У подножия Саян

— Зачем он тебе это дал?

— Не знаю. Откуда мне знать?..

Эрес уже заметил среди денег бумажку. Развернул ее, вчитываясь в корявые строчки.

«Любимец мой Угаанза! Обо мне не печалься. Я свое прожил и неплохо. Хотя и в одиночку, но вел борьбу. Отца Эреса подстрелил я. Старика Чазарадыра убил я. Комсомольца Сенди уничтожил тоже я. Большего я один не мог сделать.

Я ждал — придет мой светлый день. Да, видно, не будет его. А ты живи. Опередившему — счастье, опоздавшему — горе. Запомни это. Когда ты вернешься в Агылыг, меня уже на этом свете не будет. Мой прах найдешь в воде за Чеди-Саном и там похоронишь. Будь жестоким и беспощадным, иначе деньги, которые я тебе дал, станут пустыми бумажками. Надеюсь, встретимся на том свете. С этой проклятой властью мне не ужиться. Прощай...»

Бегло прочитав письмо, Эрес спросил:

— Он ушел на Чеди-Сан?

— Наверное, ушел.

— Дождись бригаду и поезжай с ребятами! — сказал Эрес Долаане. — Я скоро вернусь.

— Возьми коня! — робко обронил Угаанза.

— Зачем?

— Прямиком через гору — быстрее. Там есть тропа.

Эрес вскочил на коня Угаанзы. Свернув с дороги, поскакал в горы, не жалея коня. Ему казалось, что тот едва перебирает копытами. Но вот показался Чеди-Сан, Эрес спешился и отвел коня в кусты.

Раздвинув ветви, увидел, что со стороны перевала скачет всадник. За ним гонятся двое. Эрес затаил дыхание.

Это был Мыйыс-Кулак, — очевидно, уже обнаружил погоню, спрыгнул с коня и пустился бежать на гору, прямо на Эреса.

Мыйыс-Кулак взбежал на крутояр. Прижав руки к груди, он, казалось, что-то шептал, может быть, молитву.

Река текла черной лавиной, она ждала теплых дней, чтобы разлиться снеговыми водами. С Чеди-Санского крутояра было страшно смотреть на реку, бурлившую где-то там, на дне земли. Мыйыс-Кулак побежал к отвесу. Эрес покинул засаду и встал на его пути. Старик не растерялся. Лишь слегка вытянул перед собой руки, зубы его были стиснуты. Еще мгновенье — и они, схватившись, покатились бы в пропасть. Разгадав его намерение, Эрес ловко увернулся, подставил ногу, и Мыйыс-Кулак грохнулся наземь.

С минуту лежал, ноздри его раздувались, в суженных глазах кипела ненависть. Но силы были слишком неравны: Эрес не дал ему вскочить, прижал к земле.

— Советская власть с тобой не в Эрлик оране [26] 1, а на этой земле хочет рассчитаться.

Подоспели Дажысан и Кончук. Мыйыс-Кулак опустил глаза и затих, как обессилевший в капкане волк.

Когда все трое — Эрес, Дажысан и Кончук спускались с Чеди-Сана, ведя перед собой Мыйыс-Кулака, к ним присоединилась Долаана. Мыйыс-Кулака повели в поселок, а Эрес и Долаана молча сели на мотоцикл и продолжали путь в верховье Агылыга.

26

Эрлик оран — загробный мир.

Когда они проезжали ущелье, навстречу им выбежал Угаанза. Эрес остановил мотоцикл.

— Сдашь в милицию! — коротко сказал Эрес, передав Угаанзе заряженный револьвер, и включил скорость.

Обернувшись вслед удалявшейся фигуре Угаанзы, Долаана спросила:

— Зачем отдал револьвер? А вдруг он...

— Куда ему... — поморщился Эрес.

Вскоре они были на месте. Невдалеке виднелся холмик могилы Сенди.

Трактористы отдыхали, улегшись на траве. Весенний ветерок трепал их волосы.

«Они здесь, чтобы осуществить желание Сенди», — подумала Долаана. А Эрес думал, что могилу теперь будут окружать не иссохшие травы, а шумящие на степном ветру хлеба. Она будет слушать веселый гул машин и песни молодежи.

Тракторы нарушили извечный покой Агылыгской степи.

Эрес, Долаана и тетушка Тос-Танма долго смотрели вслед машинам, за которыми тянулись черные вывороченные пласты земли.

Тетушка Тос-Танма стояла на свежей борозде, расставив могучие ноги, и, упершись полуголыми руками в бока, говорила, точно молилась:

— Было бы лишь спокойно на родной земле, на нашем Агылыге! А остальное приложится.

Все трое пошли искать удобное для палатки место. Они вобьют в землю первый колышек. На безлюдном месте начнется жизнь, полная тревог, труда и надежд, больших и малых свершений.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Три года спустя о лучшей полеводческой бригаде Эреса Херела знала вся Тува. Самых высоких урожаев зерна добивалась эта бригада из года в год. Побывал в ней и я, познакомился с бригадиром. Вернувшись в редакцию, сел за очерк. Он становился все длиннее, обрастал подробностями. Сократив свое творение, отнес его редактору. Тот, урезав его наполовину, отдал в набор. Очерк напечатали, товарищи поздравляли меня, редактор хвалил за оперативность, а я чувствовал неудовлетворенность. Дела и люди бригады Херела задели меня за живое. Снова потянуло в верховье Агылыга.

Теперь там поселок с электричеством, радио, клубом. Главная улица носит имя комсомольца Сенди Монге. На этот paз, узнав, что приехал я не по заданию редакции, Эрес охотно рассказывал мне о себе, о том, как в поисках «тихого уголка» приехал сюда...

Жена его Долаана закончила техникум. Сам он учится в сельскохозяйственном институте. Старший сын пошел в школу, другой — малыш — очень похож на отца.

Угаанза по-прежнему работает в его бригаде. Женат, остепенился.

О Мыйыс-Кулаке нечего говорить: он получил то, что готовил другим. Из всех бандитов у обвала Чазарадыр он один спасся, спрятавшись в скалах. Все время жил под чужой личиной, убивал, запугивал аратов, ненавидел. Он получил по заслугам.

Не пришлось увидеть тетушку Тос-Танму: умерла в поле от сердечного приступа. Ее похоронили рядом с Сенди. Я был на могиле двух славных людей, поклонился их праху.

Все, что увидел, узнал, познакомившись с Эресом Херелом, Долааной, людьми колхоза «Чодураа», я написал в этой повести; вернее, писала ее сама жизнь. Я только поставил под ней свою фамилию.

Был я и у Анай-кыс. Познакомился с Лапчаром Ирбижем — интересный человек. Возглавляет чабанскую бригаду в Кулузуне. Мечта его сделать Кулузун чабанским центром осуществилась. Но о них — моя следующая повесть.

АНАЙ-КЫС

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Анай-кыс с утра было не по себе. Смутное беспокойство мучило ее. Не хотелось ни говорить, ни шутить с подругами. Поэтому, когда прозвенел звонок на большой перерыв и все побежали во двор техникума размяться, поиграть в снежки, она осталась одна, не пошла с ними. В аудитории стало тихо. И вдруг...

— Твой отец приехал! — Девчата стояли в дверях, с любопытством глядя на нее.

— Правда? — не то обрадовалась, не то испугалась Анай-кыс.

— Да, ждет тебя в вестибюле. Не веришь?! Пойдем вместе!

Анай-кыс не трогалась с места. Они потянули ее и со смехом, перепрыгивая через ступеньки, побежали вниз. Действительно, отец! Он стоял у окна в тулупе, подпоясанный кушаком, рядом с таблицей «Учебная часть» и невозмутимо раскуривал свою длинную трубку. На подоконнике лежали его огромные рукавицы. Анай-кыс даже забыла поздороваться.

— Когда ты приехал?.. И куришь здесь...