Убить Герострата

Хотите верьте, хотите нет, но я решила, что эти чертовы деньги мне не нужны. Это же не Чейз, мне моя жизнь дорога как память. На интересы, как Антон выразился, компаньона мне была глубоко наплевать. Так что сомневалась я не из-за этого. Просто снова и снова приходила в голову мысль: а вдруг он тоже мне врет? Вдруг там вообще не номер счета. Может, там такое… не знаю что. Все знают, а я не знаю. Вот скажу ему, где диск, получат они его, и добрый Петр Петрович аккуратно меня пристрелит. А потом сходит на исповедь.

Я колебалась, как настоящие Весы. На одной чаше был страх и подозрительность, на другой – симпатия и желание поскорее от всего отделаться. То одна, то другая опускалась вниз, и наконец я решилась.

– Скажи, - невнятно пробурчала я, догрызая остатки ногтя и не глядя на него, - ты залез бы… в пакет с дамскими прокладками?

– Ну… Лет пять назад – однозначно нет. Но после такого количества “крылатой” рекламы, да еще если бы знал, что там что-то лежит, - вполне.

– А ты смог бы заглянуть вовнутрь использованнойпрокладки?

Антон посмотрел на меня с отвращением, и этот взгляд был красноречивее любого ответа.

– Ты хочешь сказать?..

– Да. Она лежит под ванной. Если твои люди слишком брезгливые, пусть наденут перчатки и противогаз, возьмут ее пинцетом, положат в герметичный пакет и привезут мне.

– Это ты в очередном детективе прочитала? – ошарашенно усмехнулся Антон.

– Еще чего! У меня и своя голова на плечах есть, - нахально ответила я и пощупала голову, чтобы убедиться, правда ли это.

– Смешная ты, Алка, - сказал он так, что у меня бешено заколотилось сердце. – И хорошая…

Когда мы первый раз поцеловались с Мишкой, нам мешали носы и зубы, и вообще я не поняла, чего тут хорошего. Когда меня впервые поцеловал Герострат, мне показалось, что я превратилась в воздушный шарик и улечу, как только оторву свои губы от его. Остальные экземпляры и вовсе не запомнились. Но сейчас…

Я чувствовала каждую клеточку своего тела, ставшего вдруг горячим и тяжелым. И в каждой клеточке билось крохотное сердечко. Или это было его сердце, ставшее вдруг странно близким, словно моим? Мне казалось, что я через губы, через кожу перетекаю в его тело и… становлюсь им?

– Нет, не сейчас! Прости!

Антон оттолкнул меня, совсем не резко, но мне стало обидно. И больно. Да, я почувствовала почти физическую боль и разочарование.

– Ложись, Алла, уже поздно, - сказал он каким-то тусклым голосом и встал с дивана.

Я попыталась сконструировать идиотскую улыбку, чтобы не дать навернувшимся слезам скатиться вниз.

– Не сердись, - он нагнулся и коснулся моей щеки. – Я не хотел тебя обидеть.

Я кивнула, глядя в сторону.

– Ну вот, - вздохнул Антон и присел передо мной на корточки, пытаясь заглянуть в глаза. – Алла, ну прости, пожалуйста. Просто сейчас…

Он замолчал, глядя на меня… глазами больного сенбернара!

Черт!!! Да когда же это чудовище перестанет меня преследовать? Или я всю жизнь обречена находить его частицы в каждом мужчине?

С досады я тряхнула головой, да так, что хвост залепил нос и глаза, залез в рот.

Антон понял это по-своему, еще раз вздохнул и встал. Чмокнул меня в макушку, от чего я снова дернулась, и ушел в кабинет.

Едва сдерживая слезы, я рухнула на диван и завернулась в плед. Если так пойдет дальше, мне, наверно, не суждено будет спать в “своей” комнате.

Следующее утро оказалось похожим на предыдущее, как две капли воды. Я опять проснулась на диване, опять прибежала Катерина с настоятельными требованиями заказать завтрак, а заодно и обед. Опять я поднялась наверх принять душ и переодеться.

Антон, разумеется, уже уехал. Зато Петя был уже на боевом посту – скучал на веранде, рассеянно листая какой-то журнал.

– Что нового? – спросила я.

– Да ничего, - вяло отозвался он, почесав в затылке.

– Как Алексей?

– Без изменений. Без сознания. Сергей с Анжелой полетели в Москву.

– Ну, кто такой Сергей, я, вроде, поняла. Соратник по фарцовке, переквалифицировавшийся в безопасника. А Анжела?

– Анжела? Шефова секретарша. Неплохой бабец.

Когда-то в институте нас заставляли конспектировать не только бессмертные творения Ленина и Энгельса, но еще Белинского, Чернышевского и Герцена. Так вот кто-то из последней компании в одной статье цитировал модный в ХIХ веке романс “Ах, почему я не бревно”. Похоже, эта песенка не утратила актуальности до сих пор. А я-то думала, что Герострат со своими бесчисленными девицами совершенно отучил меня от ревности.

Видимо, Антон был прав, говоря, что у меня все написано на лице, потому что Петя фыркнул:

– Ой, видела бы ты себя сейчас! Да Анжеле сорок лет, и у нее трое детей.

Я фыркнула в ответ, повернулась и свистнула. Но Лотты нигде не было видно. Только монстр Спрайт свирепо гремел цепью у ворот.

– Ген, а где Лотта? – крикнула я, завидев в окне сторожки рыжую шевелюру.

– Течка у нее, - высунулся в окно Гена. Запер от Спрайта. Видите, так и ломится сюда, просто не отходит. А Лотта у нас девушка благородная, упаси Господь согрешит, потом щенки всю жизнь некачественные будут.

Пришлось обходиться без компании. Как-то мы в издательстве обсуждали с девицами предстоящие отпуска. Я тогда сказала, что мечтаю пожить пару недель где-нибудь в коттедже. Чтобы никого не было, ну, разве что обслуживающий персонаж. Чтобы никаких хозяйственных забот. И не на юге, а где-нибудь в Карелии. Чтобы озеро, сосны и валуны. Заказывали – получайте. Озеро, сосны, валун, правда, всего один. Коттедж – и никаких хозяйственных забот. Довольна? Вот то-то же!

Весь день я слонялась то по дому, то по двору, посмотрела какой-то убогий фильм, полистала книги. Пыталась поиграть на компьютере в “Спэйс Квест”, но чертов Роджер никак не мог убежать от робота-убийцы и раз за разом взрывался, пока мне это не надоело.

Петя однообразно зубоскалил, Спрайт выл, Катя вопила. И так весь день.

Скорей бы хоть Антон приехал, думала я. Обида прошла как-то сама собой, но недоумение осталось. Привычная к роли адвоката дьявола, я завела дежурную пластинку: у него были на тоособые причины. Какие, интересовался прокурор. Ну… какая разница, отмахивался адвокат. Нет уж, попрошу вас! – Ну… возможно, он был так расстроен. Или неуверен в себе. Или… или у него есть дама сердца.

Так, приплыли. Прекрати это, Алла!