У входа нет выхода

Наверху, в клетках, суетились, хрипло кричали и хлопали крыльями гиелы. Было время вечерней кормежки.

Охрана раздвинулась. В комнату, отдуваясь и промокая платком лоб, втиснулся Тилль. В руке у него был черный мусорный пакет, который он предусмотрительно поставил с краю от коврика.

– Что там? – спросил Гай.

– Головы, – с добродушной, немного виноватой улыбкой, ответил Тилль. – Я велел казнить по одному из каждой участвовавшей четверки. Надо было просто отогнать фургон, а они полезли проверять, на месте ли Горшеня!.. Потом, конечно, стреляли, да где там…

Впечатлительный старичок Белдо достал влажные салфетки и промокнул носик.

– До каких пор ты будешь извиняться головами, Ингвар?.. – хмуро спросил Гай. – Надоело! Найди мне Горшеню!

Тилль покорно повернулся и вышел, сохраняя на лице всю ту же мятную, чуть запыхавшуюся улыбку.

– Пакетик забыли! – крикнул ему вслед Арно.

Тилль послушно вернулся за пакетом.

– У нас остались считаные часы, – вспомнил Гай, следя в окно, как Тилль косолапит к машине.

Белдо аккуратно свернул салфеточку и двумя пальчиками деликатно положил ее на самый краешек стола.

– Это у них остались считаные часы, – сладко поправил он.

Глава 19 ПОЛЕТ ЗИГЗАГОМ

Мудрость, если разобраться, это сумма терпеливо набитых шишек и ничего больше.

Из дневника невернувшегося шныра

Горшеню искали шестой час, но без малейшего результата. Дважды передовые отряды налетали на ведьмарей, обстреливали их и отходили. Ведьмари стреляли в ответ. Вовчику наконец удалось «бабахнуть». В него тоже «бабахнули» – из шнеппера на излете ему оцарапало щеку. Он ходил гордый и на правах раненого героя приставал ко всем девушкам, доводя Оксу до белого каления.

Рина пропала еще засветло. Она перемахнула через забор, привычно спрыгнув назад. Обратное спрыгивание постепенно входило у нее в привычку. Недавно в Копытове, решив срезать дорогу, она насмешила нескольких юнцов. Еще бы – у них на глазах девица лихо залезла на бетонный забор, зачем-то сиганула обратно и застыла с ошарашенным видом, оказавшись там же, где и была.

– Гавр! – крикнула она. – Гавр!

Гавр, зевая, вылез из-под кабины. Он вечно спал, когда не надо было есть или летать. У гиел нет стадии раскачки – они всегда делают что-то определенное. Болтавшиеся стремена раздражали Гавра, и он рычал на них. В целом же он успел привыкнуть к непонятному горбу, приклеившемуся к нему как пиявка.

Обнюхав Рине руки, Гавр не нашел в них ничего съедобного и с недоумением заскулил. Рина и пища так прочно сплавились у него в сознании, что одно без другого казалось чем-то неправильным. Поразмыслив, Гавр пришел к выводу, что пища спрятана, и стал умильно капать кислотной слюной и валяться на спине. Такой подхалимаж мог продолжаться бесконечно.

– Перестань! Ты должен найти Сашку!.. Нюхай! – сказала Рина, подсовывая Гавру под нос ботинок.

Гавр попятился, и Рина поняла, что проделала это со слишком большим рвением. Спохватившись, она убрала ботинок и вместо него подсунула нерпь.

Гавр мельком обнюхал ее и вопросительно вскинул на Рину морду.

– Ищи Сашку! – повторила она.

Игра была Гавру хорошо известна. Они проделывали это многократно: с Сашкой он искал Рину, а с Риной – Сашку. Вот и сейчас Гавр ткнулся носом в листья и, чихая от железистого запаха дождевых червей, уверенно направился в сторону ШНыра. Рина поняла, в чем дело. Предыдущие четыре раза Сашка прятался за поваленным деревом, и хитрый Гавр решил особенно не напрягаться.

Рина просекла хитрость и дернула его за седло. Холка Гавра доставала ей примерно до пояса.

– Нет, так дело не пойдет! Нам с тобой придется полететь!.. Ты не ослышался: полететь! – сказала она, пугаясь оттого, что это сорвалось у нее с языка. Лететь на гиеле, на которой она раньше и в воздух-то никогда не поднималась!

Разумеется, Гавр друг, товарищ и брат, но что помешает ему, при всей его горячей преданности, сбросить ее с высоты десятиэтажного дома, а потом ходить вокруг и поскуливать, недоумевая, почему она не хочет играть дальше?

Другая серьезная проблемища касалась уздечки. Как управлять гиелой?

Рине пришлось смотаться в ШНыр и отыскать в амуничнике старую уздечку. Где-то за час, используя секатор, нож, цыганскую иглу и шило, из старой сбруи для пега она сделала то же самое для гиелы. Ей пришлось проявить смекалку, граничащую с наглостью, потому что ремни не подходили, дырок в нужных местах не было, а трензель рычащий Гавр вообще отказался брать в рот, и в результате пришлось обойтись.

Наконец, используя уговоры и ласку в равных долях с мороженой рыбой, Рине удалось надеть уздечку на гиелу и взгромоздиться в седло.

– Ну, теперь лети! – приказала она неискренним от напряжения голосом и высоко подбросила одну из двух остававшихся рыб.

Гавр рванулся, оттолкнулся задними лапами и поймал треску в двух метрах от земли. От непривычной тяжести его стало заваливать, но он справился и, хаотично хлопая крыльями, полетел вдоль дороги.

Ветка смазала Рину по лбу. Она стала поворачиваться, и сразу же другая ветка с удовольствием хлестанула ее по уху. А тут еще Гавр задел крылом молодую сосну, едва не катапультировав наседницу из седла. Рина поняла: если срочно не заставит Гавра подняться, ее размажет о деревья.

Она потянула повод, задирая ему морду. Пег понял бы команду лететь вверх, однако Гавр не был пегом и воспринял призыв как наглое вторжение в свое личное пространство. Он кувыркнулся через крыло, плюхнулся на луг и стал лапами сдирать уздечку. Отвлекая его внимание, Рина махнула у него перед носом последней мороженой рыбиной. Гавр рванулся и вновь взлетел.

Их полет напоминал Рине перемещения бабочки. Гавр взлетал, делал несколько стремительных, разнящихся по высоте зигзагов, обрушивался на землю, мало заботясь о качестве посадки, секунду или две отдыхал и вновь стартовал.

В среднем, если считать по прямой, они всякий раз продвигались метров на триста. Вконец измученная козлиными дерганьями, Рина не понимала, куда они летят. Ей казалось, ее пристегнули наручниками к качелям и методично выкачивают мозг.

Она грезила о широком надежном седле пега и его ровном, надежном полете. Пег и молодая гиела – не просто две разные вещи. Разница примерно такая, как мчаться на шоссейном мотоцикле по ровной дороге или тащиться за трактором на веревке, когда он едет по колдобинам.