У пана лесничего на шляпе кисточка

— Придешь? — крикнула она мальчику вдогонку.

— Завтра же и приду.

— Обязательно?

— Обязательно.

ВОРОБЕЙ

А раз Йожко шел в школу и нашел на дороге мертвого жаворонка. Собственно говоря, это был не жаворонок, Йожко просто думал, что это жаворонок. Держа птичку за лапки, он нес ее, чтобы показать мальчикам. Когда он вошел в улочку, которая вела к школе, его остановил дядя Глознек.

— Куда ты несешь этого воробья? — спросил дядя Глознек.

— Это не воробей, а жаворонок.

— Чего-чего?

— Жаворонок это.

Дядя Глознек сплюнул, а потом нагнулся, чтоб получше разглядеть воробья.

— И это, говоришь, жаворонок? Если это жаворонок, так воробей, стало быть, ты. Жаворонок, тоже скажешь! Если это жаворонок, так где у него хохолок?

— Какой хохолок?

— У жаворонка-то ведь на голове хохолок, а у воробья на головке ничегошеньки нету, — растолковывал дядя Глознек. А потом выпрямился и, сверкнув глазами, строго посмотрел на мальчика: — Слушай-ка! Этого воробья ты подстрелил?

— Я не стрелял.

— Ну, ну, эти ваши рогатки я на куски изорву! — пригрозил он пальцем.

— Какие рогатки?

— И уши вам оторву. Раз, говоришь, нету у вас рогаток, так и знай, уши оторву. Давай сюда! — Дядюшка Глознек протянул руку и отобрал воробья.

А тем временем подошли и другие ребята. Говорить ничего не говорили, только стояли и слушали.

— А что вы с ним сделаете? — спросил Йожко.

— Чего-чего?

— Что вы с ним сделаете, спрашиваю.

— Чего уж с ним делать? Закопаю, и все дела. Но если у кого найду рогатку, я вот так схвачу его за уши да вот так, вот так и отвинчу их. — Он схватил за уши Тоно Дольного, который был мастер стрелять из рогатки, и порядком оттаскал его за уши.

КОСОБЕНЯ

Самую старшую гусочку звали Кособеней. Белехонькая она была, чисто снег, и только на голове — маленькая черная шапочка.

Правое крыло у нее было сломано и чуть не волочилось по земле.

— Куда тебя несет, Кособеня? — кричали гусочке, когда она сворачивала с дороги.

Кособеня, бывало, бежать, остальные гуси за ней. Все гуси вскоре расправляли крылья и взлетали вверх. А Кособеня только вздымала пыль на дороге.

— Глядите, глядите, — указывал Янко Якубец на черноперого гусака, который крыльями касался телеграфных проводов.

Йожко глядел на дорогу. Кособеня бежала и махала над дорогой одним крылом так, что за ней подымался столб пыли.

Кособеня вылупилась еще в прошлом году и поначалу совсем не росла. Меньше всех гусят была в стае, что тут будешь делать! Идет, бывало, с выпаса или на выпас, никак не поспевает за стаей, а на озере, так и не догнав ее, стоит и жалобно попискивает. Все гусята уже летать научились, а она — еле по земле тащится.

— Что это с ней? — ломал голову Йожко, которому всегда в конце концов приходилось брать ее на руки и нести.

— Научится, — успокаивал его Душан.

— Нет, не научится.

— Сама не научится, мы научим.

— Как это научим?

— Не твоя забота!

И вот как-то раз Душан взял гусенка из Ножкиных рук, погладил по головке и чуть поиграл с его маленькими крылышками. А потом вдруг решил, что хорошо бы его слегка подбросить.

— А ничего с ним не случится? — спросил Йожко.

— А чего ему станет!

Душан поднял гусенка повыше и выпустил из рук.

— Ну видишь, летает! — завизжал он радостно и побежал за гусенком.

Йожко повеселел.

Душан взял гусенка еще разок. Попробовал подбросить его еще выше.

— Боится, — закричал Йожко, но гусенок уже летел, и, казалось, даже попытался свернуть, словно хотел изменить направление.

Душан поймал его снова и теперь уже полез с ним на скирду.

— Что ты хочешь делать?

— Увидишь.

Душан остановился у кромки скирды, поглядел вниз, поглядел да и развел вдруг руки. Гусенок пискнул и упал камнем в траву.

— Ты убил его, — заплакал Йожко.

Душан все еще стоял на скирде. Потом сел в солому и тоже расплакался.

Но гусенок вскоре зашевелился. Поерзал, поерзал и бегом за своей стаей.

Мальчики успокоились, утерли слезы.

— Ничего с ним не случилось?

— Вроде бы ничего!

Солнце стояло над самой Куклой. Если чуть прижмурить глаза, можно даже глядеть на него.

Они напоили гусей в речке, погнали домой.

И только входя во двор, Йожко заметил, что у гусенка правое крыло как-то отвисло. И всем тельцем он клонился в правую сторону, словно крыло тянуло его к земле. Позже, когда у него совсем побелели перья, заметила это и мама. Йожко молчал. Но по осени, когда мама сажала всех гусей в клетки, он попросил ее оставить гусочку на воле — пусть, мол, яйца несет. Кособеня снесла двенадцать яиц, и изо всех двенадцати вылупились гусята.

ОДНАЖДЫ

А однажды пришли дети в школу, а школа заперта. Некоторые стали протискиваться к двери: дверь откроется, вот они и попадут первыми в класс. Остальные ученики гонялись друг за дружкой по двору.

— Дядя Глознек проспал.

— И директор проспал.

— Проспала и учительница, — переговаривались дети, что стояли у самой двери.

— Нет, она не проспала, — возразила одна девочка.

— Проспала.

— Учительница — нет.

— И она, и она тоже.

— А вот и неправда.

— Все сегодня проспали, а не проспали бы, здесь бы уж были, — рассудил Юро Ванда.

Наконец появился дядюшка Глознек.

Он вышел из школьного сарая с топором в руке.

— Дядюшка Глознек, откройте нам!

— Чего, чего?

— Откройте нам, дядюшка Глознек!

— Открыть? А зачем?

Все дети сгрудились вокруг школьного сторожа и, вытаращив глаза, глядели на него.

— Да и захотел бы, нечем мне отворить. Право слово! Только и остался у меня ключ от дровяника. А пришел я сюда за топориком. Мой он, топорик-то. Принес я его еще прошлой зимой, вот за ним и пришел. Так, так! Только и остался у меня ключ от дровяника. — Он поднял руку, показал ключ.

— Дядюшка Глознек, а куда вы дели ключи? — загалдели дети, но кое-кто уже стал догадываться, что, наверное, что-то случилось.

Что же могло случиться? Почему сегодня закрыта школа? Куда дядюшка Глознек ключи подевал? И где директор? Где учительница?

А школьный сторож стоял, стоял и только слюну сглатывал. Временами похоже было, что он хочет что-то сказать, но дети задавали ему столько вопросов, что он и не знал, на который раньше ответить. А может, не хотел отвечать. Он шевелил губами, словно во рту слова перекатывал.