Убежище 3/9 (сборник)

– Во-первых, я не дурак. А во-вторых – есть! – возмутился Мальчик. – Я сам ее видел.

– Чушь. У нас тут злыхвообще нет. У нас только Нечистые. С кем ты собрался сражаться, дурак? – Лесной захихикал тоненько и злобно.

– Так это… так вы… Вы с ней заодно! – закричал Мальчик. – Вы такой же, как она! Если я соглашусь… Если я решу… С вами я тоже буду сражаться!

– Но-но-но, ты не визжи так, малявка! Сражаться он будет! Я тебя сейчас, знаешь, одной левой, не дожидаясь, пока ты вырастешь…

Лесной набычился и пошел на него.

– А ну прекрати, Лесной, – услышал Мальчик еле слышный, но очень властный голос.

Лесной покорно остановился. Мальчик обернулся: позади него стоял Бессмертный.

– Шел бы ты отсюда, Лесной, – прошептал Бессмертный.

Лесной тоскливо хихикнул и пошел прочь, шаркая по земле своими неправильно надетыми ботинками.

– А ты не трепался бы, Ваня, направо и налево, – сказал Бессмертный Мальчику. – Ну кто тебя за язык тянет?

– Никто, – глупо ответил Мальчик. – Извините.

– Извиняться тебе передо мной пока что не за что.

Бессмертный смотрел на Мальчика странно: не то с раздражением, не то с каким-то даже испугом.

– Пока что, – задумчиво повторил он и медленно побрел прочь.

IV. Детеныш

Сжимая потными пальцами докладную записку, Ирочка осторожно постучалась в дверь директорского кабинета. Никто не ответил. Подергала ручку – заперто.

Она вздохнула, спустилась на первый этаж и направилась было к себе в ординаторскую, но, проходя по коридору, услышала вдруг директорский голос, что-то монотонно бубнивший в одной из палат. Ирочка остановилась и прислушалась.

– …Князь Владимир осаждал Корсунь уже много дней, – говорил директор, – и хотел замучить горожан жаждой, но они смело и стойко сопротивлялись, а вода у них все не кончалась. Тогда некий корсунский муж предал своих сограждан. Он пустил в лагерь Владимира стрелу, а к стреле прикрепил записку с объяснением, где находится труба, по которой вода течет в Корсунь…

Ирочка растерянно потопталась у входа в палату и медленно пошла дальше, в сторону ординаторской. Потом передумала и вернулась обратно, снова пристроилась под дверью.

– …На съезде в Любече князья решили жить в мире и дружбе и не посягать на чужие владения. Но сразу же после съезда волынский князь Давид Игоревич и киевский князь Святополк Изяславич предательски заманили в Киев теребовльского князя Василько, пленили и выкололи ему глаза…

Ирочка нервно закопошилась в своей сумочке, вытащила сигарету, машинально сунула ее в рот и чуть было не подожгла. Вот уже вторую неделю она пыталась бросить курить, и совершенно безуспешно, потому что в интернате все время нужно было нервничать, а нервничать без сигарет решительно невозможно.

Она вернулась обратно на второй этаж, зашла в туалет для персонала и быстро выкурила две сигареты подряд. Потом снова вернулась на первый. Директор продолжал бубнить:

– Долгорукий основал Москву. Он правил всего три года, а потом был отравлен в результате заговора бояр, предавших его…

– В тринадцатом веке во время половецко-монгольской войны русские приняли сторону половцев. Но монголы не хотели воевать с Русью. Они отправили к русским князьям послов с предложением о разрыве русско-половецких отношений. Князья отвергли эти предложения, а всех послов убили. После этого войны было не избежать, поскольку по монгольским законам обман и предательство доверившихся являются непрощаемым преступлением и требуют мести…

– Проиграв очередное сражение в Ливонской войне, князь Курбский предал Ивана Грозного, переметнувшись к литовцам, его противникам…

– Малюта Скуратов инсценировал заговор с целью убийства Ивана Грозного. При этом оказался скомпрометированным двоюродный брат царя князь Владимир Старицкий. Вместо ареста Малюта предложил ему выпить яд, а потом на глазах еще живого князя зарезал его жену и задушил двенадцатилетнюю дочь. Позднее Скуратов угощал ядом и самого Грозного – он подсыпал яд в лекарство, которое давал больному царю, так и не узнавшему об этом предательстве…

– Да что же это такое, – тихо сказала Ирочка и снова полезла за сигаретами. Потом убрала пачку обратно в сумку и взялась за ручку двери. Постояла так несколько секунд и, осторожно приоткрыв дверь, заглянула в образовавшуюся щелку.

Директор интерната сидел на стуле, вполоборота к ней. На коленях у него лежала какая-то книга; он торопливо листал ее, зачитывая отдельные фрагменты. Время от времени он поднимал голову и говорил сам, не глядя в книгу:

– …После смерти Ивана Грозного царевича Дмитрия поселили вместе с матерью в Угличе. В 1591 году, когда ему было девять лет, царевича убил один из его слуг, перерезав ему горло. Слугу подкупил Борис Годунов, чтобы устранить наследника престола…

Вокруг директора, на полу и на кроватях, копошились дети. Они корчили рожи, раскачивались из стороны в сторону, стонали, пускали слюни или просто лежали на спине, уставившись в потолок. Директора они, естественно, не слушали. А если и слушали, то уж точно не понимали ни слова.

Старшая медсестра прикрыла дверь, скомкала и сунула в сумку докладную записку, которую до сих пор держала зачем-то в руке, и снова пошла в туалет на второй этаж. Закурила. То есть… То есть директор этого богоугодного заведения тоже совершенно невменяем. А жаль, жаль. Так по виду и не скажешь. Такой вроде приятный, разумный, доброжелательный…

Ирочка утопила окурок в унитазе, спустилась вниз и быстро пошла в ординаторскую, на этот раз не задержавшись послушать лекцию по истории. В ординаторской она взяла чистый лист бумаги и нервным размашистым почерком стала писать другую докладную записку, уже не директору.

– Гетман Дорошенко спас Мазепу от смерти и назначил его своим писарем, потом Мазепа предал Дорошенко и перешел на службу к его врагу гетману Самойловичу, – сказал Тот Кто Рассказывает. – А ты чего не ешь-то? Может, салатику тебе положить?

Мальчик молча отрицательно покачал головой.

– Ну, не хочешь, как хочешь. Так, на чем мы, значит, остановились… Ах, да. Перешел на службу к его врагу гетману Самойловичу. Тот вскоре назначил его своим генеральным есаулом. В 1687 году Мазепа предал Самойловича, сочинив на него лживый донос. Его новым покровителем стал князь Василий Голицын, который назначил его гетманом. Через несколько лет удача отвернулась от Голицына, и, чтобы сохранить гетманскую булаву, Мазепа написал донос на князя. На самого Мазепу многие писали доносы, но…