У судьбы твои глаза

Я звал её. Имя вырывалось из моего рта, перекрикивая протесты врачей и эхом отлетая от пустых стен. Но она не отвечала. Была до жути молчалива в своей мертвенной бледности. Когда до меня дошло, что Элизабет уже никогда не отзовётся, я взвыл, как подстреленный койот, и стал вырываться с удвоенной силой. Оттолкнул уставшего хирурга, пнул акушера и чуть не сбил с ног двух миниатюрных медсестёр. Упал на колени прямо в кровавое озеро у стола и прижался губами к её руке. Она ещё была тёплой, но в ней больше не было жизни. Она скрюченно повисла в свободном падении, и лишь я удерживал её на весу.

Мои рыдания ввели всех в транс. Мне дали всего несколько секунд, чтобы оплакать потеряю, после чего два здоровенных санитара вывели меня прочь. Усадили в какой-то коморке, вроде как санитарной комнате, подальше от шокированных родственников, ожидающих вестей о своих близких из других операционных. Меня не стали ни в чём винить. Не посмели. Отпоили успокоительным, но даже не позаботились о кровавых разводах на коленях и таких же кровавых следах, что дорожкой отмечали мой путь из операционной. Влили два стакана воды, чтобы я не иссох от потери влаги, которая лилась из меня солёными слезами.

Мне что-то говорили, но я ничего не понимал. Потерял счёт времени и опомнился лишь в мгновение, когда передо мной появились Полин и Уэйн. Они только что потеряли единственную дочь, но не позволили себе сломаться, как я. Они нуждались в не меньшем утешении, но им пришлось утешать меня. Полин прижимала меня к своей груди, поглаживая по голове, словно заботливая мать, которой у меня никогда не было. Уэйн молчаливо сидел рядом, разделяя со мной скорбь, но храня своё горе глубоко внутри.

– Он выжил, Шон. – Шептала мне Полин, но я не понимал, что она имеет в виду. – Он жив. Твой сын. Ты должен собраться, потому что теперь тебе придётся любить его за двоих.

У меня родился сын. Истина, которую я не мог до конца познать. Подарок судьбы, который я не мог до конца принять из-за той цены, что пришлось за него заплатить. Я сам сделал этот выбор. Я сам убил свою жену.

Я проснулся в холодном поту за полчаса до будильника. Давно мне не снился тот день, когда жизнь перевернулась на триста шестьдесят градусов. Когда моя жена умерла, чтобы подарить жизнь сыну.

Проторчав в душе лишние десять минут в попытках смыть сладковатый привкус пота и ужасы того дня, я приехал на работу раньше обычного. Лишь бы поскорее взять в руки инструмент и пустить всю свою боль в правильное русло. Но едва я переступил порог офиса, как меня встретил насупленный взгляд Франклина Таннера.

– Ко мне. – Было его отнюдь не вежливое приветствие. – Живо.

Босс не питал ко мне тёплых чувств. Это началось с того самого момента, как я стал отпрашиваться по семейным обстоятельствам, чтобы отвезти Криса на приём к врачу или еженедельные занятия с одним из специалистов узкого профиля. Франклин был единственным, кто знал о болезни моего сына, но это волновало его гораздо меньше законченных проектов и прибыли, капающей в его кошелёк. Он успел устать от моих частых отлучек, а я – от его постоянных упрёков. За последний месяц не помню такого дня, чтобы я сбежал с работы пораньше или попросил отгул – шестое марта не в счёт – поэтому такое холодное отношение изрядно удивило меня.

Прикрыв за собой дверь, я примостился на стул для посетителей напротив стола босса, и приготовил голову для ушата грязи, который тот собирался на меня вылить.

– Какого чёрта, Тёрнер? – Выпалил Франклин на своём привычном языке.

– Можно поконкретнее?

– Не смей юлить со мной. – Огрызнулся он и сложил руки на груди. Эта поза делала его ещё шире, нежели грознее. Ему бы самому поработать «в поле», чтобы сбросить лишних десять кило, которые подпоясали его от сидячего образа жизни. – Слышал, ты свинтил с объекта в субботу. Вот я и спрашиваю, какого чёрта?

Дьявол. Готов поспорить, что племянничек успел настучать на меня. Ему бы такое рвение да в работе – цены бы не было.

– У меня возникли срочные семейные обстоятельства.

Широкие брови Таннера схлестнулись на переносице.

– Я только и слышу, что о твоих семейных обстоятельствах. Когда это закончится?

– Когда мой сын поправится. – Процедил я. – Ах да, этого не случится в этой жизни, поэтому никогда.

Мой грубый ответ разозлил его ещё больше. Губы сжались в тонкую линию и даже побелели от натуги. Я был готов к взрыву, который сметёт этот город с лица земли, но внезапно Таннер заговорил спокойным голосом:

– Мне жаль, что с твоим сыном такая беда. – Оказывается, даже у дьявола есть сердце! – Я понимаю, как тебе тяжело каждый день мотаться от сына к работе. – А вот это уж вряд ли. – Но и ты пойми меня, Шон. Я не могу постоянно отпускать тебя, как только приспичит. Мой бизнес держится на том, что каждый выполняет свою работу.

Каждый, кроме твоего племянника.

– И я добросовестно её выполняю, Франклин.

– Если бы это было так, дом МакМилланов давно был бы сдан. Саймон оборвал мне телефон, желая знать, когда уже они смогут перебраться в новый дом. Что мне ему сказать, Шон? Что мой прораб не может выкроить денёк-другой, чтобы закончить ремонт?

Кончики пальцев покалывало от злости. Я еле сдержался, чтобы не сжать ладони в кулаки. Я пропадал на этой чёртовой стройке. Это для сына я не мог выкроить денёк-другой, чтобы сводить его в парк или собрать конструктор. Если бы в мою бригаду не затесался прихвостень Зак Таннер, который дурно влиял на всю команду, мы бы давно со всем управились. Я так и ответил боссу, обернув слова в более изящную обёртку.

– Если бы они не прохлаждались и выполняли хотя бы половину из того, что я говорю, всё давно было бы сделано.

– Если они тебя не слушаются, – парировал Франклин. – Выходит, ты плохой начальник, а не они плохие подчинённые.

У каждого своя правда.

– Даю тебе три дня, чтобы закончить с МакМилланами, Тёрнер. Постарайся уложиться, иначе можешь собирать свои вещи.

Уж лучше бы он врезал мне по лицу – болевой эффект был бы куда сноснее. Я не мог потерять эту работу. Она позволяла оплачивать счета и уверенно стоять на ногах. В других строительных фирмах мне не светит такой же заработок, а без него все мы быстро пойдём ко дну.

Таннер махнул рукой в сторону выхода, выпроваживая меня вон. Разговор был окончен. Предупреждение озвучено. Получите, распишитесь, называется.

К восьми вся бригада собралась на складе и сгруппировалась вокруг Зака Таннера, как утята вокруг мамы-утки. Когда я вклинился в их междусобойчик, он одарил меня напыщенным взглядом, означающим «получил, козёл?». Я не собирался разбираться с ним – всё равно из этой схватки мне не выйти победителем, пока на его стороне такая артиллерия, как дядя-начальник.