Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде
Шрифт:
Мария рассеянно слушала попутчиков. На самом деле она не испытывала никакого восторга. Напротив, от всей этой мешанины улиц и нагромождения домов у неё зарябило в глазах и возникло головокружение. Она почувствовала огромную усталость и желание побыстрее добраться до постели.
Перед площадью Побед экипаж свернул на улицу Нотр-Дам-де-Виктуар и въехал во двор Генерального бюро национальных перевозок, бывшей Службы королевских дилижансов. Ежедневно сюда прибывало до тридцати экипажей со всех концов страны: из Руана и Амьена, из Лилля и Валансьена, из Меца, Страсбурга, Лиона, Клермон-Феррана, Пуатье, Бордо и далёкой Тулузы. Громыхая колёсами, один за другим в ворота вваливались дилижансы и берлины; весело звеня колокольчиками подкатывали кабриолеты; въезжали charrettes и carrioles; поднимая облака пыли спешили пассажирские фургоны, телеги и тележки. Иной раз во дворе Генерального бюро показывался
На конечную остановку наши путешественники прибыли в половине двенадцатого. Пассажиры сошли на мостовую, выгрузили багаж, и Мария оказалась один на один со своим саквояжем, нести который она была уже не в силах. Между тем друзья-якобинцы действовали споро: пока Дарнувиль сторожил общую поклажу, Одиль побежал на площадь Побед и поймал извозчика.
– Садитесь с нами, Мари, – предложили они. – Куда вам ехать?
– Окажите мне последнюю любезность, – попросила она сухо. – Занесите мой саквояж в бюро.
– Вы по-прежнему не хотите открывать нам свой адрес? Право, Мари, ваша скрытность становится уже смешной.
– Тем не менее, – сказала она, – я рассчитываю на вашу любезность.
Друзья переглянулись и сделали так, как она просила.
– Смотрите же, Мари, – обронил на прощание несостоявшийся жених, – через два дня я буду искать вас на празднике Федерации.
Когда фиакр с якобинцами покинул двор, Мария вздохнула немного свободнее. Войдя в бюро, она огляделась и нашла окошко главного администратора, за которым сидел важный господин в напудренном по старой моде парике.
– Не подскажете ли мне адрес ближайшей гостиницы, где я могла бы снять комнату?
Вместо ответа администратор протянул ей проспект, на котором было напечатано:
Мадам Гролье.
Своя гостиница «Провиданс».
Улица Вье-Огюстен, № 19,
около площади Национальных Побед.
Открыты меблированные апартаменты
по различной цене.
В Париже.
– Благодарю вас, – сказала Мария. – Это мне подходит. У вас есть носильщик? Со мною багаж.
– Лебрюн! – крикнул администратор кому-то в глубине бюро.
Из-за стеллажей и шкафов выбежал шестнадцатилетний паренёк в куцей куртке-безрукавке и серой рубашке с закатанными до плеч рукавами. Мария вручила ему только что полученный проспект и попросила отнести саквояж по указанному адресу. «Это здесь, недалеко, – сказал он, прочитав адрес. – За пять су я мигом дотащу ваш сундучок».
Площадь Национальных Побед была запружена городскими экипажами. Повсюду щёлкали бичи, храпели лошади, крутились колёса, пыль стояла столбом. На фасадах окружающих площадь зданий, украшенных прелестными ионическими пилястрами, Революция развесила свои трёхцветные знамёна, на все выступы и шпили насадила красные колпаки. До августа прошлого года на площади возвышалась бронзовая статуя Людовика XIV, венчаемого крылатой Никой. Когда статую торжественно сбросили и отправили на переплавку, остался лишь сиротливый постамент. Теперь избавились и от него, и на этом месте возводили деревянную пирамиду (на мраморную не было денег), на которой Коммуна предполагала вырезать золотыми буквами имена героев, погибших 10 августа 92-го года.
По улочке Репосуар носильщик добрался до улицы Вье-Огюстен, проходящей немного восточнее площади Национальных Побед. Отсюда он свернул направо и через три сотни шагов остановился перед пятиэтажным зданием, выкрашенным в жёлтый цвет. Самый обычный парижский дом в шесть окон на каждом этаже. Выложенные цветным стеклом арочные окна по обеим сторонам входной двери, да несколько балкончиков из кованого железа на втором и на третьем этажах кое-как украшали достаточно убогий фасад [45] . «Вот ваша гостиница, – сказал Лебрюн. – Позвоните, чтобы портье открыл двери, а то у меня руки заняты».
45
Это здание было снесено в 1893 году. Сегодня на его месте стоит дом № 14 по улице Эрольд (Herold).
Мария дёрнула за шнур колокольчика
и на пороге возник бодрого вида мужчина примерно тридцати лет, в швейцарской ливрее, с перекинутой через плечо лентой, на которой было вышито золочёной нитью: «L'h^otel de la Providence» – «Гостиница Провидения». «Название подходящее случаю…», – подумала Мария, прочитав эту надпись.– Постояльцев принимаете?
– Проходите, – последовал ответ.
В Париже гостиницу «Провиданс» знали немногие. Она не числилась в ряду престижных отелей, в которых селились важные гости столицы. Невзыскательность хозяев и умеренные цены привлекали в неё небогатых путешественников и вообще людей со скромным достатком. Зимой тут почти никого не было, но летом номера, как правило, не пустовали. Владелица заведения мадам Гролье извлекала немалую выгоду из близости гостиницы к площади Национальных Побед и к конечной остановке междугородних дилижансов. Её портье Луи Брюно регулярно носил в бюро подарки для служащих и оставлял им гостиничные карты, которые затем вручались приезжим. В бюро Брюно уважали: дело в том, что секретарём в местной секции служил гражданин по фамилии Брюно, и все думали, что портье его родственник.
– Как дела, Лебрюн? – приветливо обратился портье к шустрому парнишке. – Как поживает ваш администратор, гражданин Дюран? Передай ему, что я загляну к вам на следующей недельке, во вторник или в среду.
Мария отсчитала носильщику положенные пять су, присела на диванчик и окинула взглядом узкую и тёмную прихожую. Прямо против входа деревянная лестница вела на второй этаж. Слева от входа располагалось бюро с бумагами гостиницы, на доске на крючках висели ключи от комнат, а в противоположной стене чернел потушенный камин. Над ним красовались две картины, соединённые между собой трёхцветной республиканской лентой. Одна картина представляла портрет Лепелетье, выступающего на трибуне (вероятно, за казнь короля), другая – аллегорическую сцену: Свобода в виде пышногрудой девы в приспущенной римской столе опирается на своих подруг Равенство и Согласие [46] . Глядя на жизнерадостные позы этих граций, Мария не могла отделаться от впечатления, что видит вариант известного сюжета с Афродитой, Артемидой и Афиной, обольщающих простака Париса.
46
Триада «Свобода, Равенство, Братство» стала общепринятой в революционной Франции только с течением времени. До этого в ходу были различные комбинации: «Свобода, Равенство, Безопасность», «Закон, Согласие, Свобода», «Сила, Свобода, Мир» и др.
Напротив этих изображений, прямо над бюро красовалась ещё одна картина – портрет полноватого мужчины в парике, в кружевах жабо и с серебряной брошью в галстуке. Сколько не вглядывалась, гостья не могла узнать, кто это такой.
Портье осторожно дотронулся до плеча путешественницы:
– Вижу, вы устали с дороги. Подождите минутку. Я позову хозяйку, матушку Гролье.
– Вы правы, я в самом деле очень утомлена, – молвила гостья. – Нельзя ли побыстрее сдать мне комнату?
В полдень вестибюль обычно пустовал. Постояльцы либо отсутствовали, гуляя по городу, либо принимали пищу, кто в ближайшем кафе, кто в своём номере. Мария слышала неясные голоса, из которых выделились два приближающихся. Это шли Луи Брюно и матушка Гролье. Ожидая «матушку», гостья думала увидеть почтенную госпожу вроде мадам Бретвиль или настоятельницы монастыря, матушки Бельзунс, но к ней вышла молодая изящная женщина, лишь немногим старше её самой, одетая модно и со вкусом.
– Добрый день! – поздоровалась с ней Мария. – В вашем проспекте сказано, что вы сдаёте меблированные апартаменты. Мне нужна комната на три дня.
– В нашу гостиницу вас привело, можно сказать, само Провидение! – воскликнула мадам Гролье, радушно улыбаясь гостье (таким каламбурным приветствием она встречала каждого нового постояльца). – Вас ожидает уютная комната с камином и полной меблировкой, с окном на улицу. И всего десять ливров за день. Замечу, что у наших соседей, в гостинице «Обереж» те же апартаменты стоят в полтора раза дороже.
– Десять ливров в ассигнатах? – переспросила Мария.
– Нет, в монетах. В ассигнатах сорок три ливра, – уточнила молодая хозяйка. – В другой гостинице с вас взяли бы все пятьдесят ливров, – там стремятся лишь ободрать гостя, – но у меня правило иное: пусть будет меньше, но зато клиент не забудет сюда дорогу. Признаюсь, есть и такие постояльцы, которые, всякий раз, приезжая в Париж, живут только в «Провидансе». Ей богу!
С этими словами матушка Гролье открыла регистрационный журнал и обмакнула гусиное перо в чернильницу.