У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
Но я должен сделать это раньше его!
Болеть в этой ситуации было не просто обидно, а преступно.
Утром, заперев Полину, я на такси отправился в нашу ведомственную поликлинику – слава Богу, хоть это у нас осталось со времен советской власти! Там я получил у врача рецепты на антибиотики и лекарства от кашля и насморка (мне, как ветерану ФСБ, эти лекарства дали в аптеке бесплатно), прикупил к ним витаминов, колдрекс, антигриппин и тому подобное, и, принимая все вместе – и лекарства, и витамины, и луковый сок с медом, и водку с аспирином, – встряхнул себя так, что за двое последующих суток из меня вытекло
Полина, надо сказать, ухаживала за мной, как настоящая медсестра. Убрала квартиру, сходила в магазин, выстирала в стиральной машине и высушила на батареях все белье, сварила куриный бульон и заставила меня пить его вместо чая. Мокрое от пота белье меняла на мне каждые два часа. Кроме того, заставляла пить какие-то отвары липы, алтея, пустынника, одуванчика, алтайского багульника и прочей горечи. Иногда, то ли в бреду, то ли во время высокой температуры, мне казалось, что это с очередной чашкой бульона или отвара над моей кроватью стоит моя мама – как в детстве, когда я болел…
Каждый день звонил Рыжий, справлялся, как я себя чувствую. Голос у него был теперь теплый, обволакивающий, «окучивающий» – ему нужно было, чтобы я как можно скорее нашел Полину, и я с трудом уклонялся от его предложений прислать мне с шофером лекарств и еды.
– Спасибо… – сипел я в трубку. – Мне соседи все принесли. Но грипп есть грипп – неделю отваляюсь…
– Береги себя, ты нам нужен, – попросил он.
– Нам – это кому? – насторожился я.
– Человечеству… – отшутился Рыжий.
«Человечество» позвонило спустя несколько часов, около одиннадцати вечера. Генерал Палметов сказал, что ему звонили из ведомственной поликлиники и спрашивали мой домашний телефон – они якобы потеряли мою карточку. Для генерала ФСБ это был слабый ход, но не станет же он говорить мне, что Рыжий поручил ему держать меня под присмотром. Или помогать мне? Во всяком случае, Палметов звучал именно так – настойчиво справлялся, не нужно ли чего, не отвезти ли меня на служебной машине еще раз в поликлинику, не подбросить ли денег из Фонда помощи ветеранам ФСБ.
Все остальное время я спал, пил лекарства, потел и снова пил куриный бульон – Полина на этот счет была беспощадна. Мне кажется, что женщины высокого роста, хотя и неподступны на вид, должны таить в душе даже больше материнских комплексов, чем обычные, ведь с высоты их роста мы все как бы дети…
– Пейте! – говорила мне Полина. – Евреи никакими лекарствами себя не травят, лечатся только куриным бульоном. Вы не еврей, случайно?
– Нет.
– Даже странно…
– Почему?
– Матом не ругаетесь. И… – Она замялась.
– И что?
– Не важно.
– Ну, скажи!
– Воду в ванной включаете, чтоб не слышно было, как пукаете. Стесняетесь… – Она засмеялась и ушла в свою комнату, закрыла дверь.
Я устало откинулся головой на подушку, закрыл глаза и подумал, что у нее, конечно, большой интернациональный опыт.
На третий день, потеряв, наверное, килограмма три веса, я, «чистый, звонкий и прозрачный», лежал на свежих простынях – небритый и почти здоровый, то есть без кашля и без температуры. Но Полина не разрешила мне встать. «Лежите еще! Вас и так шатает. Только побрейтесь. А то смотреть страшно…» – и от бульона перешла к усиленному калорийному питанию: соки, авокадо с лимоном, орехи с изюмом и курагой, овощи со сметаной
и рагу из телятины.– Это тоже еврейский метод? – поинтересовался я.
– А то ж! – сказала она. – Евреи на еде не экономят. Жалко, вам икру нельзя.
– Это почему же?
– А чистый холестерол. После пятидесяти врачи запрещают. Вам сколько лет?
– Семьсот четырнадцать. Вчера исполнилось.
– Нет, в натуре, сколько вам? Шестьдесят два?
Я понял, что пора бриться. И не только. Нужно заняться утренней гимнастикой и гантелями, коротко постричься, начать одеваться по-человечески…
– Я заметил, что ты на продукты тратишь не только мои деньги. Это я запрещаю.
– Почему? Ведь я тут живу. Я должна…
– Нет. Я же тебя на работу не выпускаю, ты у меня работаешь, медсестрой. С пансионом.
– С каким еще пансионом?
– Пансион – это полное обеспечение. А ты думала кто? Француз какой-нибудь?
– Ничего я не думала! – обиделась она. – Как вы живете без фена? Даже голову вымыть нельзя – сушить нечем!
– Возьми деньги и сходи за феном. Тут справа, напротив бензоколонки, большой супермаркет. Что тебе еще нужно? Шампунь? Косметика?
– Что же я, опять буду все покупать? – У нее в глазах появились слезы. – Я только все купила, привезла к Тамаре… Гады, они все забрали…
– Не беспокойся, ты все получишь обратно.
– Вы обещаете?
– Да.
Она нагнулась и чмокнула меня в щеку.
– Не знаю, почему я вам верю?.. У меня же там столько осталось! Одежда, косметика, кольца, даже крестик! Я ж на работу крестик снимала… Знаете, эта Тамара… она моя лучшая подруга была! Три года! А как только этот Дима появился – все, я заметила, что она меня к нему ревнует. Но я же – ни-ни, он мне на фиг не нужен! Не знаю, кому теперь верить…
Я вдруг подумал о ее жизни. Одинокая провинциальная девочка в этой огромной Москве, где каждый хочет ее только для одного! Да, представьте себе, что вы идете по улице, едете в метро, заходите в магазин, в кафе, в поликлинику, в банк, в аптеку, на почту – и везде, на каждом шагу, с утра до ночи каждый встречный мужик лупится на вас с одним и тем же прицелом – однозначным! Вы видите это в глазах всех и каждого – не улыбку расположения и добродушия и даже не равнодушие, а только отблеск их вспыхнувшей эрекции, оскал их похоти и полет их фантазии – как они загибают, надламывают ваше тело и…
Шесть, а то и семь миллионов московских кобелей, едва сдерживающихся, чтобы не наброситься на вас прямо на улице. Только потому, что вы молоды, красивы, на высоких и стройных ногах, с прямой спиной, тонкой талией, маленькими, но крутыми бедрами и юными сиськами, они готовы тут же забыть о своем образовании, семье, общественном положении – и сразу, в ближайшем подъезде… Вы смогли бы жить в этом море кобелиной похоти и агрессии – из часа в час, изо дня в день, из месяца в месяц? И кому бы вы ни доверились, он вас обязательно предаст, употребит, трахнет и выбросит на улицу, как использованный презерватив. Потому что этот город живет только погоней за деньгами. И нет в нем ничего другого – ни дружбы, ни любви, ни отдыха. Скажете, я преувеличиваю? Ничего подобного! Я вам говорю как эксперт: нет ни одной, даже самой малой зоны, угла, закутка, где все, что делают и чувствуют эти люди, они бы не пересчитали на у. е…