, что будет завтра?

Лариса зевнула.

– Хочешь знать моё мнение? Детские рассуждения. Инфатилизм. И потом, это называется сатанизмом. Ничего нового ты не придумал.

Альберт не обиделся. Он никогда не обижался на Ларису, которая почти всегда в пыль разбивала его философские построения - она по крайней мере выслушала его.

– Когда я был ещё мальчиком и прочитал книжку про Прометея, то просто заболел от этого. Мне тоже хотелось вот так...

– Как? Цепями к скале? Но Прометей ведь в итоге договорился с Зевсом - он понял, что невозможно победить то, что непобедимо.

– Договорился - да. Но какая разница? Ведь люди всё равно запомнили его прикованным к скале, а не договаривающимся? Ведь так?

Лариса пожала плечами.

– Смысл любого бунта в самом бунте. А если перед тобой - равный тебе враг, а не тот, кто в тысячу раз сильнее - то какой же это тогда бунт?.. Сильный - не тот, кто идёт против слабого, а тот кто выбирает противника сильнее себя. А самый сильный - это тот, кто выбирает себе противника непобедимого.

– Это - самоубийца.

Альберт пожал плечами.

– Во мне говорит кровь моих предков, в тебе говорит кровь твоих, и мы никогда не поймём друг друга.

– Прометей тоже ведь жил на Кавказе, - улыбнулась Лариса.
– А вдруг он и был твоим предком?..

Альберт не ответил. Они молча лежали несколько минут. Потом Альберт начал опять.

– Ты знаешь, - сказал он, - недавно я прочитал одну книжку. Там интересная философия. Герой говорит, что, вот, пройдёт время, и жизнь прекратится - не будет никакой жизни. И что все наши проблемы - они поэтому ерунда полная. Вообще все. Вот, коммунисты. Они сказали, что Бога нет. Хотели рай на земле построить. А если бы и построили? Ну и что тогда? Представь, прошло несколько миллиардов лет, и Земля наша стала таким остывшим комком, который летает себе где-то по Вселенной. Летает и всё. Никакой жизни на ней нет. И кому тогда какая разница: была на Земле жизнь или никогда не было?.. Какая разница, построили, в конце концов, коммунизм, или не получилось? Какая тогда разница: были люди на Земле счастливыми или они были несчастными? Какая разница, были ли они вообще?

– Интересные мысли.
– Лариса кивнула.
– А как называется книжка?

– Какая книжка?..

– Ну та, что ты прочитал.

– Чехов, "Палата ?6".

– Интересно. Ну и что дальше?

– Я думаю, - подытожил Альберт, - что если Бога нет, то нет ни в чём никакого смысла. Вообще никакого смысла. Ни в чём. Получается, человек - это что-то вроде свиньи, которая живёт только для того, чтобы потом кто-нибудь съел её мясо. И даже ещё хуже... Я думаю, что Бог, Его существование - это единственное, что даёт смысл этому миру. И сколько бы люди не искали другого смысла, его нет и быть не может. Вот был такой английский писатель Сомерсет Моэм. Он себе составил "программу жизни". Составил сам для себя, составил, когда ещё был молодым. Решил, что должен в жизни то-то и то-то сделать. Прожил восемьдесят лет с чем-то. Программу свою выполнил. И после этого умер. А толку? Толку теперь от его программы? Если бы и не выполнил, то это изменило бы для него хоть что-нибудь? Какая ДЛЯ НЕГО разница? Сомерсет Моэм и сам признался, что нет в его программе никакого смысла и никакой цели в ней нет. Он пишет, что эту свою программу хотел противопоставить всеобщей бессмысленности.

– Логично.
– Лариса потянулась за сигаретой.
– Бог должен существовать. И, наверное, лучшее доказательство того, что Он существует - это мы сами.

– А если существует?..

Лариса зажгла сигарету и затянулась.

– Я что-то тебя, дорогой. не пойму. То ты с Богом воевать собирался, а тебе хочешь доказать, что Он существует. У тебя в голове есть порядок?

Альберт кивнул - так, словно бы не услышал того, что сказала ему Лариса.

– А всё-таки. Если Он существует?..

– Если существует, то надо идти в церковь и каяться.

– Каяться в чём?

– В грехах.

Лариса затянулась и сосредоточенно выпустила дым кверху.

– Но у меня нет грехов. Грех - это когда не по совести поступаешь. Грех - обидеть слабого...

– Ты уверен, что у тебя точно нет грехов?..

Альберт покачал головой.

– Не уверен, если честно. Просто, я считаю грехом одно, а Бог другое.

– Логично, - Лариса кивнула.
– Людей много, и каждый считает грехом что-то своё. Вот, некоторые протестанты на Западе теперь говорят, что гомосексуализм больше не грех. Если один постоянный партнёр, и всё - с любовью. А папа римский разрешил католикам вступать в масонские ложи. Вчера это был грех, а сегодня - уже не грех. По моему, забавно.

– Согласен. Я думаю, что если бы Бог был справедливым, то Он бы простил всех и всех был послал в рай. Он бы сказал: "Люди, вы и так много страдали." А так... Если ни один грешник не попадёт в рай, то кто туда вообще попадёт? Праведники? Ты хоть когда-нибудь хоть одного видела?

В Библии написано, что тех, кто погибнет, будет гораздо больше, чем тех, кто спасётся, - ответила Лариса.
– Настолько больше - насколько волна больше капли. Так написано в Библии. Святые отцы говорили, что из людей, кто жил до Христа, не спасся почти никто. Надо быть не просто праведным, а надо быть очень праведным, чтобы спастись.