У кошки девять жизней

Герцог расхохотался:

— Перестань, Эви, ничего страшного в этой истории нет.

— У-у-у, — зловеще провыл ехидный кузен, шевеля пальцами, — страшный вампир придет за тобой этой ночью.

— Нет, это за тобой придет сегодня Морис — каннибал, — съязвила я, — с топором, чтобы изрубить тебя на мелкие кусочки.

— Идиотские шутки, — вконец разобиделась Эвелина и вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

Этьен расхохотался. Ему было необычайно весело от того, что вновь удалось напугать Эвелину. Я бы на его месте не стала этим гордиться. Эвелину напугать ничего не стоит.

— А тебе не страшно, Белла? — поддел меня кузен.

— Я в ужасе, — отозвалась я, чтобы сделать ему приятное.

— Ну да, — усомнился он, — не знаю, какой должна быть история, чтобы тебя напугать. Мне такая и в страшном сне не привидится.

— Ну, если все то, что ты рассказываешь, является тебе в кошмарах, то тебя стоит пожалеть, — сказал герцог, — такие необыкновенно насыщенные сны.

Дверь распахнулась и в гостиную с воинственным видом вошла Эвелина.

— Не собираюсь ходить по темным коридорам, — заявила она.

Этьен развеселился еще больше.

— Страшно? А кто утверждал, что напугать его будет ой как непросто!

Я хотела сказать, что гордиться тут нечем, но меня отвлек Кадо. Он начал поскуливать и тяжело дышать. Я посмотрела на него и заметила, что вид у пса довольно больной.

— Что такое?

Тут Кадо взвизгнул особенно громко, по его телу прошла судорога и он уткнул голову в лапы.

— Объелся пирожных, — прокомментировал Этьен.

— С ним никогда такого не было, — я присела перед собакой, поглаживая его и стараясь успокоить, — ну, миленький, что с тобой?

Кажется, Кадо и в самом деле заболел. Но я никогда раньше не видела столь стремительно развивающейся болезни. Все произошло столь быстро, что никто не успел толком сообразить, что происходит. Пес катался по ковру, повизгивая, словно боль была невыносимой, словно что-то жгло его изнутри.

Вокруг Кадо столпились все присутствующие. Никто не знал, что надо делать, давая самые нелепые советы. Эвелина, к примеру, пыталась напоить пса водой из стакана, но потерпела сокрушительную неудачу.

Все было кончено через пять минут. Кадо еще пару раз вздрогнул, вытянулся и затих. Из его пасти выступила пена, глаза остекленели. Мне не нужно было долго соображать, что это значило. Это значило, что моя собака, мой любимый пес умер.

— О Боже, — прошептала Эвелина, прижав к груди стакан.

Я молчала, не в силах пошевелиться и лишь молча смотрела на Кадо. Остальные, должно быть, тоже находились в столбняке, потому что в гостиной установилась звенящая тишина.

Сделав над собой героическое усилие, я оторвала взгляд от умершего пса и перевела их на свои руки. На запястьях блестели какие-то капли. Я прикоснулась к ним пальцем и тут же поняла, что это. Это были слезы. Надо же, я даже не заметила, что плачу. Это была такая редкость, что на мгновение я удивилась и сразу забыла.

Поднявшись на ноги, я повернулась к двери. Должно быть, вид у меня был не совсем обычный, потому что Эвелина попятилась, а Этьен хотел взять меня за руку, но я резко отмахнулась:

— Прочь!

Выбежав за дверь, я помчалась по коридору к себе в комнату. Я до сих пор не могла поверить в то, что случилось. Кадо умер. Кадо умер? Нет, это невозможно. Это мне померещилось. Он не мог умереть!

Заперев дверь прямо перед носом недоумевающей и громко возмущающейся Эмили, я упала на постель и закрыла глаза. Я видела перед собой ковер гостиной и Кадо, извивающегося по нему. Это неправда. Это мне приснилось.

Я не спала всю ночь, лежа на кровати не раздеваясь и смотря в потолок. Больше не плакала, но и не думала ни о чем. На меня нашло какое-то оцепенение, я впала в ступор. Время летело незаметно и стояло на месте. Я не обращала внимания на происходящее.

И лишь утром, когда первый солнечный луч заглянул в окно, поняла, что дальше так продолжаться не может. Нужно встряхнуться. Нужно встать, переодеться, умыться и отправиться завтракать, хотя мысли о еде сейчас вызывали во мне отвращение. Но может быть, когда я спущусь вниз, окажется, что все происшедшее вчера было лишь дурным сном.

Надежда умерла в тот самый миг, когда я отперла дверь, услышав за ней бурные рыдания Эмили.

— Бедный песик! — всхлипывала она, — бедняжка Кадо! Ох, какое горе!

Она так переживала, что мне пришлось отпаивать ее водой.

К завтраку я все-таки спустилась, хотя мне почему-то казалось, что увидев пищу, мне станет дурно. Ничуть не бывало. Вид аппетитных кушаний не вызвал никаких эмоций.

Я села на стул, окинула присутствующих взглядом исподлобья, отметила лица, полные сочувствия и стиснула кулаки. Ничто так не расхолаживало, как сострадание. Если они не прекратят так на меня смотреть, я завизжу.

— Как это ужасно, — робко и тихо начала Эвелина.

— Ни слова об этом, — свирепо сказала я, — ясно?

— Хорошо, хорошо, — поспешно закивали все.

Гадкие, отвратительные люди! Чтоб они все провалились!

Весь завтрак я просидела над полной тарелкой, ковыряясь в содержимом вилкой и превратив его в неопределенную массу. В рот не взяла ни кусочка.

Я собиралась выйти в коридор, когда меня остановил герцог.

— Мадам, — начал он, — я хотел бы поговорить с вами в гостиной.

Открыв рот, чтобы ответить резко отрицательно, я передумала. Какая разница! Пусть говорит, что хочет. Наплевать на это. Все равно.

Я молча прошла за ним в гостиную и села в кресло. Герцог долго устраивался на стуле, словно что-то торчало из сиденья, мешая ему в этом. Некоторое время я наблюдала за его потугами, а потом спросила:

— Ну?

— Мне очень жаль, что это случилось, — отозвался он.

— Это все? Я могу идти?

— Нет. Я позвал вас сюда не за этим. То, что случилось, мне очень не нравится.

— Неужели?

— Помолчите и послушайте. То, что произошло, не похоже на внезапно возникшую болезнь. Это похоже на…

— На что? — не выдержала я.

— Подумайте сами. Хватит мне дерзить. Вспомните, что он ел перед смертью.

Я напрягла память, которая, судя по всему, начала мне отказывать. Долго молчала, не в силах ничего припомнить. Но потом меня озарило.

— Пирожные.

— Правильно.

— И что это значит?

— Это значит, что эти пирожные предназначались вам.