У любви семь жизней

Постепенно потребность делиться и обсуждать Давида с Татьяной исчезла. Это был закрытый, индивидуальный мир для двоих, в котором нет места третьему.

Мужчина властно и бесповоротно вытеснил посторонние интересы, подруг, друзей, до предела наполнив собой всё — душу, мысли, вселенную. Не осталось ни одной минуты, когда бы ни думала о нём, ни вспоминала их встречи, не проживала заново слова, взгляды, прикосновения.

По неопытности и простоте душевной считала, что всё под контролем, стоит только пожелать и сможет вовремя и безболезненно выйти из отношений.

Проницательный Давид, боясь вспугнуть недоверчивую закомплексованную девушку, постепенно и осторожно приручал её. Осмотрительно и намеренно не торопил события, а выжидающе следил за степенью погружения в чувство.

Шаг за шагом приучая к физическому контакту.

Легонько обнимал напрягающуюся от мужских прикосновений Леру за худенькие плечи, притягивал ближе, щекотал щёки жарким дыханьем, обволакивал едва различимым бархатным шепотом.

Лаская, мягко запускал руки в волосы, бережно прижимал голову к себе, давая восприятию впитать, насытиться и утонуть в своём демоническом тепле и запахе.

Прижимался лбом, гипнотизирующе погружая в бездонную пучину своих колдовских глаз. Необратимо вливался в её расширяющиеся зрачки, словно сканировал мозг и обживался там навсегда.

Коротко и нежно трогал лицо тёплыми губами. Следил за тем, как темнеют и затуманиваются глаза, тихо вздрагивает тело.

Иногда целовал. Жадно, грубо, ненасытно. Вытягивая запутавшуюся душу, лишая воздуха, обрушая мир и сметая установленные запреты.

Оставляя девушку задыхаться в полном смятении с подкашивающимися ногами и отчаянно колотящимся сердцем.

Лера увязала всё больше и чувствовала полный разлад головы и сердца.

Расстроенно видела по задерживающимся взглядам прохожих, как странно и негармонично выглядит их пара. Особенно, когда идут под руку.

Презентабельного вида крупный, властный мужчина, с гордо поднятой головой, уверено и повелительно рассекающий толпу.

Который выглядит старше своих тридцати семи лет.

И рядом — щуплая, небогато одетая девушка с широко распахнутыми извиняющимися глазами, больше похожая на несмелого подростка или старшеклассницу.

Но Давида нисколько не смущал контраст между ними.

Если Лера в общественных местах соблюдала расстояние и отходила на пару шагов, делая вид, что они просто знакомые, то Марков, наоборот, всеми действиями демонстрировал, что они не случайные попутчики и между ними существует близкая связь. Чем дальше отодвигалась она, тем своенравней и черней становился его взгляд, плотно и бесцеремонно приближался к девушке.

Однажды специально назначил свидание возле своей работы в тот час, когда закончился трудовой день и сослуживцы тесной кучкой выходили из дверей министерства. Показательно обхватил Леру руками и прижал к себе, строго шепнув в ухо:

— Не брыкайся! Сотрудники из нашего отдела идут, — и ухмыльнувшись, удовлетворённо прокомментировал, — О! Наконец-то… Увидели. Насторожились. Разглядывают нас. Зашептались… Завтра расспрашивать будут.

И возмутился:

— Лера, не понял!.. Что ты прячешь лицо? Выше нос, не бойся. Пусть посмотрят КАКАЯ у меня девушка!

На эскалаторе становился на ступеньку ниже, поворачивался к Лере, кольцом своих рук защищал от торопящихся пробежать по ступенькам пассажиров, поддерживал и оберегал. Упрямо и вызывающе глядя в её виноватые глаза.

Ей было безумно стыдно… Перед людьми — за связь с Давидом, перед Давидом — за свою трусость, перед собой — за всё сразу!

Через какое-то время у неё образовалась колючая корочка из цинизма, спасающая измученную ранимую совесть. Перестала болезненно реагировать и обращать внимание на окружающую толпу, на осуждающие взгляды.

Не уклонялась от коротких подбадривающих поцелуев при посторонних, а тайно посмеиваясь над своей наглостью и бесстыжестью, ответно тянула губы.

В этой разноликой текучей массе ценным оставалось только ЕГО мнение.

Мужчина облегчённо вздыхал и довольно улыбался.

Лера научилась не стыдиться и не отшатываться от Давида, когда, держась за поручень и нависая над сидящими в вагоне метро пассажирами, они мягко склеивались лицами, проваливаясь в созерцание и бесконтактную ласку друг друга сияющими глазами.

Зачастую ловя гневные и бичующие взгляды высоконравственных бабушек. Те надменно сжимали тугие ротики в осуждающую куриную гузку. Подтягивали сумочки к груди, брезгливо подбирали ножки, дабы держаться от грязных нарушителей нравственности подальше. Презрительно отворачивались, высокомерно вздёргивая трясущиеся от негодования подбородки.

Взор Давида выстреливал свинцом и темнел. Он хищно раздувал ноздри и раздражённо скрипел зубами. Яростно, с приглушённым рычанием выдыхал, зловеще ухмылялся. Тесно прижимал закипающую от обиды девушку к груди и нежно касался губами рта.

Нагло подмигивал шипящей и плюющейся ядом негодования даме и, закрывая несчастную Лерку спиной, увлекал в сторону от свирепеющей наблюдательницы.

Потом оба по-ребячески переглядывались, хихикали, и ехидно косились на оскорблённую особу.

Глава 10. Страхи

Лере стало совершенно безразлично как относятся незнакомые люди к их связи. Теперь на публике, забывшись, без приглашения брала мужчину под руку и не контролировала выражение лиц мелькающих прохожих.

На улице спокойно прижималась к Давиду сама, и прятала лицо в воротник дублёнки, чтобы с наслаждением вдохнуть, ставший родным и сводящий с ума, запах любимого человека. С прищуром дерзко и вызывающе встречала беспардонные взгляды любопытствующих.

Но к тому, чтоб кто-нибудь из родственников или коллег по работе увидели её вместе с Марковым, была не готова. И категорически против.

Родственники донесут родителям, а их реакция предсказуема. Запросто могут прикатить в столицу, устроить громкий некрасивый скандал и чуть ли не за шиворот утащить обратно в отчий дом. Слушать оправдания не станут. Как обычно… И больше шанса вырваться на свободу не будет…

А коллеги… Под их прицельными и бдительными взглядами приходится проводить большую часть времени. Это такая разношёрстная и любящая позлословить публика — дай только повод и потом держись покрепче!