У попа была граната

«Мужик», которым была миловидная девушка лет …ти с лишком отсчитала нам сдачу и голосом бензозаправщиц произнесла:

– Номер четвертый, включаю.

На нас из бака сразу брызнул бензин, и мы снова сказали (см. выше).

Бак был практически полный. Чуть не полчаса ушло на то, чтобы вернуть деньги за незакачанный бензин, а счастливый обладатель BMW выглядел беззащитным ягненком перед тремя голодными волками.

Все, с нас хватит экспериментов, срочно на работу, благо обеденный перерыв давно закончился, а позвонить как на грех неоткуда. Мы были не в той категории работников, которым выдают мобильные телефоны, чтобы ночью поинтересоваться:

– Ну, что, подлец, спокойно спишь?

Сигнал пожарной тревоги в двигателе бросил BMW к обочине. Мы люди бывалые, поэтому сидевший на переднем сиденье коллега начал откурочивать порошковый огнетушитель от отечественного крепления, двое других коллег стали рыться в багажнике, чтобы найти какую-нибудь кошму и накрыть ею горящий двигатель. Третий стоял у двигательного отсека и курил:

– Чего вы дергаетесь, никакого дыма, кроме как от моей сигареты, нет. Да и не пахнет ничем.

Действительно: ни дыма, ни пламени. Молча сели в машину и поехали.

Минуты две все было нормально, пока, наконец, Виктор Иванович, самый опытный и, естественно, самый осторожный, не закричал:

– Куда гонишь, в могилу захотел?

Глянули, а на спидометре 145 км/час! Немые протесты водителя были проигнорированы. Пять рук повернули руль, а шестая рука выключила зажигание. Стрелка спидометра опустилась на ноль.

Виктор Иванович вышел из машины и сказал:

– Как хотите, мужики, а я жить хочу. Пойду на работу пешком. Идет кто со мной?

И пошел потихоньку в сторону работы. Пусть успокоится, не каждый день такие стрессы бывают.

Открыли мы капот у этого BMW. Все в порядке, все блестит – хозяин перед продажей помыл с мыльным порошком. Все включается, все работает. Поехали – сразу заклинило тормоза. Кое-как сняли защитные приспособления с тормозных барабанов. Все в порядке. Снова завели – тормоза работают как часы.

И тут нас всех осенило:

– А помните, в прошлом месяце у нас компьютеры глючило? Проверили и нашли вирус. Давайте-ка поедем к одному знакомому, он компьютеры всякие чинит, может и с этим справится?

Нашли мы этого парня. На работу все равно добрались бы к окончанию рабочего дня, поэтому семь бед – один ответ.

Парнишка оказался грамотный. Одним взглядом определил, в какой коробочке этот немецкенький компьютер находится. Потом оказалось, что компьютер не немецкенький, а японскенький. Одно это успокоило, что не все у немцев в порядке.

Коробочку он открыл, а там таракан сидит. По размеру нет таких дырок, в которые бы он мог пролезть. Значит, по малолетству, в несознательном возрасте в коробочку пролез. Проводками разными питался, разрядами электрическими запивал, сигналы подавал человекам разумным – здесь, мол, я, откройте коробочку, освободите тварь Божью!

Вот вам и вирус. А еще говорят, что тараканы ничего не соображают.

Жили-были старик со старухой

Жили-были старик со старухой на берегу, нет, не Синего моря, а на берегу реки Амур. И были они последними жителями некогда большого казачьего села, названного по фамилии одного из сподвижников генерала Муравьева-Амурского – сотника Перемыкина.

Место для села выбиралось действительно знающими людьми: возвышенный берег, заливные луга, пахотные поля, к селу примыкает смешанный лес, рыболовные угодья на реке и на четырех озерах. Между селом и озерами, в низине, был устроен погост.

Река и лес давали обильное кормление людям. На Дальнем Востоке все большое. Если рыба, то крупная. Если карасик, то по пять рублей. Если зверь, то дикий и здоровый. На полях колосилась рожь, росла соя, а на огородах, несмотря на свирепые морозы зимой и близкую к поверхности вечную мерзлоту, выращивались различные овощи. С соседями-китайцами отношения были неплохие, велась обменная или товарно-денежная торговля, и в селе люди жили зажиточно, при необходимости выписывая для себя товары из Благовещенска или из приграничного китайского города Хэйхэ.

В селе находился и пограничный казачий пост, охранявший границу с Китаем. Недалеко от села, на высоком утесе был поставлен зеленый деревянный крест в память сотника Перемыкина. В экспедиции Муравьева-Амурского сотник был казначеем. Однажды, проверяя кассу, он обнаружил недостачу нескольких рублей. Проверил еще раз. Недостача. Будучи человеком кристальной честности, Перемыкин застрелился. Независимая проверка отчетности не выявила никаких недостач. А человека уже не было. Поэтому и назвали ближайший сторожевой пост по его фамилии. А зеленый крест виден с Амура издалека, и каждый год краска на нем обновляется местными жителями.

Места в этих краях особенные. Воздух всегда чистый и прозрачный. Если находишься на возвышении, то невооруженным глазом можно увидеть так далеко, что сознание человека отказывается верить в то, что на такое расстояние можно видеть. Ночью на небе так много звезд и они так четко видны, что создается ощущение, что звезды в этих краях намного ниже, чем в других районах мира, и человек находится ближе к космосу, чем космонавты, летающие как бы в стороне от космоса.

Человек на Дальнем Востоке приживается быстро и становится дальневосточником на всю жизнь. Люди стараются не менять места жительства, потому что каждый кусок Дальнего Востока по-своему красивый и в него влюбляются так же, как влюбляются в женщину.

Прошедшая революция не принесла особых изменений в жизнь села, гражданская война обошла его стороной, коллективизация окончилась созданием колхоза. В Отечественную войну часть мужиков сгинула на Западном и Дальневосточном фронтах. Но подрастало молодое, сильное поколение. И так было, пока не началась оттепель Никиты Сергеевича Хрущева. Низкий поклон ему в бараний рог.

Партия и правительство советское решили, что продовольственную программу могут решить только крупные хозяйства. Все колхозы стали собирать в совхозы, т. е советские или совместные хозяйства. Небольшие населенные пункты, вроде села Перемыкино, были брошены на произвол судьбы. У села отрезали связь (электричества не было), закрыли почту, магазин, школу, механическую мастерскую, животноводческую ферму, медпункт, переведя все это на центральную усадьбу совхоза километрах в семидесяти от Перемыкино.

Людям надо работать, учиться, лечиться, покупать товары, писать письма, слушать радио, читать газеты. Поэтому практически все работоспособное население побросало дедовские, построенные на века дома и переселилось на центральную усадьбу. И даже пограничную заставу из пустого села передислоцировали на три километра подальше от границы.

Нежилые дома без окон, как слепые у дороги, безмолвно вопрошали:

– Что мы вам сделали, почему вы нас бросили? Помогите нам, люди!

К концу семидесятых годов в селе осталось только два человека, категорически отказавшихся уезжать от могил предков: дед Гриша и баба Нюра. Летом у них гостили дети, внуки и правнуки, а зимой квартировали лесорубы.