У пана лесничего на шляпе кисточка

Подчас воробей очень язвителен и сварлив. Случается, ни с того ни с сего разозлится и тогда готов все разнести, распушить, расклевать. Но, как гнев найдет, так и пройдет — смотришь, гнев уже сменился хихиканьем, потому что воробей птица смешливая, даже насмешливая. И это, пожалуй, самое главное воробьиное свойство.

Иные люди ворчат на воробьев: дармоеды, мол, они и жулики, но, пожалуй, не стоит относиться к ним с такой уж строгостью. Конечно, то и дело случается, что воробей утянет какое-никакое зернышко, а то и прямо из миски склевать не побрезгует, да что в этом особенного? Будто свет от этого перевернется! Это же в порядке вещей. Разве воробей не заслуживает ничтожного зернышка? Разве он не рядом с человеком весь год? Разве не веселит его? Разве не ему чирикает?

Умный человек на воробья не станет сердиться, да и, конечно, не сердится. Ведь воробей ест не только ржицу или крошки, которые хозяин синицам или курам бросает. Воробей ловит и уйму букашек. Правда, ловит. Попробуйте только почаще да повнимательней понаблюдать за ним!

И совсем он не жадный. Любит, правда, подраться, но может быть и не драчливым, и даже добросердечным. Если кто утащит у него из-под клювика зернышко или козявочку, он, конечно, рассердится, но чтоб шум поднять из-за этого — никогда! Отыщет себе другое зернышко или другую козявочку, а то возьмет да и сам у кого-нибудь стащит.

Особенно к птенцам воробей добр, и не обязательно только к своим.

— Ты есть хочешь? На, ешь! Не щелкать же тебе от голода клювиком! А за меня не волнуйся! Уж чего-нибудь отыщу для себя!

Я, честное слово, не знаю, почему некоторые люди ворчат на воробьев.

ВОРОБЬИ И ЛАСТОЧКИ

Ходит молва, что воробьи с ласточками спокон веку ужиться не могут. Трудно утверждать, что это неправда, но все же нелады между ними не так велики, как некоторые люди думают. Скорей неуживчивость эта просто соседская. В самом деле, ведь и между людьми не всегда бывают наилучшие отношения. И между самыми добрыми соседями время от времени дело доходит до перепалки, и тогда, ой-е-ей, чего только не наговорят они друг дружке, а то и кулаками из-за забора грозятся. А воробей — мы уж сказали о том — обожает перепалку и подчас бранится просто со скуки, он ведь по природе своей говорун, вечно что-то обсудить, решить ему нужно.

А если вспомнить, что он еще и ужасный насмешник, так и вовсе нечему удивляться!

Однако ласточки тоже в карман за словом не лезут. Они знай над воробьями подтрунивают. И чаще всего — из-за гнезда. Воробей-то, известно, не очень о гнезде заботится. Положит крест-накрест несколько сухих стебельков, добавит к ним два-три перышка, и гнездо готово.

Для ласточек такое гнездо — смехота одна, оно и на гнездо-то совсем не похоже, они ухмыляются, отпускают всякие колкости по воробьиному адресу, а не то кричат воробьям:

— Как живете-можете, сосед? Что нового? Хорошо ли выспались нынче?

— Живу я хорошо и выспался — лучше некуда. А новостей никаких, понятия не имею, что нового.

— А где ж вы спали, сосед? Где вы, в общем-то, живете?

И воробей враз смекает, откуда ветер дует.

— Где живу, там живу, — отвечает он недовольно, — дома живу. А где ж мне еще жить? Мы все дома живем.

— Дома? Дома, говорите? — не унимаются ласточки. — А где у вас дом? В самом деле, сосед, где ваш дом?

— Где, спрашиваете?! Есть у нас дом. А как же без дома? Дом у каждого есть. И у воробья тоже есть. А у меня даже четыре дома. У воробья повсюду дом.

— Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Повсюду, говорите? — смеются ласточки. — Но где? Где он? Скажите, сосед, где ваш дом?

— Перед трубой и за трубой.

— За какой еще трубой?

— За всякой. Вы разве не знаете, что такое труба? У воробья всюду дом. Где хочу, там я и дома. Везде найду дом. А вы тут, считай, всю весну со своим жалким гнездом канителитесь, а осень придет, все равно из него умахнете.

— Хи-хи-хи! А вы ж куда денетесь, соседушка? Вы-то куда осенью? Поведайте! Зиму-то зимовать где будете?

— Ну, ясное дело, дома. Неужто мне теперь зимы бояться? Дурак я, что ли? Да вы за меня не волнуйтесь! Не полечу осенью за тридевять земель.

— Ха-ха-ха! Не полетит! А долетел бы? Вот в чем вопрос!

— А зачем мне лететь? Мне и тут хорошо. Вам, видать, судачить нынче не о чем, вот и смеетесь, как глупенькие. Воробей тут дома что зимой, что летом, потому он и хозяин.

— Хи-хи-хи! А не могли б вы, сосед, показать нам дом, где вы хозяином?

— Показать? А на что? Я ж сказал вам: у воробья везде дом, он всюду дома. Зарубите это себе на носу и уж в другой раз не спрашивайте о том, что и так яснее ясного!

КАК ПТИЦЫ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ

Конечно, птицы тоже дают себе имена, и обычно эти имена совсем другие, чем люди для них напридумывали. Но это не относится ко всем птицам, а тем паче к тем, что живут близ человека. В самом деле, некоторые птицы привыкают к именам, которые дают им люди, а впрочем, их и давать не надо, птицы просто подслушивают эти имена и начинают ими себя называть. Правда, коверкают эти имена до невозможности или выговаривают так быстро, что и разобрать их почти нельзя.

Очень часто ласточек зовут Штефкой или Аничкой. Аничкой, пожалуй, даже чаще. Не ошибусь, если скажу, что каждую вторую ласточку так зовут.

Поутру то и дело слышно, как ласточкина мама говорит:

— Аничка! Штефка! Ах, их уже четыре! Вставайте! Вставать пора!

А в ином гнезде бывают и две, и даже все четыре Анички.

Воробьи, вы-то их уже знаете, вечно вышучивают ласточек:

— Чвири, чвири, Анча! Чвири, чвири, Аничка! Вставай, Анюта, доброе утро! Чвири, чвири, вставайте все четыре!

Да и Юличка среди ласточек не редкое имя. Правда, иногда Юличку называют Юлишкой. А в иных местах, ну, к примеру, под Братиславой, в Сенце или Бернолакове, величают ее Юльчой, что, пожалуй, грубовато звучит. Даже грубо! У меня ведь на такие вещи очень тонкий слух! Право, меня подчас сердит, когда молоденькой ласточке кричат: Юльча! Юльча!

В Чехии и Моравии ласточек обычно называют Элишкой и Иржиной.

— Иржина, Элишка, вставайте, уже светит солнышко!

Так ласточкина мама будит своих деток в Чехии и Моравии.

А вот в Словакии ласточки не могут выговорить имя Иржина или выговаривают его неловко, с трудом.

Счастье еще, что Аничка тоже красивое имя, да и вообще много всяких других хороших имен. Ой-е-ей, сколько на свете хороших имен!

— Аничка, Марьенка, Юличка, вставайте! Гляньте, как ярко светит солнышко!

И воробьи дают себе имена. У некоторых столько имен, что подчас они и не знают, как их зовут. Но воробьям все — трын-трава. Иные меняют имя и по семь раз в году. А потом знай дивятся тому, хотя, по правде сказать, в этом нет решительно ничего удивительного. А может, дивятся лишь для того, чтоб покривляться? Кто знает? Чего на свете не бывает!