Чтение онлайн

ЖАНРЫ

У любви краски свои

Брыжинский Андрей

Шрифт:

— Попытайся понять… Мать ведь правильно говорит, почему никак не хочешь уразуметь это… Неужели плохого она нам желает? Очень прошу: приезжай сам. От добра добра не ищут.

Паксяськин взглянул вначале на Руфину Романовну, потом на Наташу.

— Наташа, навстречу мне попался Владислав. Сообщил мне, что в кино ходили вместе с ним, это правда?

Девушка не может и глаз поднять. Через некоторое время, как нашкодившая, все же глянула на жениха и, запинаясь, невнятно пролепетала в свое оправдание:

— Д-да это… т-так, чтобы как-то время убить. От скуки…

— И часто вы с ним так скуку развеиваете? — у Петра Ивановича

все внутри оборвалось от услышанного здесь.

— Н-ничего плохого не думай… Это — так себе, обычное времяпрепровождение. Что от того, если иногда вместе с ним в кино ходили. Я ведь ничего не утаиваю от тебя.

Полынная горечь разлилась по сердцу Паксяськина, он тяжело вздохнул, все явственней ощущая, как атмосфера Вечкаевской квартиры душит его и ему не хватает кислорода. Пелена застилала глаза Петра Ивановича, так что даже лица любимой не узнать.

— Завершились, видно, наши переговоры, Наташенька, — наконец, промолвил он. — Выходит, на разных берегах жить нам с тобой. Надеюсь, ты никогда не забудешь все то доброе, что озаряло нашу жизнь на протяжении всего того времени, сколько мы знаем с тобой друг друга. И я не забуду. Будьте здоровы, — еле выговорил он последние слова.

Петр Иванович вышел на улицу. Душа плакала навзрыд, сердце колотилось, пытаясь выскочить наружу. Не мог ему поднять настроения и красивый день, озаренный солнечным светом.

* * *

Наташа в раздумье бродила по квартире. Навязчивое, смутное беспокойство терзало ее.

«Что с того, что в Москве живу? Без любимого ничто не радует. Село… Что, на самом деле, медведи там живут? Такие же люди. Дело какое-нибудь уж найдется и для меня, без работы не останусь. Возможно, такие специалисты, как я, нужны и там. Самая большая преграда — мать, — Наташа с горечью в душе вспоминает разговоры с матерью. — Не ей, мне ведь нужен любимый муж, надежный спутник жизни, семья. Матери, конечно же, приятно, если я буду поблизости. Может, она мечтала об этом, пока растила меня. Да ведь у жизни свои законы. И надо учитывать реальность: у родителей своя стезя, у детей — своя. Так уж всегда бывает, а мама никак не хочет понять меня. Сколько раз ни пыталась смягчить ее, ничего не получается, стоит на своем и все. Э-эх… А я все равно поеду к Пете. Семь бед — один ответ, — твердо сказала она себе. — Хотя бы посмотрю на его село. Если что — снова возвращусь сюда».

…Пока собиралась, улаживала дела, еще две недели пролетели. Дальнейшая неизвестность здорово измучила ее. Руфина Романовна тоже заметила терзания дочери.

— Натулька, ничего не приключилось с тобой? — однажды вечером спросила Руфина Романовна.

— Да вроде бы все в порядке, — увиливает от вопроса девушка, прячет глаза от матери, наконец взяла с тумбочки книгу, начала читать ее.

— Что-то важное пытаешься скрывать от меня, доченька. Сердцем чувствую, неладное творится у тебя в душе.

Наташа уже готова была открыться матери, рассказать ей свои сокровенные мысли. И все же в конце концов решила промолчать, ничего не говорить о своей поездке в село. «Нечего воду в ступе толочь, опять бесполезные разговоры пойдут, — прикидывает она про себя. — Своя голова есть, не маленькая ведь уже». Но, чтобы успокоить мать, Наташа, подсмеиваясь, бросила только:

— Ведь сама была молодой, мама, не забыла эту пору?

Ночь у Наташи выдалась бессонной. Она то и дело просыпалась и долго не могла

потом заснуть. Утром, как только родители ушли на работу, собрала самое необходимое в дорогу, села писать письмо.

«Дорогие папа и мама! Не обижайтесь на меня, другого выхода не вижу. Давно зовет меня Петя, знаете об этом. Люблю его. Никто мне из других парней не нужен. Не ломайте мне жизнь, я все обдумала. Из Лашмино напишу. Крепко, крепко целую. Ваша дочь Наташа».

Такая грусть вдруг обуяла ее — еле сдерживала слезы. Ведь подобный шаг в жизни приходится ей делать впервые!

«От родителей все равно девушке приходится уходить. Из мужей редко кто приходит жить в дом жены. В большинстве своем жены переселяются в дом родителей мужа или свой отдельный „угол“ строят, — успокаивает себя Наташа. — Тогда зачем ожидать, когда кто-то женится на мне и будет жить вместе с нами? Не трусь! Выбрось из головы сомнения! Прочь мысли об отступлении! Все делаешь правильно».

Она закинула ремень сумки через плечо и вышла из дома. Долго смотрела на окна своей квартиры, заплакала. Потом, не оборачиваясь, направилась в сторону ближайшей станции метро.

* * *

Именно в те дни, когда Наташа Вечкаева собиралась в Лашмино, там шла свадьба. Жених с невестой — Паксяськин и Велькина.

Свадьбу решено было справлять без водки, дабы не свалить гостей с ног, не превратить их в безумных. Из выпивки на стол было поставлено «Шампанское», виноградное вино, сок из яблок, смородины и мордовская брага.

Тамадой был друг жениха — Борис Дмитриевич Кечаев. Он никому не дает скучать, зазывает в круг плясать гостей, то по одному, то по несколько человек вместе. Мордовские и русские песни запевает, которые с удовольствием подхватывают все. Иногда какую-нибудь веселую игру затеет. Не раз заставлял жениха и невесту показать всем свое умение и сноровку в домашних делах. Застолье развернуто на улице, близ дома Паксяськиных, благо солнечно, тепло и безветрено, словно как раз ко дню свадьбы и приурочен такой замечательный день.

Жених и невеста сидят во главе длинного стола. Смотрят, как вместе с ними радуются пришедшие гости, поют вместе со всеми, соединяя свои голоса с общей мелодией, которая словно возвещает рождение новой семьи.

«Эх, какие плясуны мои односельчане, в будние дни и не подумаешь, что столь шустры они в этом деле, — растроганная душа Петра Ивановича переполняется радостью. — А песни, песни! Настолько задушевные они. Особенно эрзянские. Как они западают в сердце! И Борис Дмитриевич… И не думал раньше, что такие задатки тамады у него. Под его руководством свадьба получается что надо… Огромное спасибо тебе, друг».

— Горько! — прокричал кто-то из гостей, поднимая вверх свой стакан с вином. — Го-о-рько!

И вот уже снова начались пляски. Петр Иванович смотрит на веселящихся и вдруг вспомнилась московская невеста.

«Да, Наташа, финита ля комедия, развязался между нами узелок, в разные стороны пролегли наши стежки-дорожки. Родная земля помогла, видно, нам с Фаиной Викторовной в одно соединить наши жизни. Вдвоем вы с матерью виноваты: она — по-своему, ты — по-своему. Да и Владислав… Не смогла ты отодвинуть его от себя, здорово ты этим обидела меня. Выходит, нет у тебя твердости характера. Кто знает, возможно, потом и каяться буду. Что ж, пусть. Вины своей не вижу, со своей стороны сделал все, совесть моя чиста перед тобой».

Поделиться с друзьями: