Убить демократа

– - Погодите, погодите! Вы хотите сказать, что Андропов уже тогда...

– - Я не хочу его ни хвалить, ни ругать. Но он был профессионалом. И уже тогда понимал, что нужно немедленно что-то предпринимать, если мы не хотим того положения, которое имеем сегодня. И какое будем иметь завтра.

– - Какое же положение мы будем иметь завтра?
– - сдерживаясь, поинтересовался Шишковец.

– - Чтобы поговорить об этом, я и попросил вас прервать свое общение с дочерью и срочно приехать сюда. И для начала послушать эту пленку. Но прежде хочу закончить тему. Так вот, полковник не сдал ни одного нелегала, хотя знал практически всех. Это было его условием. Мы не трогаем его семью, а он

не мешает работать нам. Он и сегодня может провалить всю нашу сеть от Европы до Канады. Он свои условия выполнил. Мы своих, к сожалению, нет. Его жена, пятнадцатилетний сын и мать погибли в автомобильной катастрофе. Это было около десяти лет назад. Я был резко против такого решения.

– - И после этого...

– - Он продолжал держать слово. Он понимал, что ребята, разведчики, тут ни при чем и что решение принимал не я. Не знаю, как бы я поступил на его месте. Право, не знаю. Хочу надеяться, что так же. Но не очень в этом уверен...

– - Почему он вообще решил уйти на Запад?

– - Ему не нравилась ползучая реабилитация Сталина, которая происходила в стране. Вся его семья погибла в ГУЛАГе. Решающим стало вторжение наших войск в Чехословакию. Пражская весна, если помните. Он был в составе группы, которая арестовала Дубчека и членов его правительства и доставила в их Москву. Что я всем этим хочу сказать? Только одно. Полковник -- человек, слову которого можно верить. И если он говорит: это серьезно -- это действительно серьезно. Теперь вы разрешите мне включить запись?

– - Включайте. Впрочем, еще секунду. Почему вы называете его полковником? Насколько я знаю, он разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни. Приговор не был отменен, просьбы о помиловании

не поступало. Какой же он полковник?

Профессор улыбнулся:

– - Вот вы -- политик. Если вас завтра назначат дворником, вы перестанете быть политиком? Нет. Просто вашей аудиторией будет не Госдума, а метлы и мусорные баки. Можно человека разжаловать, можно расстрелять. Но если он по духу своему полковник, а особенно полковник-разведчик, им он и

останется. Даже мертвый. Из этой же категории и полковник Аарон Блюмберг. Это у него сейчас такая фамилия.

– - А настоящая?

– - Арон Мосберг. Это одна из самых старых и уважаемых чекистских фамилий. Отец и мать Арона были расстреляны, сам он воспитывался в специнтернатах для ЧСИР. Знаете эту аббревиатуру? Член семьи изменника Родины. У него могла быть блестящая карьера в КГБ. Просто феерическая. Он был самым молодым полковником в истории советской разведки. Но он выбрал другой путь. И я сейчас даже не могу сказать: к сожалению или к счастью.

Шишковец нахмурился. Профессор явно позволял себе лишнее. К тому же он все время вел свою линию в разговоре, легко игнорируя попытки собеседника перевести речь в другую плоскость. И это тоже раздражало Шишковца. Пора было

наконец поставить Профессора на место.

– - Давайте будем придерживаться общепринятых терминов, -- мягко предложил он.
– - Мы можем как угодно относиться к деятельности этого Блюмберга или Мосберга, но для России, которая объявила себя правопреемницей

Советского Союза, он -- преступник, осужденный на смертную казнь за измену Родине. Воспримем это как данность. Вы меня поняли? И давайте больше не возвращаться к этой теме.

Профессор допил кофе, вынул из диктофона кассету, сунул ее во внутренний карман своего коричневатого, бугрящегося на крупных мосластых плечах пиджака. Потом вызвал дежурного, приказал:

– - Линию с Москвой, срочно.

Он назвал номер линии. Шишковец знал этот номер. Это был прямой канал связи с одним из ближайших помощников президента.

– - И билет до Москвы на первый утренний рейс, -- продолжал Профессор.
– - В туристский класс. Спокойной ночи, Андрей Андреевич. Извините, что попусту вас потревожил.

– - Вы хотите сказать, что улетаете в Москву?

– - Да.

– - Но... Заседания Балтийского клуба не закончились. И вы должны...

Профессор усмехнулся:

– - Пытаюсь припомнить такой же дурацкий разговор за последние хотя бы года три -- нет, не припоминается. Я вам, голубчик, ничего не должен. И вы мне ничего не должны. Не знаю, как у вас, а у меня кредитор всего один. Я должник России. И только. Ваше положение выше моего. И вы можете отдать мне

приказ. Но сделать это сможете единственным способом. Обратиться к своему руководству, оно обратится к моему, а мое руководство, если сочтет нужным, отдаст мне приказ. Вот этот приказ я буду обязан выполнить. И никакой другой. Разумеется, кроме прямого приказа президента. Я пригласил вас на эту

встречу, чтобы вы из первых рук получили информацию огромной, стратегической важности. Вас она не интересует. Что я могу сказать? Ничего. Полагаю, в Москве есть люди, которые менее озабочены собственными амбициями. А если таковых и там нет, мне придется уйти в отставку и с деревенской завалинки

смотреть, как распадаются остатки того, что было когда-то великой Россией.

Шишковцу недаром прочили большое будущее. Он умел правильно оценивать ситуацию и быстро принимать решения. Он вдруг ощутил себя мальчишкой-первокурсником перед этим старым жилистым грифом, в котором чувствовались такая сила и уверенность в своих силах и правах, которым не было логического объяснения, но которые были основой этого человека. Более того, Шишковец ощутил, что такие люди, не мелькающие на телеэкранах и газетных полосах, не известные никому, -- они-то как раз и есть настоящие

властители государства, какие бы должности они ни занимали. Они действительно служили России, верили в это, и эта вера давала им фактическую, а не назывную власть в стране. На их фоне даже самые известные и авторитетные политики выглядели не более чем марионетками, которых

заставляет двигаться скрытый за кулисами кукловод. Одним из таких кукловодов и был этот жилистый, мосластый старик. И Шишковец понял, что сейчас решается его будущее. А в таких случаях уязвленное самолюбие плохой советчик, его лучше на время запрятать поглубже в карман.

Это Шишковец и сделал.

– - Прошу меня извинить, -- сказал он.
– - Я не придал должного значения срочности и серьезности вашего вызова. Я слушаю вас очень внимательно.

Профессор сунул в диктофон кассету и нажал кнопку "Play".

На хорах произошло какое-то движение, зажегся неяркий свет над органным пюпитром, прозвучали первые, не очень уверенные аккорды. Несколько минут Профессор и полковник Блюмберг молча слушали, потом Профессор спросил:

– - Что это?

– - Не знаю. Какой-то хоральный прелюд, скорее всего. Мне так и не хватило времени послушать серьезную музыку. Вам тоже?