У нас остается Россия

Подобные случаи заставляют с недоверием относиться к утверждениям, что экология из последнего слова нашей экономики становится ей родной сестрой. До этого ой как далеко! Хватает и произвола, и самовола, и обмана с очковтирательством, и откровенного игнорирования законов и общественного мнения. Вот еще один «больной» пример - с Катунью в Горном Алтае. Сколько об этом уже перекипело и продолжает кипеть страстей! По всей стране созданы группы по защите Катуни, проект не утвержден, экологической экспертизы нет, а ГЭС продолжает строиться. Многажды Минэнерго хватало нас при этом слове за руку, вернее, за язык: да не строится, не строится, ни одного кубометра породы в створе не вынуто, ни одного кубометра бетона не уложено. Но ведь взрывы гремят, подъездные пути ведутся, поселки растут, миллионы летят - скоро рожать, а Минэнерго уверяет, что оно к этой девственнице - Катуни даже не притрагивалось. Вспоминается: БЦБК уже восемь лет работал - спохватились: нет решения о строительстве. Матушки-светы: да как же построили, как все тогдашние бури перенесли! Выписать срочно эту бумаженцию, чтоб комар носа не подточил. Не то же ли теперь у Минводхоза и Минэнерго? Что меняется-то?!

В апреле 1987 года было принято правительственное постановление по Байкалу, четвертое на столь высоком уровне за последние двадцать лет, со времени освоения Байкала целлюлозной промышленностью. И по прежним постановлениям что-то понемножку делалось, делается и теперь. Но Байкалу «что-то» мало, он в тяжелом состоянии, и маневры, ставшие уже ритуальными, как ритуальные пляски вокруг всякого рода решений, ему не помогут. Уже сегодня ясно, что основные мероприятия, способные ослабить промышленное давление на наше «славное» море, в свои сроки не будут выполнены. Не торопится Минлеспром строить компенсирующие мощности и выводить БЦБК, все еще идут споры, удастся или нет перевести промышленность Приангарья на газ, а прибайкальские города и поселки на электроотопление. Тактика знакомая: не спешить, выждать, не изменятся ли обстоятельства, постараться сэкономить на Байкале.

Наша экономика столько сэкономила на природе, что пора бы построить рай, но дело теперь, вероятно, затруднится тем, где, на какой планете, найти для него чистое место.

Наверное, я пессимист по своей природе, таким, как я, и браться за экологические темы. Оптимисты экологией не занимаются. Для них - будущее, в котором не будет портящих им настроение знакомых пессимистов, а в настоящем они видят одно благожелательное направление. И тысячам отравившихся в Ангарске оптимист не ужаснется, как не ужаснется и жертвам Чернобыля, ответив, что по милости природы, которую мы защищаем, в Армении погибли десятки тысяч и сотни тысяч остались без крова. Он будет по-своему прав: стихия есть стихия, хотя человек XX столетия все больше провоцирует ее своим глобальным вмешательством в биосферный порядок на беспорядки. Я знаю, что тут не может быть никакой связи, и, однако, не могу отделаться от ощущения, что трагедии Армении предшествовала трагедия Севана от руки человека. Проклиная стихию, не следует забывать, что словно бы в последний момент она удержала свой удар и не выпустила на свободу еще более страшную стихию, заключенную в мирном атоме. За все, за всякое благополучие, говорят, нам надо платить, но за такую цену станем ли мы и дальше торговаться, благополучествовать нам или нет.

Мы, писатели, говорящие и пишущие о проблеме защиты природы, как-то легко соглашаемся с условиями навязанного нам спора. «Какую альтернативу видите вы атомной энергетике?» - вопрошают нас, и мы бросаемся искать альтернативу. А почему я ее должен искать? Вы энергетики, специалисты, вам и карты в руки, вы и ищите. Я знаю, что альтернативы жизни нет. Если это смертельно - стало быть, от этого нужно отказываться. Любой ценой. «Грохнуло и еще грохнет!» - сказал перед смертью специалист, академик Легасов. Медики не ищут альтернативу раку или СПИД, а пытаются уничтожить их.

Если же исходить не из интересов специально созданного Минатомэнерго, а из интересов страны - она в состоянии многократно восполнить 10-процентную нагрузку, которую несут сейчас АЭС. Нас напрасно пугают вселенской темнотой. Ведь нигде в мире нет таких потерь при передаче энергии на расстояния из-за несовершенной технологии и техники; они составляют объемы, вырабатываемые десятью такими ГЭС, как Саяно-Шушенская. По-прежнему Минэнерго не желает возиться с ветровыми, солнечными, приливными и прочими электростанциями и малыми гидростанциями, экологически чистыми, максимально приближенными к потребителю и действительно дешевыми - как же, для него это невыгодные, распыленные и малозатратные объекты. И стоим мы на 67-м месте в мире по использованию этих видов источников энергии. Гидроэнергетические ресурсы у нас не освоены и на десятую долю, зато подорваны гигантами. А энергия, сгорающая в факелах, равная той, что вырабатывается всеми АЭС? Всего же, как подсчитано, летит на ветер до 80 процентов энергии, вырабатываемой топливноэнергетическим комплексом.

Стоит лишь заикнуться о варварском уничтожении лесов, о скорейшем, без всяких условий, выводе с Байкала целлюлозного производства - сразу: альтернатива. Вот вы, писатели, пишете, на ваши книги бумага нужна. Если на то пошло, мы, пожалуй, готовы и не писать, лишь бы дышать, готовы и Союз писателей распустить, но при условии, что и бюрократия перейдет на замкнутый цикл бумагопользования - она тратит ничуть не меньше, чем мы. Но при разумном хозяйствовании до нашей переквалификации дело не дойдет, потому что то, что называется альтернативой, и искать не надо, она остается на лесосеках, гибнет в отвалах, транжирится в несколько раз больше, чем в развитых странах, на тонну бумаги и целлюлозы.

И так много где - с металлом, с нефтью и газом, да и с хлебом. Если в ложку плескать ковшом - никаких богатств и никаких альтернатив не хватит.

К несчастью, пессимист ошибается все реже. А если и ошибается - тем лучше. Очень и мне хотелось бы ошибиться в своем взгляде на отечественную картину и, особенно в результатах перестройки экологической политики в стране. Она, бессомненно, меняется вместе с изменением экологического сознания. Расходы на охрану природы превысили за две последние пятилетки 60 миллиардов рублей. Правда, почти половина из них направляется опять-таки на поддержание производства, и выходит меньше, чем этот же самый Минводхоз получил на одну пятилетку. Происходит реконструкция устаревших предприятий, старое оборудование, как в ссылку, направляется в Сибирь. Все больше производств переходит на замкнутое водопользование, начинаем наконец улавливать газ. Увеличивается число заповедников и национальных парков, площадь рекультивируемых земель. Создан Всесоюзный и республиканские (там, где их не было) комитеты по охране природы. Меры, как видите, принимаются, сложа руки не сидим.

Но меры эти запаздывают. Того, что могло приостановить разрушительные процессы вчера, сегодня уже недостаточно, потребности увеличиваются многократно. Миллиардными суммами, что отпускаются на природу, нельзя обольщаться. Сколько, к примеру, было вбухано и продолжает вбухиваться денег в очищение производства БЦБК вместо того, чтобы раз и навсегда с ним распрощаться, то есть не перестаем лечить отмершие или неверно приращенные экономические органы. А сколько надо засеять природоохранных денег после Минводхоза, чтобы дождаться хлебных всходов? Во имя чего реконструировать заводы белково-витаминных концентратов - чтобы из воздуха яд загнать в пищу?! Открываем заповедник неподалеку от БЦБК, который сушит его леса и травы и гонит прочь зверя. А рядом с атомными станциями - что это за заповедники и национальные парки?! Негоже человеку умиляться соловьями, поющими над атомными реакторами, - или это в нем отозвалось уже радиоактивное умиление?!

Ко многим и многим проблемам у нас почти еще и не приступали. Автомобильного транспорта, к примеру, безвредной очистки воды без хлорирования, химии в сельском хозяйстве, утилизации отходов, создания энергосберегающих технологий, машин и приборов, выбросов фреона в атмосферу и т.д. и т.д.

Все это приводит к одному: разрушается природа -разрушается человек.

Большие надежды возлагались общественностью на Госкомприроду. Как не возлагать - столько усилий потрачено на рождение этого крайне необходимого природоохранного органа, способного предотвратить эколого-хозяйственную катастрофу. Для этого, правда, Госкомприроде следовало явиться на свет с более высокими и широкими полномочиями, иметь надведомственную власть, но мы были рады и тому, что есть. И пока радовались - министерства не дремали, насаждая в новый комитет своих представителей. Чьи интересы они станут защищать, можно не гадать. Все, кто сталкивался прежде с экологической цензурой, как никакой другой умевшей хранить чистоту социалистической среды обитания, с удивлением обнаружили в роли первого заместителя председателя Госкомприроды тов. Соколовского, того самого тов. Соколовского, который в Госкомгидромете и осуществлял контроль за благополучием публикаций о природе. Один из заместителей председателя - наш иркутянин, бывший партработник, ни при каких обстоятельствах не замеченный в любви к природе. Когда успел возлюбить - непонятно. Еще один мой земляк, бывший председатель Иркутского облисполкома А. М. Ковальчук, при котором особенно вольготно и безнаказанно почувствовали себя в сибирской тайге хищники из хищников - самозаготовители - и при котором принято было постановление об уничтожении на гравий последних ангарских островов, переведенный в Москву, возглавил российский Комитет по охране природы. Жизнь и верно полна неожиданностей. Что толковать об областных и краевых комитетах - во многих и многих случаях их превратили в теплое и тихое местечко для потерявшей свой вес номенклатуры, доживающей до пенсии и держащей свое перо наготове для любой подписи.

Вот так и вышло, что, зачатая благими намерениями, явилась на свет божий Госкомприрода вместе со своими подразделениями в подставленные чужие руки. Конечно, Госкомприрода переживает период становления, это не простой период, и общественность надеется на ее активное участие в решении тех проблем, от которых зависит наша жизнь, в том числе таких, как быть или нет волжским каналам, строительству равнинных гидростанций и гидростанций без утвержденных проектов и экологических экспертиз, производству кормовых дрожжей из парафинов нефти и в самом важном вопросе - работе атомных станций.

На встрече с представителями французской общественности в Москве в сентябре 1987 года М. С. Горбачев не скрывал: «Проблемы экологии всех нас основательно взяли за горло». Совсем недавно, выступая в ООН, он выступил с предложением создать Международный центр срочной экологической помощи. Эту инициативу можно только приветствовать. Против глобальной катастрофы требуются глобальные действия. Но, вероятно, для того, чтобы укоротить руки Минводхозу или Минэнерго, нет необходимости прибегать к помощи ООН.