У рыбацкого костра
Шрифт:
Азат вытащил из воды свою каскетку и с помощью перочинного ножичка освободил ее от крючка Фаниля.
Он хотел снова натянуть ее на голову, но мы бурно запротестовали:
– Никогда больше не надевай ее, Азат. Без чеплашки ты - умница, а в ней, извини…
Прошло немного времени, Фаниль оборвал крючок, впившийся в корягу. Запас блесен у нас был небогатым. Азат посоветовал Фанилю не бросать блесну далеко от лодки.
– Ты можешь даже не бросать, а опусти в воду возле лодки и поигрывай блесной, води ее вверх-вниз, вниз-вверх!
Фанилю этот совет не пришелся по душе. «Он меня утешает и поучает, словно маленького мальчика, которого взрослые дяди
– Спасибо за совет!
– пробурчал Фаниль и лениво, с ясной неохотой стал водить блесну в воде вверх-вниз, вниз-вверх. Рыболов в Фаниле умирал от скуки. И судьба выбрала меня быть свидетелем его последних содроганий! И вдруг… глаза Фаниля загорелись. Он весь как-то напружился. Потом вскочил с места.
– Клюнуло!
– вскричал Фаниль.
– Клянусь, клюнуло! Ужас как клюнуло!!
Леска его, натягиваясь, уходила то вправо, то влево. Бросив свои удилища, мы с Азатом кинулись к нему на помощь.
– Подсекай!
– Подсек!
– Теперь отпусти немного!
– Отпустил!
– Теперь веди. Осторожно!
– Веду! Осторожно!
Можно сказать, втроем мы подвели рыбу к борту лодки и подцепили ее сачком. Оказалась щука. Небольшая, около килограмма. Но это была первая рыба Фаниля. Понимаете сами, что она значила для такого рыболова - его первая рыба! И что значила она для нас с Азатом!
Фаниль-рыболов, только что умиравший у меня на глазах, воскрес. Жизнь забурлила в нем кипятком. Какие там дальние забросы! Теперь он всегда будет водить блесной только возле лодки: вверх- вниз, вниз-вверх!
Азат поймал еще одну молодую щуку и пожилого окуня. Я был награжден детенышем судака. Фаниль не обращал на нас никакого внимания: сидит и водит блесной - вверх-вниз, вниз-вверх! Он был уже целиком во власти нахлынувшей рыболовной страсти.
Но что такое? Почему он замер? И в глазах - испуг. Что с тобой, Фаниль?
– Коряга!
– выдохнул он наконец.
– Черт бы ее побрал. И блесен нет!
Не успел я его утешить - найдем, мол, лишнюю блесну в загашнике, - как вдруг его катушка, поставленная на тормоз, громко затрещала. Фаниль вскочил - лодку сильно качнуло - и дурным, припадочным голосом закричал:
– Акула!!
Мы снова бросили на произвол судьбы свои снасти и стали помогать нашему товарищу совладать с акулой, попавшейся на его крючок.
Рыбина оказалась на этот раз таких размеров, что ее и впрямь можно было назвать акулой.
По нашей команде Фаниль то подтаскивал ее к лодке, то отпускал, водил на леске, как на поводке (мучил, говоря рыбьим языком), пока, наконец, минут через пятнадцать не вывел наверх из глубины. Это была щука. Длиной - в половину лодки. Вот когда пригодятся пролежавшие три года без дела сачок, в который можно упрятать теленка, и надежный железный крюк!
Тут уж я стал командовать.
– Не спешить! Теперь она от нас не уйдет! Сейчас мы ее под горло крюком! Хоп! Все!
И вот она уже нахально разлеглась во всю длину своего могучего тела на дне лодки. Стой! А почему у нее две блесны? Одна в пасти, а другая под нижней челюстью? Неужели эта та самая, с ка- расиком?
Такая нелепица может прийти в голову только рыболову!
Фаниль, совсем по-детски задохнувшись от радости, вскричал:
– Братцы, глядите, эта щука с часами!
– С часами?!
– Я вспомнил рассказ деда Латыпа.
– Постой! Дай-ка посмотреть. «Нашему сверстнику Латыпу. Поздравляем с шестидесятилетием…»
Значит, старик, отвоевав у жены
свои юбилейные часы, не раз еще превращал их в блесну, пока щука не сглотнула подарок его ровесников. А мы вытащили ее из Волги! Не кто-нибудь, а именно мы!…Нам так повезло потому, что с нами поехал ловить Фаниль - новичок в ловле.
Удивительным было еще и то, что часы шли! Я сверил их со своими - минута в минуту. И календарик показывает сегодняшнее число. Вот они какие, наши чистопольские часы!
Мы еще ловили и еще много поймали рыбы, но писать об этом уже неинтересно - после того, как описано чрезвычайное происшествие - главное ЧП того дня.
(№ 34,1974)
Перевод с татарского Леонида Ленча
Виль Липатов
Стерлядь - рыба древняя
Из рассказов об Анискине
1.
Представитель английского языка, завуч средней школы Леонид Борисович на колхознице Наталье Казаковой женился, как говорится по-старинному, на покрова, а по-нашему - зимой, под ноябрьские праздники. Наталья из себя девка была видная и складная - рост имела высокий, стройная, длинненькая, колени носила маленькие, но круглые и гладкие, как бильярдные шары. Лицо у Натальи - не оторвешься, такое красивое. Брови черные, рот - словно роза, щеки - точно помидорным соком смазаны, кожа такая нежная и шелковая, как атлас, что в прошлом году деревенские женщины покупали у продавщицы Дуськи на стеганые одеяла. Одним словом, такой красавицы, как Наталья Казакова, ни в итальянском, ни во французском кино односельчане не видывали - все артисточки были поплоше.
Леонид Борисович, конечно, влюбился в Наташку без ума и памяти, но Наталья - не будь дурой!
– сразу за него замуж не пошла. С полгодика она поманежила Леонида Борисовича на клубных танцах, месяц-другой прогуливалась с ним по обскому яру, и деревенские сплетницы утверждали, что Наталья завучу сказала: «Вы, Леонид Борисович, как человек образованный и по-английски разговаривающий, должны понятие иметь, что нам нужно свои чувства проверить… Ах, оставьте вашие ревности! Меня тракторист Петька Мурзин не завлекает… Во-первых, водочку употреблять начал, во- вторых, на колхозной работе плетется в хвосте…»
И вот, как только пали снега и над кедрачами завьюжило, Леонид Борисович и Наталья сыграли свадьбу, на которой гуляла вся деревня - два дня и две ночи.
На свадьбе Наташка Казакова повела себя гордо, не по-товарищески, как хором говорили ее подружки.
– Я вам больше не Наташка, - сказала она им, задирая нос.
– Я, если хотите знать, Наталья Кузьминична… Я, конечно, книги на английском читать не буду, но английский разговор, если сгодится, вскорости начну понимать…
На колхозной работе Наташка Казакова после свадьбы с завучем тоже начала себя показывать с плохой стороны. И три дня после свадьбы не прошло, как Наташка Казакова самолично является в колхозную контору при мини-юбке, садится на диван, кладет ногу на ногу и при самом председателе Иване Ивановиче и бригадире дяде Аниките Гуляеве говорит: