У попа была граната
Шрифт:
Как-то осенью, проезжая по служебным делам в китайский город Маньчжоули, я зашел в небольшой домик, находящийся недалеко от пограничного контрольно-пропускного пункта и использующийся для встреч с официальными пограничными представителями.
В домике проводился ремонт. Работало несколько строителей, а один солдат занимался рисованием на стенах традиционных для монголо-китайского участка пейзажей.
Солдатик, небольшого роста с бурятскими чертами лица, профессионально обращался с красками и мазок за мазком вырисовывал сопки с домиками и редкими деревьями на фоне ультрамариновой синевы горизонта.
Я
– Что случилось, солдат? – спрашиваю я. – Ярко-синее небо всегда пробуждает светлые чувства и стремление куда-то лететь навстречу солнцу.
Вероятно, похвала нарисованному небу была сказана настолько чистосердечно, что она и затронула мысли солдата:
– Да, надо лететь, скорее надо лететь. Бабушка позвала меня к себе.
– Подожди немного. Скоро закончишь работу над картиной, получишь отпуск, поедешь и проведаешь бабушку, – успокоил я его.
– Нет, бабушку проведать нельзя, надо к ней идти, – сказал художник.
– Ну, правильно, приедешь в отпуск и проведаешь бабушку, – согласился я.
– Бабушку проведать нельзя – она умерла пять лет назад. – хмуро сказал солдат. – К ней надо идти.
– И я о том же говорю: приедешь в отпуск, сходишь на могилу бабушки, проведаешь ее, – поддержал я его.
– У нас не знают, где могила умершего, – пояснил мне солдат. – Тело заворачивают в шкуру, кладут на повозку и пускают повозку в степь. Лошадь чувствует мертвеца на повозке и несется вскачь, пока тело не упадет на землю. Значит, это место уже было приготовлено свыше. Но, когда умерший родственник позовет тебя, надо к нему идти, без большой нужды к себе не зовут.
Было что-то странное в его рассуждениях о бабушке и умерших родственниках. Я позвонил замполиту его подразделения и попросил, чтобы солдат не оставался один: лучше, когда рядом будут друзья, которые как-то помогут скрасить чувство грусти.
Когда я через два дня возвращался обратно в Россию, то узнал, что на следующее утро солдат-художник повесился на фоне пейзажа.
Приехавший за телом сына отец сказал, что пейзаж очень похож на те места, где жила его мать и где подолгу гостил его сын.
Никаких претензий к командованию части высказано не было. Как объяснил отец, он ждал вызова, чтобы ехать за телом сына.
– Сын написал мне письмо, – сказал внешне спокойно отец, – что ему приснилась бабушка, говорила, что очень соскучилась по нему и звала к себе. Мы все любили маму, а он больше всех.
Былое
Однажды мне пришлось передавать китайскую семью, которая в начале 70-х годов перешла в СССР по политическим мотивам в период культурной революции. Отдать ее назад в то время, значит, обречь всю семью из семи человек на репрессии. С течением времени, с нормализацией обстановки в Китае, эта семья несомненно бы вернулась в Китай, и никто бы ей не препятствовал.
Все началось с того, что мужская часть семьи (четыре человека) возмутилась тем, что они работают на самых низкооплачиваемых работах. Им предложили учиться
на квалифицированных специалистов, но они отказались. Основной их довод – с Китаем у СССР отношения натянутые и советские власти на руках должны носить тех, кто пришел к ним из Китая. Да у нас рук не хватит всех китайцев носить на руках.Тогда был найден главный их враг – управление КГБ по Хабаровскому краю, которое якобы специально создает им трудности. Полетели письма в Президиум Верховного Совета СССР (примерно, как к Президенту), в различные другие органы и в ООН. В конце концов, ими был устроен скандал в Управлении КГБ.
На высоком уровне было принято решение – возвратить их в Китай, как не граждан СССР, чтобы свои проблемы они решали там.
– Да, да, там мы и решим все свои проблемы, – пообещали скандалисты.
Сказано – сделано. Правда, в этой семье за год до передачи случилась трагедия. Старшая дочь, девушка двадцати с лишним лет, хотела выйти замуж за русского парня. Отец был против, требовал, чтобы она вышла замуж только за китайца, избивал ее. Не выдержав унижений, дочь покончила с собой. В СССР пришла семья из семи человек, а передавать будем только шесть человек.
Отношения с Китаем были не очень хорошие, и мы понимали, что из-за этого вопроса могут возникнуть проблемы. Проблемы могут возникнуть и из-за того, что члены передаваемой семьи будут на нас возводить всякую напраслину, чтобы показать себя в наилучшем свете перед китайскими властями. Для локализации этих действий мы подготовили ксерокопии всех писем перебежчиков нашим властям с нижайшими просьбами-мольбами оставить их в СССР, и материалы расследования по факту самоубийства старшей дочери.
Как мы и предполагали, на встрече по обсуждению условий передачи перебежчиков нас обвинили в плохом отношении к китайским гражданам. После получения ксерокопий документов эти обвинения сами собой отпали.
Передача китайцев сопредельной стороне была обставлена так, как это умеют делать только в Китае. Для сопровождения было выделено двенадцать автоматчиков в белых перчатках. Каждый человек передавался отдельно. О передаче писалась отдельная расписка. Переданного хватали за локти два автоматчика и тащили по льду в сопредельный город, где на набережной собралась толпа местных жителей.
Точно также поступили и со средней дочерью, в каракулевой шубе с собачкой на руках. Собачку в сторону, женщину за локти и потащили. Исключение было сделано только для матери семейства, женщине лет шестидесяти. Военнослужащие ее просто сопровождали. Это был самый благоразумный человек в этой семье. Уходя, она говорила:
– Русики, вы собаки, вы звери, вы не обижайтесь на нас, я им говорила, чтобы они жили спокойно, а они меня не слушали. Что будет со всем добром, что мы нажили у вас?
Ей позволили взять только носильные вещи из груды домашнего скарба, привезенного на огромном грузовике. Мебель, посуда, одежда, телевизор, радиоприемник, холодильник, все то, что в Китае считалось предметами роскоши, было увезено нами обратно.
Интересное началось потом. На следующий день нас вызывают на погранпредставительскую встречу. Это надо ехать на машине около ста километров, а затем чуть не километр идти по заснеженному и торосистому льду на реке Амуру в сопредельный город.