Убежать от зверя

— Это не одно и то же, — она держит кучку конусов в руке и отклоняется назад на сцену, глядя на меня очень серьезно. — Ты и я, мы не одно и то же. Даже близко. Я сказала да, а у тебя даже не спрашивали об этом. В ближайшем будущем много людей будут говорить тебе некоторые по-настоящему тупые вещи, и если ты случайно ударишь кого-нибудь из них по лицу в моем присутствии, я никак на это не отреагирую.

— Спасибо, — говорю я. — И я сделаю все возможное, чтобы быть уверенной, что в пятницу будет последняя тренировка, которую я пропущу.

— Хорошо, — отвечает она. — Сейчас тебе лучше записаться, или я выпишу тебе бланк опоздания.

Я добираюсь до кабинета истории только после звонка, и на следующий час мы с головой погружаемся в тему, считалась ли война 1812 года победой британцев или досадной ничьей. Обычно мне бы понравились эти вопросы-ответы. Учитель играет роль адвоката дьявола и удерживает задаваемые вопросы с целью объединения с американцами, но на самом деле ее сердце принадлежит другой стороне, и поэтому мы никогда особо не преодолеваем «если вы атакуете и ничего не добиваетесь, вы проигрываете».

На химии у нас лабораторная работа, о которой я абсолютно забыла, и кое-как мы с Тигом заканчиваем ее. Мы оба бьемся вокруг горелки Бунзена, пока стараемся ничего не пролить или взорвать.

— Так что, нам позволено все еще оставаться друзьями, или как? — спрашиваю я, когда он проводит больше двадцати минут без саркастических комментариев о том, что, поскольку я забыла о лабораторной работе, мне придется привязать сзади свои волосы к стрингам.

— Ты имеешь в виду, что раз я добровольно сдал анализ ДНК, это определенно снимает с меня подозрения? — спрашивает он.

— Нет, Боже, нет, — протестую я. — Я имею в виду, поскольку твой лучший друг и я очень публично бросили друг друга в тот день во время ланча.

— Ох, это, — говорит Тиг. — Я думаю, парни немного отличаются от девушек, когда дело доходит до этого.

— И Лео не порвет с тобой дружбу, если ты будешь со мной общаться? — спрашиваю я.

— У нас очень прочные взаимоотношения, — говорит он, снова звуча как обычно. — Мы можем пережить маленькие разногласия социальной среды. И, эй, разве не я выбрал тебя быть моим партнером по лабораторной работе?

— Я думаю, это было больше связано с тем, что мы оба здесь в одно и то же время, — возражаю я, но в любом случае чувствую себя лучше. Тиг был кретином в одной из самых важных основных частей моей жизни, по крайней мере, в школе.

— Ты говоришь помидор, я говорю помидор, — говорит он, вытягивая обе буквы «о». —Теперь ты хочешь поговорить о наших чувствах? Потому что мне следует поставить на стол кислоту, если я собираюсь поплакать.

— Не будь придурком, — отвечаю я.

Правда в том, что я на самом деле хочу поговорить о своих чувствах. Я точно уверена, что никто вокруг не услышит нас. Все заняты и переговариваются со своими партнерами по лабораторной. В отличие от лабораторных работ в девятом классе, где мы были запакованы как сардины в бочке, в этом классе мы комфортно располагаемся на скамейках. Пока я смогу держать себя в руках, возможно, мы сможем поговорить о чем угодно.

— Хорошо, будь придурком, — говорю я. — Только скажи мне: Лео на самом деле считает, что я не была изнасилована?

— Я бы врезал ему по морде, — все тело Тига неподвижно, когда он говорит это, что непохоже на него, и я понимаю, что он более серьезен, чем я когда-либо видела его на протяжении всей своей жизни. — Прямо по морде. Но в нем говорит ревность, и он немного расстроен из-за того, сколько времени ты провела с другими парнями в те недели. Как ты всегда находишь время на Полли, но не на него. Будто он чувствует, что если бы ты с ним танцевала, как должна была, ни с кем из вас ничего бы не произошло.

— Как должна была? — я понижаю свой голос до шепота, предотвращая писк, и несколько студентов смотрят в нашу сторону. Я стреляю в них взглядом, и они отворачиваются обратно к своим рабочим местам.

— Успокойся, — говорит Тиг, что делает меня еще более злой, но он в чем-то прав. — Я не сказал, что он прав, и, откровенно говоря, я думаю, это своего рода идиотская позиция, которую он выбрал, но это было в его голове, и ты об этом спросила.

Я включаю газ, и горелка начинает светиться. Мы устанавливаем мензурку в крепление для кипячения, и делаем шаг назад, ожидая результата. Я проверяю термометр, и понимаю, что когда Тиг собирал материалы, он взял один не с того ряда.

— Следи за мензуркой, — говорю я и направляюсь к шкафу с материалами.

Там стоит Лео. Должно быть, он по тому же вопросу. Он смотрит на меня, и вся злость и беспомощность, которую я чувствовала в кабинете врача, на кладбище, в своей спальне, в раздевалке, и в остальных местах, где я была с тех пор, как вернулась в Палермо, вырывается из меня. Он думает, что я сама на себя навлекла это. И он думает, что это хорошая причина, чтобы отвернуться от меня.

Он отводит взгляд в сторону, и я протягиваю руку, чтобы ухватиться за дверцу шкафчика. А затем, помимо своей воли, я даю ему пощечину, так сильно, как только могу, и выхожу из кабинета.

Глава 17

В клинике, в которой я забронировала место на аборт в надежде избежать пристального внимания местных жителей, потребовали от меня быть на четвертой неделе беременности к моменту, когда я приеду на процедуру. Это означает, что я и мое тело проведем следующую неделю в чистилище в ожидании возможности догнать остальной мир. Это стремительно становится моим любимым занятием. Ну, это, и еще ощущения, которые я испытываю каждое утро, когда просыпаюсь, а на первом месте — воспоминания о том, что со мной произошло.

Так что после школы я начала бегать. Я не одеваюсь в свою тренировочную форму или другую одежду школы Палермо Хейтс. И я рада, что сейчас достаточно прохладно, чтобы длинные рукава и колготки не казались странными. К концу четвертой недели, я успеваю оббежать все улицы Палермо, но такое ощущение, что я бегаю на месте, я и мое тело все еще ждем возможности догнать остальной мир.

* * *

Когда я прошу преподобного Роба не молиться за меня, я не совсем уверена, что делаю или на что рассчитываю.

— Ты не думаешь, что это поможет? — спрашивает он. Его тон абсолютно беспристрастен. Я очень впечатлена.

— Ох, я уверена, что поможет, — отвечаю я в спешке. — Но, — и я не уверена, будет ли в этом смысл, — я не смогу справиться с тем, чтобы быть публичным объектом для жалости. Если вы попросите их молиться, они будут молиться, и они будут об этом помнить. Мне бы хотелось иметь возможность гулять по главной улице и при этом смотреть людям в глаза. Я не думаю, что это произойдет, пока каждую неделю им будут напоминать об этом.