У моря Русского

— В середине лета, я думаю, будут у меня.

— Вези гостей ко мне. Скоро в Бутыклы-поле войной пойду, и тебе и гостям твоим ясыря хватит.

— А болезнь твоя, князь?

— Мубарек поведет мой байрак. Плохой я буду друг, если гостей твоих отпущу с пустыми руками. Разве в Кафе хороший купец ясырь возьмет? Там даже за паршивого раба ломят большую цену. Ко мне с гостями приезжай.

Окончив разговор, консул посмотрел на толмача и сказал:

— Я хотел бы наши дела сохранить в тайне.

— Никто, кроме аллаха, не будет знать о нашем разговоре, уезжай домой спокойно. Базар смотреть сегодня будешь?

— Надо посмотреть.

— Сын мой тебе его покажет.

Черноводский базар! Разноликая, шумная толпа запрудила весь рынок, бурливая людская волна плещет через край площади и растекается по узким прибазарным улочкам.

В Карасубазаре торгует всякий. Привез правоверный из далекого похода награбленное добро — продает его. Сделал мастеровой вещь — несет на рынок, выковал кузнец саблю и копье — покупатель ждет его на шумной площади. Идет торговля, мена, крики, шум. Вот прямо на пыльной земле, подобрав под себя ноги, сидит щуплый татарин. Перед ним на циновке его товар. Он держит в руках расшитую серебром женскую шапочку и, причмокивая, кричит:

— Вот фес! Самый лучший, самый красивый фес! Эй, оглан, эй, джан [12] , купи для своей любимой. Сто лет любить будет, сто лет не забудет!

Еще дальше на палках, поставленных в виде треножника, висит примитивный кантар [13] . На одной чашке весов баранья тушка, на другой — камни.

— Баранина-а-а, баранина-а-а! — зазывает мясник. — Десять таньга один батман. Батман — всего десять таньга!

Еще дальше, прикрываясь от солнца небольшим тентом, натянутым на пики, стоит длинноногий фряг. Перед ним столик. На столике драгоценные камни. Этот не расхваливает свой товар. На татарском языке не может, на итальянском — бесполезно. Поэтому он, бесконечно улыбаясь, на разные лады произносит всего два слова:

12

Эй, парень, эй, душа (тат.).

13

Кантар (тат.) — весы.

— Ля белецца! Зюберджет! [14]

Под длинными навесами продается золотая, серебряная и медная посуда. Чеканные гугумы, серебряные рукомойники, саны, чанахи, вазы, чаши своим блеском ослепляют глаза. Слышен звон монет, споры, хлопанье ладош в знак совершенной сделки.

Осмотрев базар, консул спросил Алима:

— Может, мои глаза плохо видят? Я почему-то не заметил здесь живого товара.

— Живой товар — особый товар. И торговая дань на него особая. Четыре дня под одной луной разрешаем мы покупать этот товар. Через два дня, если аллах продлит нашу жизнь до того времени, мы можем показать торговлю рабами. А сейчас достойного гостя ждет хамам [15] , еда, отдых и красивые девушки.

14

Ля белецца (ит.) — красота! Зюберджет (тат.) — сказочный драгоценный камень.

15

Хамам (тат.) — баня.

ДЖАНЫ-БЕК — ПОСОЛ ХАНА

Утро следующего дня, как и всякое другое, пришло в обширную крепость бок о бок с шумом. Вместе с розовыми лучами зари над крышами домов понеслись протяжные голоса муэдзинов [16] . В разных концах города с балконов высоких минаретов распевали они свои молитвы, простирая руки к востоку. Открылись окна и двери всех лавчонок. Совершив утренний намаз, лавочники начали громкими криками зазывать покупателей. Далеко по улицам разнеслись заунывные голоса телялов [17] . Вот один из них едет на ишаке по извилистой грязной улочке. Задрав седую бороду кверху, он крикливо повторяет одно и то же:

16

Муэдзин (тат.) — призывающий к молитве.

17

Телял — глашатай.

— О, правоверные обитатели Карасубазара, города, благословенного аллахом и его пророком. По истечении двух дней ваши дома посетят джааби [18] Халиля. Будьте готовы вручить десятую часть своих доходов как завещанную аллаху долю. Знайте, о жители, что еще через два дня будут в ваших домах слуги кадия [19] , и тогда падет проклятье аллаха на головы тех, кто вовремя не отдаст яшур бея.

Еще не утих голос теляла, а в лавчонках и дворах началась брань. Не прошло и месяца, как по дворам прошли джааби хана, взяв десятую долю доходов. Трудно приходится правоверным, когда сидят они дома, не выезжают с беем на войну. Правоверные могли бы терпеть ханских сборщиков налогов — они бывают редко. Но как жить, если, кроме них, есть еще джааби великого бея.

18

Джааби — сборщик налогов.

19

Кадий — судья.

Кто-то заметил по этому поводу: «Бедный телял не успеет разнести по городу весть об одной подати, как нужно кричать о другой».

И как бы в подтверждение этого на улице снова раздался крик. Высоким голосом другой телял вещал:

— Имеющие уши да слышат о счастье, дарованном нам аллахом. Посол великого хана осчастливил нас своим прибытием. Сегодня правоверные встречают великого посла около крепости Таш. Знайте, о жители, кто не захочет отдать дань уважения послу, тот ответит перед аллахом за непочтение к великому хану. Имеющий уши да слышит…

Когда солнце поднялось на уровень главного минарета мечети Хаджису, к крепости Таш-хан стал стекаться народ. Пестрая, шумная толпа заполнила базарную площадь. Вдруг многотысячный глухой шум голосов перекрыл резкий пронзительный выкрик:

— На колени! Посол великого хана.

Правоверные, все как один, повалились на пыльную землю.

На дороге, ведущей к северным воротам, показались всадники. Впереди на высокой белой лошади ехал посол хана Джаны-Бек. За ним медленно двигались две сотни конных аскеров.

Джаны-Бек резко отличался от других не только надменной и гордой посадкой, но и одеянием. Воины посла были одеты в кольчуги. Джаны-Бек — в широкий шелковый халат, отороченный по краям желтой парчой. По правую сторону висел золоченый колчан со стрелами, слева — тяжелый ятаган в резных ножнах. На голове посла, гордо откинутой назад, красовался высокий шлем с двумя султанчиками из конских волос — знаками могучего сераскира. Как только посол проезжал, правоверные вставали с колен и возносили хвалу великому хану и его послу. Джаны-Бек был доволен такой торжественной встречей.

«Видно, напрасно донесли хану, что Халиль настраивает своих людей против владыки правоверных», — подумал он, когда подъезжал к воротам крепости.

Послу не пришлось ждать. Из открытых ворот навстречу ему выехал начальник княжеского войска Мубарек. Он положил руку на сердце и отвесил послу глубокий поклон:

— Чорбаджи [20] этого дома болен и очень сожалеет, что сам не может встретить столь дорогого гостя. Великий бей ждет тебя в своих покоях. — Через ров опустился перекидной мост. Джаны молча, даже не поприветствовав Мубарека, въехал на мост, за ним двинулись его воины.

20

Чорбаджи (тат.) — хозяин.

Но только лишь успела третья пара всадников миновать ров, как мост поднялся, отрезав Джаны-Бека и шестерых аскеров от основной охраны. Опустились ворота крепости. Заметив это, Джаны выхватил ятаган, но ехавший рядом Мубарек спокойно произнес:

— Не гневайся, прошу тебя, великий посол. Ты в гостях у моего хозяина и в полной безопасности. Зачем тебе такая многочисленная стража? Пусть воины отдохнут у стен крепости.

Джаны, осмотревшись, подозвал к себе одного из воинов, что-то тихо сказал ему и, кивнув головой Мубареку, приказал: