У стен недвижного Китая

Ныне, как следствие всего этого, крепость Таку взята иностранными державами. Тысячи иностранных войск высажены в Тяньцзине, по дороге в столицу, и еще больше войск льется ежедневно. Это доказывает, что опасность велика, но времени для слов мало. Должно знать, что ни одно государство, находящееся во власти бунтовщиков, не может существовать как государство. История не дает ни одного примера, чтобы государство было в состоянии сохраниться в целости, если оно начало войну с несколькими другими государствами в одно и то же время и без основательной причины. Ихэтуанцы безоружны и не обучены и уже несколько раз терпели поражения от императорских войск и в Шандуне и в Чжили. Недавно они были разбиты иностранными отрядами в Лофа и возле Тяньцзинского сеттльмента. Многие из них были убиты. Конечно, они никогда не могли противостоять огнестрельному оружию и гранатам. Эта безоружная необученная и беспорядочная толпа не может ни одного мгновения держаться перед иностранными войсками.

Поэтому мы всепокорно молим Ваши Величества, вдовствующую императрицу и императора, принять к сердцу интересы Империи и великодушно решиться на то, что справедливо, невзирая на бессмысленные речи недостойных людей. Необходимо немедленно издать указы, налагающие строжайшие наказания, повелевающие преследовать ихэтуанцев и воспрещающие императорским войскам производить дальнейшие смуты. Необходимо освободить от беспокойств живущих в посольствах и известить их, что правительство не имеет мысли поддерживать эти смуты. Необходимо уведомить их, что Ли Хун Чжану поручено уладить это дело с соответствующими правительствами и потребовать от них, чтоб враждебные действия были остановлены. Тогда будет возможно обратить силы на ихэтуанцев и уничтожить их.

Мы также молим, чтобы императорские указы были по телеграфу сообщены китайским посланникам в разные государства с извинениями по поводу происшедших смут. Пусть будет известно, что будет дано самое большое удовлетворение за убийство японского чиновника. Затем необходимо издать указы, извещающие народ, что правительство берет на себя всю ответственность за безопасность жизни и собственности иностранцев. Необходимо повелеть властям по всей Империи принять строжайшие меры к охране иностранных купцов и миссионеров. Это может успокоить гнев иностранных держав. Тогда только мы будем в состоянии снова направить дела государства по хорошему пути. В настоящее время государство находится на краю величайшей гибели, и промедление в несколько дней может произвести крушение всей Империи. Тогда будет слишком поздно. Вследствие этого все мы крайне потрясены и устрашены.

Доклад представлен соединенными докладчиками, которые все держатся одного мнения и с величайшим благоговением и всепокорностью молят, чтобы их доклад удостоился получить Ваше Высочайшее утверждение без замедления».

Доклад был послан в Пекин командующему войсками Чжилийской провинции генералу Юн Лу с просьбою, чтобы он представил доклад богдыхану, а ответ сообщил докладчикам.

Франко-русский госпиталь

Сколько раз раненые русские и французы, лежавшие во французском госпитале в Тяньцзине, вспоминали и благословляли тех, кто создал Франко-Русский союз.

Если с первых же дней осады русские день и ночь грудью отстаивали французскую концессию, ближайшую к китайцам, то французы старались ответить русским самою сердечною заботливостью о наших раненых. От французского консула графа Дюшейляра и полковника Пеллако до последнего солдата и монаха – в каждом французе мы видели не только союзника, но и искреннего друга, который разделял с нами все испытания и труды и помогал нам всем, чем мог.

Впервые смысл и крепость Франко-Русского союза испытывались на поле брани, и это испытание доказало, что оба союзника связаны между собою узами не только политического расчета и выгоды, но и нитями более тонкими: взаимной симпатией, взаимным доверием, сходством характеров – искренностью, живостью, впечатлительностью, общительностью, простотою обращения.

Французский консул делал все возможное, чтобы русский отряд находи л необходимое продовольствие. Французские коммерсанты предлагали раненым все, что могло быть им полезно. Так как много магазинов было разрушено снарядами и пожарами, а некоторые были даже брошены на произвол судьбы, то коммерсанты тащили в госпиталь всякое добро. Француз Филиппо ежедневно привозил не только целые ящики шампанского, но предоставил в распоряжение русских несколько тысяч тюков хлопчатой бумаги, которые послужили прекрасными баррикадами для защиты улиц и застав.

Французские доктора Дэпасс, Уйон, Сэрвель и Отрик, вернувшийся из Сеймуровского похода, в котором он перевязывал раненых французов, работали в госпитале рука об руку с русскими военными врачами: Зароастровым, Орловским, Куковеровым, Падлевским и Бенедиктовым.

Когда в госпиталь приносили раненых, то спрашивали не об их национальности, a о том, какая у кого рана. Более серьезно раненного клали на стол, и свободный русский или французский врач делал перевязку.

При госпитале состояло 9 сестер-монахинь, из которых одна была старшая сестра Мария. Сестра Тереза заведовала аптекой, Габриэла – офицерскими палатками, Филомена, Иоанна и Жозефина ухаживали за ранеными солдатами. Мария, Луиза и Екатерина заведовали бельевой, кладовой и кухней. Все сестры были ирландки; сестра Иоанна – американка, а Жозефина и Екатерина были крещеные китаянки, воспитанные при монастыре и принявшие обет монашества.

При раненых неотлучно также находились шесть братьев-монахов ордена маристов, которые были действительно братьями нашим солдатам. Старший из них, француз Аристоник, был священником и ежедневно служил мессы. Другие – Виктор, Фауст, Франсуа-Ноэль, Анжелик и Алексей – по национальности были частью французы, частью ирландцы.

Монахи-миссионеры, давно жившие в Китае, одевались по-китайски, носили косу и круглую шапочку. Когда начались военные действия, монахам стало опасно ходить в китайском одеянии, так как в них не разбирая начали стрелять наши солдаты. Монахи одели иезуитские рясы и отрезали косы.

Днем обыкновенно при наших раненых дежурили сестры. Ночью дежурили братья. Они по-братски обращались с лежавшими русскими солдатами, всегда старались угодить малейшей их прихоти, и, чтобы лучше понимать солдат, братья и сестры стали учить употребительнейшие русские слова.

Монахи разыскивали по опустошенному городу для раненых всевозможные консервы, сласти, папиросы, посуду, белье, одеяла, матрацы и циновки.

Так как по уставу монастыря ни братья, ни сестры не могут присутствовать при операциях, то незаменимым помощником наших врачей при их операциях была добровольная сестра милосердия Люси Пюи-Мутрейль. Пяти полковых фельдшеров, которые все были ранены и поправлялись, было, конечно, недостаточно для 200–300 раненых и больных, одновременно лежавших в госпитале, хотя эти фельдшера были самыми усердными и исполнительными работниками. Остальные фельдшера были оставлены на биваке для подачи первоначальной медицинской помощи.

По прибытии в Тяньцзин отряда генерала Стесселя, в наш госпиталь поступила также сестра милосердия Анастасия Янченко, отличавшаяся своим трудолюбием. Затем к врачебному персоналу присоединилась добровольная сестра г-жа Воронова, супруга полковника Воронова, с замечательною заботливостью ухаживавшая за ранеными. Раненых клали в первом этаже (во второй этаж залетали пули) и на террасе госпиталя, в церкви и монастырских каменных флигелях. Богослужение совершалось в монастырской столовой. Церковь, женский монастырь и госпиталь представляли одно общее учреждение, были выстроены рядом и обнесены одной каменной высокой оградой. Мужской монастырь маристов был расположен через улицу. Госпиталь непосредственно примыкал к французскому консульству, которое выходило на реку Пэйхо.

Раненые и больные лежали на чистых одеялах и простынях. Братья и сестры с помощью китайской крещеной прислуги во всех помещениях поддерживали чистоту и безукоризненный порядок.

Некоторые монахи очень любили наших солдат, учились у них русскому языку, старались беседовать с ними и, чтобы как-нибудь развлечь солдатиков, томившихся от болезней, ран и однообразия, показывали им картинки, какие могли достать в полуразрушенном городе.

Однажды монах Фауст приходит ко мне озабоченный и говорит: