У последней черты

— Встреча? — переспросил первый помощник президента. — Завтра?

Президент только что закончил говорить по прямому проводу с Москвой.

Звонок раздался неожиданно, и Генсек безо всяких предисловий предложил безотлагательно встретиться, дабы обсудить вопрос чрезвычайной международной важности.

Президент предложение принял. Из краткого разговора он понял, что иного выхода нет.

— Я еду, — твердо сказал президент.

— Это невозможно, сэр, — попытался возразить первый помощник. — У нас нет времени на подготовку.

— Мы едем, — повторил президент, и в его глазах блеснула холодная ярость.

— Очень хорошо, господин президент. Надеюсь, вы будете так любезны, что посвятите меня в повестку дня.

— Это совершенно секретно, — сквозь зубы процедил тот.

Первый помощник поперхнулся.

— Секретно? Но я — первый помощник. От меня не может быть секретов!

— Теперь вы знаете, что может. И хватит об этом.

— Слушаюсь, господин президент, — сказал помощник, недоумевая, как президент собирается вести переговоры с русскими, избежав огласки.

Вопрос прояснился чуть позже, когда личный пресс-секретарь президента объявил, что по настоянию врачей руководитель государства берет недельный отпуск и отправляется на свое ранчо в Калифорнию.

Журналистская братия Белого дома немедленно принялась муссировать вопрос о здоровье президента. В ответ пресс-секретарь вместо обычного в таких случаях опровержения сухо повторял: «Без комментариев».

Пресс-секретарь покидал конференц-зал Белого дома, с трудом пряча довольную улыбку. К вечеру журналисты засядут по периметру ранчо и возьмут под прицел объективов окна дома. Не будь они представители прессы, а президент — фигура общественная, это могло бы служить основанием для их немедленного задержания по обвинению во вмешательстве в частную жизнь.

В тот же вечер телекамеры засняли взлет «борта номер один» с базы ВВС США Эндрюс, который взял курс на запад. Но они не могли заснять, как спустя несколько минут самолет сел на небольшом военном аэродроме и подвергся спешной перекраске. Герб был замазан, а серийный номер изменен.

Не прошло и нескольких минут, как эмаль в аэрозольной упаковке не оставила от патриотической раскраски машины и следа.

Когда «борт номер один» вновь поднялся в воздух, это был уже обычный авиалайнер. И направлялся он на восток, через Атлантику в Скандинавию.

В России необходимости в таких уловках не было. Генеральный секретарь приказал подготовить свой «ТУ-134» к срочному вылету, о причинах которого помощникам сообщено не было.

На следующее утро «ТУ-134» совершил посадку в аэропорту Хельсинки. Перекрашенный самолет президента Соединенных Штатов уже стоял на взлетно-посадочной полосе, которая была закрыта якобы для ремонта.

Генсек выслал вперед своего представителя. Поначалу президент отказался подняться на борт советского самолета.

— Пусть лучше он явится сюда, — передал он через своего помощника.

Однако советский руководитель стоял на своем. Как лидер великой державы он не может подняться в самолет сомнительной принадлежности, даже тайно.

— Да, тут они нас поймали, — прорычал первый помощник.

— Хорошо, — сказал президент. — Я иду.

— Мы идем, — поправил помощник.

Президент смерил его мрачным взглядом.

— Вы останетесь здесь и приготовите кофе. Покрепче и без сливок. Подозреваю, что когда переговоры закончатся, он мне понадобится.

Генеральный секретарь ЦК КПСС встретил американского президента в звуконепроницаемом заднем салоне своего самолета.

Обменявшись рукопожатием, оба сели. Салон пропах едким одеколоном русского. Здесь стоял небольшой телевизор и видеомагнитофон. Президент машинально отметил это про себя, но не придал значения.

— Я рад, что вы сочли возможным откликнуться на мое предложение так быстро, — сказал Генеральный секретарь.

Он широко улыбался. Эта гнусная улыбка была президенту ненавистна еще с Рейкьявика.

— Что вы затеяли? — спросил президент.

У него не было настроения вести светскую беседу, хотя это была их первая встреча с тех пор, как русский лидер в стремлении произвести впечатление современного человека стал изучать английский.

Генсек пожал плечами, словно говоря: «Как хотите. Я просто хотел соблюсти приличия». Вслух он произнес:

— Буду краток. Как я уже дал вам понять в телефонном разговоре, мне известно все о КЮРЕ.

— Кюре? — переспросил президент, пытаясь не выказать своего волнения. — Какого еще кюре? Приходского священника?

— КЮРЕ — большими буквами. Я говорю о тайной американской организации, существование которой превращает в фикцию и фарс конституцию Соединенных Штатов.

Это конец, понял президент, но попытался сделать хорошую мину при плохой игре.

— Знать — еще не значит доказать, — язвительно бросил он.

— Совершенно верно, — согласился Генеральный секретарь и включил видеомагнитофон. — Но доказательства вы не сможете опровергнуть. Позвольте вас несколько поразвлечь. Запись сделана в Корейской Народно-Демократической Республике. — Видя недоумение на лице президента, он поспешил поправиться:

— В Северной Корее. А точнее говоря, в рыбацком поселке под названием Синанджу. Полагаю, вы о нем слышали.

Экран ожил. Президент узнал Мастера Синанджу. Недавно, когда возникла реальная угроза безопасности президента, Чиун лично охранял Овальный кабинет. Забыть его было невозможно.

Чиун говорил по-корейски, и президент поначалу испытал некоторое облегчение. Что бы ни говорилось на этой пленке, на американцев это не произведет должного впечатления, даже если телевидение передаст запись с субтитрами.

Но потом рядом с Чиуном на экране возник американец. Президент догадался, что это Римо — карающая рука КЮРЕ. Чиун обращался к толпе крестьян, а Римо вставлял какие-то замечания, иногда по-корейски, иногда по-английски. Потом Римо спросил у Чиуна, как по-корейски «конституция».

— Вот полная расшифровка текста.

Президент молча взял документ и пролистал несколько страниц. Да, тут все. Величайшая тайна Америки в руках советского руководителя!

— Нам все известно, — произнес Генсек. — Про Чиуна, Римо и Императора Смита.