У стен недвижного Китая

И. Я. Коростовец, автор известной популярной книги «Китайцы и их цивилизация», принадлежит к тем талантливым и энергичным русским дипломатам Игнатьевской школы, которые упорно добиваются намеченной цели и, взявшись за дело, стараются довести его до конца, несмотря ни на какие препятствия.

По окончании Императорского Александровского лицея, Коростовец поступил в Министерство иностранных дел и скоро был командирован секретарем в нашу миссию в Пекине, где пробыл около 5 лет. Плодом его пребывания в Китае явилась интересная книга о китайцах. Из Азии он попал в Южную Америку и служил секретарем миссии в Бразилии. Затем он был переведен в нашу миссию в Португалии, после чего вернулся в Петербург, где принимал участие в делах комиссии по выработке положения для Квантунской области. По окончании работ этой комиссии был назначен чиновником по дипломатической части в Порт-Артуре.

В то время как наша дипломатическая миссия была осаждена в Пекине и поневоле бездействовала, руководство не только военными, но отчасти и политическими делами естественно перешло к адмиралу Алексееву, который давал Коростовцу самые ответственные дипломатические поручения.

Секретарем и постоянным сотрудником у Коростовца был П. Г. Тидеман, воспитанник Восточного факультета Петербургского университета, прекрасный знаток китайского разговорного и литературного языка, состоящий ныне вице-консулом в Чифу.

В Русском лагере

В двух солдатских двуколках, трясясь по невозможным китайским проселочным колеям, по которым только и могут ехать русские двуколки и китайские арбы, доктор Падлевский, известный своею энергичною деятельностью во время чумы в Инкоу, сестра Люси Пюи-Мутрейль и я поехали в русский лагерь.

Чтобы быть поближе к раненым во время предстоящего боя, сестра Люси просила разрешения быть на перевязочном пункте, местом для которого был избран Восточный арсенал. Разрешение ей было дано. Полевой госпиталь с русскими сестрами еще не прибыл и ожидался в Тяньцзине каждый день.

Мы переехали русский понтонный мост, построенный под гранатами капитаном Санниковым и нашими саперами. Проехали мимо Военной китайской школы, полуразрушенной, китайского воздухоплавательного парка и сожженных деревень. Пересекли высокий городской земляной вал, идущий кругом всего Тяньцзина, попали в тень красивой рощи, в которой желтели обмазанные глиною древние могилы, и, сбивая клубы густой пыли, стали подъезжать к русскому лагерю, растянувшемуся на версту.

Там – на север от лагеря, через пустынное, зловеще молчавшее высохшее поле, в тех рощах таились наши враги, которые то и дело напоминали о себе раскатами орудий. Но здесь, в этом широком открытом лагере, с белыми палатками, рассыпанными правильными рядами, с пушками, выстроенными точно по линейке, с лошадьми, которые длинной цепью стояли на коновязи, было весело, шумно и привольно. Здесь были свои, милые наши.

Там, в рощах, сверкал огонь орудий, гремели выстрелы. Здесь офицеры беззаботно беседовали в своем собрании – робинзоновском шалаше, наскоро сколоченном из циновок, со столом и стульями, взятыми из соседних разрушенных китайских усадеб. Стрелки кипятили чай, мыли белье. Казаки и артиллеристы чистили лошадей. Весело дымили походные кухни.

Сестра Люси была с почетом встречена офицерами 12-го полка в их собрании, в большой походной палатке. Подали обед – хорошего горячего супу и жаркое героических размеров с китайскими огурцами. Подали пива и льду, огромные запасы которого были найдены в Восточном арсенале.

Только этот лед помогал переносить ту нестерпимую жару и духоту, от которых тяньцзинцы изнемогали уже три месяца. За это время не было ни одного дождливого или облачного дня.

Свистки паровоза заставили встрепенуться весь лагерь. Поезд из Тонку тихо подошел и стал в полуверсте от лагеря, укрываясь за насыпной дорогой от глаз китайцев. Поезд привез новые известия и новые подкрепления. С этим же поездом пришла сводная рота 12-го полка, бравшая форты Таку, и ее командир Станкевич.

Радостно бросились офицеры 12-го полка обнимать своего товарища – первого Георгиевского кавалера, благополучно вышедшего из огня и с честью поддержавшего имя полка. Солдаты набросились на своих однополчан. Стали качать прибывших, обнимать, целовать, кидать шапки и кричать «ура». Восторг был такой искренний и неподдельный, что сестра Люси не выдержала, заплакала, кинулась к Станкевичу и поцеловала его от имени друзей – французов.

Но китайцы не дремали. Заметив приближение поезда и необычное движение около лагеря, они направили в ту сторону орудие. Грянул выстрел, другой. В поле закрутился песок и взвилась пыль: но гранаты упали далеко от нас.

– Не достанут! Мало каши ели, голомазые! – говорили ободрительно солдаты.

И, не обращая никакого внимания на китайцев, офицеры и солдаты продолжали чествовать своих товарищей, приехавших целыми и живыми из Таку.

В Восточном арсенале

Я поселился в Восточном арсенале, у моего доброго приятеля капитана А. В. Полторацкого. Когда брали Восточный арсенал, он с 7-й ротой растерял все свои сапоги, но не потерял присутствия духа и первый взобрался на вал.

Мы уже несколько дней жили в китайской Военно-инженерной академии, помещавшейся в восточном углу арсенала, и поселились в тех самых домиках, в которых жили немцы и англичане – профессора академии. Если бы не назойливые мухи, комары и гранаты, которые не давали нам никакого покою, то в этой академии можно было бы очень приятно зажить и, усевшись в тени акации и закутавшись в газ от москитов, предаваться размышлению и созерцанию величия и бренности миллионного арсенала, построенного немцами и англичанами для китайцев против русских.

Домики, в которых жили профессора, были внутри обставлены всем необходимым уютно и просто. Здесь была богатая библиотека важнейших сочинений, английских и германских авторов, по математике, физике, химии и прочим точным наукам. Все академические здания были выстроены в китайском вкусе и, по китайскому, обычаю следовали одно позади другого, симметрично и параллельно. В первых зданиях помещались иностранные профессора, аудитории, лаборатории и ученые кабинеты, в следующих – директора-китайцы, инспектора, профессора-китайцы и общежитие для китайских студентов, которые жили по два в комнатке. Позади – службы и кухня.

Во всех жилых комнатах царил полный беспорядок. Видно, все жившие здесь бежали в последнюю минуту, когда арсенал уже был захвачен боксерами. В комнатах и во двориках валялись кучи форменного платья студентов, китайские, английские и немецкие книги, студенческие тетради, старательно исписанные чертежами и различными упражнениями и записками на английском языке. Попадались книги по иностранным наукам, составленные для студентов на китайском языке. На столах брошены чайники, недопитые чашки, перья, чернила, кисти для туши, фотографические карточки, безделушки из яшмы и пр. В кухне застыл недоваренный обед. Валяются студенческие сабли, шапки, китайские картины, изречения на длинных листах, разрытые сундуки и ларчики, в которых студенты бережно хранили подаренные родителями платье и белье. Все брошено, порвано, побито и истоптано.

Посреди первого двора выстроена деревянная наблюдательная вышка. Вооружившись подзорной трубой, я взобрался на самый верхний ярус, откуда открывался бы восхитительный вид, если бы не гранаты, которые носились над арсеналом и вместе с москитами доводили меня до отчаяния. От москитов еще была некоторая защита под газом, но от гранат не было, кажется, никакого спасения, кроме одного сна, который помогал забыть не только эти гранаты, но и всю боксерскую эпопею и полевые прогонные и ордена с мечами.