У свободы цвет неба

– Для тебя, мистрис, я найду четверть часа по любую сторону звезд, готовь вопросы, - улыбнулся и отбыл.

Тем временем в каминном зале крыла Старого дворца участники судебного процесса пытались общаться. Получалось так себе, несмотря на то, что энцы и моны из охраны старательно делали вид, что их тут нет.

Марина, Алиса и Макс курили на крыльце. Стас Кучеров попросил себе чего-нибудь теплого и сидел на площадке лестницы между каминным залом и галереей, держа кубок, полный вина с пряностями, в руке, а тарелку с пирожками - на колене. Судя по позе парня, за его спиной свернулся сайни, давая человеку еще немного тепла. Полина, устроившись в кресле у огня, рассеянно гладила Чака по холке и смотрела в камин. Во второе кресло кто-то шумно сел. Полина даже не повернула голову. Все у нее получилось, она сделала все верно, но невероятно устала. Так устала, что пыталась понять, как преодолеть ступеньки на галерею к своей комнате, и никак не могла.

– Какая же гадость этот ваш метадон, - послышалось из соседнего кресла.

Полина отвлеклась от своих мыслей и повернула все-таки голову на звук. В кресле сидел Унриаль да Шайни. И был намерен что-то еще сказать.

– Я бы сейчас охотно напился в сопли. Но останавливает мысль о том, что похмелье будет раньше опьянения.

– Понимаю по обоим пунктам, - сказала она.
– И по обоим пунктам согласна.

– А, уже разговариваешь?
– весело спросил Димитри, подойдя.

– Нет, еще не начинал, - ответил да Шайни.

– Тогда я начну, - сказал ему князь и объяснил Полине.
– Я ему предложил попросить тебя о помощи, такой же, как с Алисой. Но он не решился или не знал, как у вас об этом просят. Зная твою строгость в рабочих вопросах, сразу говорю, что он теперь мой воспитанник и я могу просить за него.

– А, - кивнула Полина, - понятно. Если буду жива, сделаю все, что могу, конечно.

Чак поднял шерсть на холке и прошипел:

– Оставь моего человека отдыхать, она устала.

Димитри, удивленно подняв брови, примирительно сказал ему:

– Уже ухожу, не сердись.

И действительно ушел. В дверях его попытались задержать Макс и Марина, но он со смехом отказался, сославшись на личные планы на вечер, дал им серебряные марки, пояснив, что это приглашения к нему на прием, третью вручил Алисе, подмигнув - "еще увидимся", - и действительно ушел.

Ингу Димитри подхватил по дороге, отправив за ней первого попавшегося курьера в гостиницу прессы. Курьер подвел ее к нему, когда он стоял на Фонарной площади и размышлял, идти дальше ногами или ставить портал и ждать подругу уже дома. Заплатив мальчику серебрушку - пять чаш - и погладив его сайни, Димитри взял Ингу под руку по моде Нового мира и, беседуя с ней, направился к своему особняку на улице Подснежников. По дороге они успели обсудить вероятную реакцию сообщества Земли на сводки о процессе, возможный интерес к интервью с участниками процесса и организацию брифинга после возвращения.

Потом, наконец, они добрались. Димитри открыл дверь, увидел веселый взгляд Фанд и любопытство в глазах Ролло, своего дорогого друга, и сказал:

– Фанд, милая, здравствуй. Это Инга, журналист из Нового мира, единственный представитель тамошней прессы, у которой есть полная хроника всех десяти дней процесса. Она твоя дорогая подруга. Ролло, дорогой мой, как ты? Мы не виделись уйму времени.

Инга мучительно покраснела: несмотря на волевой спортивный характер и закалку журфака, быть представленной жене любовника и, кажется, заодно ее бойфренду ей оказалось тяжеловато.

Ролло, осмотрев ее, ахнул:

– Мистрис, ты прекрасна, как заря! Я впервые вижу, чтобы женщина выглядела так, не нанося краску на лицо и не пользуясь заклятиями! Димитри, поздравляю тебя с удачным знакомством.

– Я еще не сдала выпускную работу и экзамены, так что формально, наверное, пока еще я мона, - смущенно сказала Инга.

– Это первая твоя самостоятельная работа?
– улыбаясь, спросила Фанд.

– Такая большая - первая, - призналась девушка.

– А теперь расскажи, как ты попала на закрытое слушание, - попросил князь.

– Я предложила статью "Вестнику викки", и они согласились. Больше никто им не предлагал, - просто ответила она.

– Ты потрясающая женщина, - сказал Ролло.
– Найти официальную причину быть на закрытом слушании... ты ведь наверняка рисковала своим именем или чем-то не менее важным?

– У меня еще нет имени, - ответила Инга, - и дело не в нем.

– В чем же?
– поинтересовалась Фанд.

– Во-первых, освещать все, чему нельзя дать остаться в тайне, - долг журналиста.

– А во-вторых?
– Ролло был заинтригован.

– А во-вторых, - Инга снова порозовела, почувствовала это и раскраснелась окончательно, - любить человека - это заботиться о нем и говорить правду не только ему, но и всем. Особенно ту правду, которую о нем скрывают.

– А если эта правда постыдна?
– Димитри был очень серьезен, когда задавал свой вопрос.

– Вот именно поэтому все частные интервью мы сначала даем на подтверждение, - так же серьезно сказала Инга.
– А публичный поступок все равно невозможно скрыть. Вопрос только в подаче.

– Вот вы все где! Папа, здравствуй!
– с лестницы на галерею спустилась женщина, уже очень давно миновавшая пору своей юности и выглядящая сверстницей Марины Лейшиной или Полины Бауэр.

Инга ошеломленно переводила взгляд с нее на Фанд, которой на вид было примерно двадцать восемь, потом на Димитри, выглядящего ее ровесником, потом снова на женщину.

– Хейгерд, дочка!
– улыбнулся князь.
– Как я рад тебя видеть!

– Я тоже! У тебя новая подруга? А где Эльвира?

– У нее контракт в Московии, - вздохнул князь.
– Может быть, на следующую Длинную ночь...

Хейгерд наконец заметила удивление подруги отца и объяснила:

– Я родилась смертной. Дар не передался.

Инга задумчиво ответила:

– Я знаю, как это. У меня родители музыканты, а я нет. У двух людей с идеальным слухом родился ребенок, неспособный различить на слух два разных колокольчика.

– Но они тебя любят не за это, - понимающе улыбнулась Хейгерд.

– Да, любят, - подтвердила Инга.
– И совсем не за это, ты права. Димитри, но сколько же времени вы в браке?

– По нашему счету, - ответил князь, - после Долгой ночи пойдет семьдесят девятый год, а по-вашему... погоди-ка... уже сто восемнадцать лет, да.

Инга тихонько вздохнула, потрясенная цифрами. Ей стало окончательно неловко, и чтобы не показать этого, она начала рассказывать об обычаях годовщин. От смущения она сбивалась в датах и названиях, но супругов заинтересовала сама идея, а мельком упомянутая льняная свадьба, четвертая годовщина со дня брака, вызвала живой интерес к теме льна. Когда Димитри получил Зов от старшего сопровождающего группы прессы с вопросом, не у него ли мистрис Сааринен, часы показывали почти полночь. Димитри сам отвел ее по порталу в гостинице, при свидетелях вручил серебряную марку-приглашение, сказал, что ждет ее на приеме, и ушел назад к семье.