Уарда

Обдумывая свои грандиозные планы, взвешивая все возможности, изобретая всякие ухищрения, отбрасывая слишком тонкие хитрости и заменяя их более осуществимыми и менее опасными, этот маленький человечек словно не замечал царившей вокруг суеты. Он прошел мимо храма, где финикийцы поклонялись своей Астарте [ 132 ], мимо святилища Сетха [ 133 ], где они приносили жертвы своим Ваалам, не обращая внимания на вопли пляшущих в молитвенном экстазе людей, на звон кимвал и звуки лютни, доносившиеся до него из-за оград.

132

Астарта. – Эта финикийская богиня неоднократно встречается на египетских памятниках вместо богини Сохмет (см. прим.). В г. Эдфу ее изображали с головой львицы, стоящей на запряженной конями колеснице. В папирусе, относящемся ко времени нашего повествования, ее имя встречается очень часто: так, например, Рамсес II назвал ее именем свою лошадь и собаку. (Прим. автора.)

133

Святилище Сетха. – Согласно папирусу, относящемуся к эпохе второй половины Нового царства, царь гиксосов Апопи (Апофис) избрал Сетха «своим господином и не поклонялся ни одному из прочих богов Египта». Позднее Ваалы семитов были самими египтянами названы Сетхами, как об этом свидетельствует найденный в Карнаке мирный договор Рамсеса II с хеттами, в котором, с одной стороны, упоминаются различные Сетхи хеттов, Астарта и пр., а с другой – египетские божества. Наряду с формой Сетх встречается еще и вариант Сутех. (Прим. автора.)

Палатки и легкие деревянные балаганы танцовщиц и публичных женщин не манили его. Впрочем, их обитательницы, которые по вечерам в своих пестрых одеждах, увешанные грошовыми украшениями, подбивали фиванскую молодежь на любовные забавы и всякие сумасбродные выходки, сейчас, пока солнце сияло на небе, предавались отдыху. Только в игорных притонах было шумно. Стражникам с трудом удавалось утихомирить бурные страсти воинов, проигрывавших здесь свои доли в военной добыче, а также яростный гнев матросов, считавших себя обманутыми, и удержать спорщиков от кровопролития.

Перед кабаками валялись пьяные; другие, прилежно наполняя и опорожняя чаши, тоже спешили стать жертвой винных паров. Не видно было и музыкантов, фокусников, глотающих огонь, жонглеров, укротителей змей и скоморохов, которые по вечерам показывали здесь свое искусство. Но и без них квартал чужеземцев походил на огромную, никогда не прекращающуюся ярмарку.

Однако все эти соблазны, которые карлик видел уже тысячи раз, никогда не влекли его. Любовь продажных женщин и азартные игры – все то, что легко давалось в руки, отнюдь его не прельщало. Он не боялся насмешек танцовщиц и их посетителей – более того, при случае он даже старался обратить на себя их внимание, ибо словесные перепалки доставляли ему удовольствие и он твердо верил, что во всех Фивах не найдется человека, который сумел бы в споре с ним оставить за собой последнее слово. Впрочем, не только он один был такого мнения о себе – совсем недавно домоправитель Паакера сказал о Нему: «Наши языки – палки, а язык этого карлика – нож».

После долгого и утомительного пути он добрался до большой палатки, ничем не отличавшейся от множества других палаток, стоявших вокруг нее. Широкий вход был завешен куском грубой холстины. Нему проскользнул между стеной палатки и этой своеобразной дверью. Внутри палатка имела форму многогранника; конусообразную крышу ее поддерживал деревянный столб, сделанный в виде колонны.

На пыльном полу валялись измызганные куски ковра, на которых сидели на корточках несколько пестро одетых женщин, а какая-то старуха усердно хлопотала над их туалетом. Она красила ногти на руках и на ногах этих красавиц оранжевой хной, чернила им брови и веки сурьмой, чтобы придать их взорам томность, накладывала на щеки белила и румяна, втирала в волосы благовонные масла.

В эту пору в шатре было нестерпимо душно, и сморенные жарой женщины молчали, покорно отдавая себя во власть искусных рук старухи. Лишь время от времени одна или другая хватала какой-нибудь из пористых кувшинов, расставленных прямо на полу, чтобы напиться, или открывала свою коробочку, чтобы достать пилюлю кифи и осторожно положить ее в накрашенный рот.

Вдоль стен были разложены музыкальные инструменты: бубны, флейты и лютни, а посреди шатра на полу стояли четыре тамбурина. На телячьей коже одного из них, среди обручей с бубенцами, мирно спала кошка, а ее котята играли бубенцами на другом тамбурине.

Через заднюю дверь шатра непрестанно входила и выходила старая негритянка, вынося облепленные мухами и осами глиняные миски с остатками еды, кожурой гранатов, крошками хлеба, обгрызенными стеблями чеснока, – миски эти стояли на ковре уже несколько часов после обеда обитательниц шатра.

Старая Хект, сидевшая в стороне от девиц на ярко размалеванном сундуке, вынула из кармана какой-то пакетик и крикнула служанке:

– На, возьми это курение, сожги шесть зерен, и вся нечисть, – она указала на мух, роившихся вокруг мисок, – вмиг исчезнет. [ 134 ] Если пожелаете, то я могу прогнать также и мышей, выманить змей из их нор – у меня это получается получше, чем у надменных лекарей.

134

«…возьми это курение, сожги шесть зерен и вся нечисть… исчезнет». – Рецепты, как изгонять вредных тварей, содержатся в «папирусе Эберса». (Прим. автора.)

– Держи-ка ты свои колдовские штучки при себе, – сказала одна из девиц хриплым голосом. – С тех пор как ты пробормотала надо мной какие-то заклинания и дала мне питье, чтобы я опять стала стройной и гибкой, я не сплю по ночам от злющего кашля и смертельно устаю от танцев.

– Но стройной ты все же стала, – огрызнулась старуха. – А кашлять скоро уж перестанешь.

– Перестанет, потому что протянет ноги, – прошептала служанка, обращаясь к старухе. – Я-то знаю. Все они этим кончают.

Хект пожала плечами и встала с сундука, увидав, что Нему прошмыгнул в шатер.

Девицы тоже заметили карлика и подняли неописуемый крик, похожий на переполох в курятнике и столь обычный для восточных женщин, когда что-нибудь выводит их из душевного равновесия. Нему они отлично знали, потому что его мать всегда останавливалась только в этом шатре. Вот и сейчас одна из них, самая бойкая, крикнула ему:

– А ты подрос, малыш, с тех пор как последний раз был у нас!

– И ты тоже, – не задумываясь, отвечал карлик. – Это видно по твоему рту.

– Ах, ты все такой же злой, как и маленький, – огрызнулась девушка.

– Ну, тогда злости во мне лишь капля, – засмеялся карлик. – Я ведь такой крохотный. Привет вам, девушки! Да поможет вам Бес в вашем туалете! Привет тебе, матушка. Ты звала меня?

Старуха кивнула головой. Карлик вскарабкался на сундук, уселся рядом с ней, и они стали шептаться.

– Ты весь пропылился, да и вид у тебя усталый, – сказала Хект. – Сдается мне, что ты прибежал пешком по этакой жаре.

– Мой ослик сдох, – отвечал Нему. – А нанять другого у меня нет денег.

– Так, так! Вот оно, начало будущего блеска, – захихикала старуха. – Ну, как там у вас дела?

– Паакер спас нас, а сюда я пришел после долгой беседы с везиром.

– И что же дальше?

– Он возобновит твою грамоту, если ты предашь махора в его руки.

– Ладно, ладно! Мне бы хотелось, чтобы он посетил меня, разумеется, переодетым, я бы…

– Он ведь очень нерешителен, и давать ему такой совет было бы неразумно с моей стороны.

– Гм! – хмыкнула старуха. – Может, ты и прав: ведь тот, кому приходится часто просить, имеет право просить лишь то, что можно исполнить. Одна дерзкая просьба зачастую отбивает у благодетеля желание удовлетворять другие. Посмотрим, посмотрим! Ну, а еще что?

– Войско везира Ани разгромило эфиопов и возвращается в Фивы с богатой добычей.

– Этим они и покупают людей, – пробормотала старуха. – Хорошо, хорошо!

– Меч Паакера уже отточен. За жизнь моего господина я дам теперь не больше, чем у меня найдется сейчас в кармане; ну, а почему я пешком брел сюда по колена в пыли, ты уже знаешь.

– Обратно можешь поехать верхом, – сказала старуха, протягивая карлику серебряное колечко. – Виделся ли махор с твоей госпожой Неферт?

– У нас в доме произошли странные вещи, – сказал карлик и рассказал матери о сцене, которая разыгралась между Катути и Неферт. Нему отлично умел подслушивать и не упустил ни одного слова из их разговора.