Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде

– Никто меня не… – начала было Мария, но вовремя остановилась.

Несомненно, разбитные парни из Эврё не оставили бы молодую попутчицу в покое и с неослабеваемой настойчивостью продолжали бы выпытывать у неё всё, что их интересует, если бы по ходу движения дилижанса не возник новый населённый пункт, да ещё какой! Паси-сюр-Эр. Название этого крошечного посёлка, расположенного на правом берегу мелководной речушки, никак не запечатлелось на страницах большой истории, но в своё время имя его наделало много шума. И в столице, и в провинции повторяли как зачарованные: Паси-сюр-Эр, Паси на речке Эр…

Это была граница между возмутившейся провинцией и своенравной столицей, между Горой и Жирондой, между республиканцами и федералистами, между войной и миром. Перейти через речку Эр означало начать открытые военные действия. Со стороны Кана и Эврё сюда спешили федералистские войска, в самом Паси печатались прокламации против Горы, хотя городская Коммуна ещё не отреклась от Парижа, а народное собрание 5 июля признало якобинскую Конституцию. Показательная двойственность небольшого городка, оказавшегося меж двух огней. Кого поддержать? Федералисты, конечно, правы: Париж совсем обнаглел, возомнил себя пупом земли, творит, что вздумается. Надо бы как следует щёлкнуть его по носу, задать ему трёпку, чтобы научился уважать малые города, которые хотя и малые, но их много, и они большинство. С другой стороны, чем чёрт не шутит, может быть и вправду Париж стоит всей Франции, и в Париже вся сила? А с сильным надо дружить.

Сам посёлок располагался на другом берегу реки, и прежде чем въехать в него, надлежало миновать караульню на мосту. Это была та самая караульня, где пару недель назад национальные гвардейцы внимательно рассматривали паспорт гражданина Дютеля, следующего по делам фискальной службы из Парижа в Кан. Под этим именем скрывался не кто иной как «король Петион», тайно бежавший из столицы. В 91-м году по поручению Конституанты он ездил за пойманным в Варенне беглым монархом и доставил его в Париж. Теперь он сам оказался в роли беглеца, прячущего своё лицо за шторами на окнах экипажа. Петиона предупредили, что в Паси очень суровая проверка документов, и он специально задержался в Буссе, чтобы достичь Паси к полудню, когда много проезжающих и на мосту царят сутолока и неразбериха.

«Мой экипаж остановился перед караульней, – писал он впоследствии, – у меня спросили мой паспорт, и это было единственное место на этой дороге, где он потребовался. Желая вызвать к себе доверие, я осведомился у офицера, не хочет ли он посмотреть также и другие бумаги, которые подтверждают мою миссию; он сказал, что этого не нужно, и мой извозчик тут же тронулся в Эврё. Но все мои тревоги рассеялись, и я окончательно успокоился только тогда, когда мы миновали мост».

Интересно всё же, кто проходил более суровую проверку: тот, кто ехал из Парижа, или тот, кто ехал из Кана?

По мере того, как приближался мост через речку Эр, Дарнувиль всё чаще выглядывал в окошко, тревожно высматривая что-то впереди. Его приятель Одиль продолжал сохранять спокойствие.

– Как ты думаешь, Жозеф, мы уже на республиканской территории, или ещё на федералистской? – спросил взволнованный друг.

– Какая тебе разница?

– А такая, что я вижу впереди караульную будку и усатого гренадёра, разгуливающего перед ней с фузеей в руках. Посмотри: у него такой суровый вид и такое мужественное лицо… Мне кажется, такие лица бывают только у республиканцев.

Одиль также выглянул в окно и с минуту внимательно разглядывал караульного.

– Чёрт его знает… Мундиры нынче у всех одинаковые. Не думаю, однако, что этот наш. Паси колеблется… Недаром каработы отправили сюда ворох прокламаций, призывая жителей примкнуть к мятежу.

– Может быть, сказать кучеру, чтобы он не останавливался? – робко предложил Дарнувиль.

– Эге! – воскликнул Одиль. – Да ты никак трухнул, дружище? Не бойся. У меня имеется такая бумага, прочтя которую всякий, будь то республиканец или федералист, придёт в полный восторг, крикнет «ура!» и запоет Марсельезу. После моей бумаги никакие пас порта больше не потребуются.

– Что же это у тебя такое? Мандат комиссара?

– Сейчас увидишь, – молвил Одиль, обводя торжественным взором всех пассажиров. – И вы, друзья, можете не волноваться и не доставать документы. Со мной вы проедете где угодно.

Напыщенный бахвал и не подозревал, что вступает в состязание с самим «королём Петионом». Едва дилижанс поравнялся с караульной будкой и дежурный гренадёр дал знак кучеру остановиться, Одиль открыл заднюю дверцу и проворно спрыгнул на землю, решив опередить ход событий. «Где твой начальник? – громко и властно напустился он на стражника. – Немедленно отведи меня к гражданину офицеру!» Не сказать, чтобы караульный был смущён или напуган таким обращением, но всё же спорить с энергичным молодчиком не стал и повёл его за собою на другой конец моста, где, очевидно, находился его командир. И кучер, и пассажиры с интересом наблюдали, что будет дальше.

Через пару минут они увидели, что тот же гренадёр возвращается к дилижансу, но уже без бравого молодца. Подойдя, он как ни в чём не бывало потребовал у путешественников их документы и не торопясь, изучил все паспорта один за другим. Хорошо ещё, путникам не было приказано, как в Ла-Коммандари, выходить из купе и строиться в шеренгу! Наша героиня протянула свой паспорт слегка дрожащей рукой, но никто, кроме гражданки Прекорбен, кажется, этого не заметил. Столичная дама хранила невозмутимое спокойствие: уж её-то документы были в полном порядке. Больше всех волновался и нервничал оставшийся без друга Дарнувиль, – быть может, не столько за себя, сколько за своего приятеля, который исчез и неизвестно, когда появится.

И всё же, пропав, Одиль оказал своим спутникам полезную услугу: уже одним своим вызывающим поведением он несколько нарушил обычную процедуру проверки, в какой-то мере рассеял бдительность караульного и заставил его ограничиться поверхностным осмотром документов. Все путники получили свои паспорта назад и могли продолжать путешествие, но кучер не трогался с места. Вместе со своими пассажирами он ожидал возвращения бесследно исчезнувшего молодца. Спросить о нём у постового было неудобно, а на ум ничего толкового не приходило.

– Сцапали паренька… – сочувственно вздохнула старушка Дофен.

– Ох, и зачем только Жозеф полез в драку?! – печально покачал головою Дарнувиль. – Если через десять минут он не вернётся, то мне придётся идти, выручать его из беды.

– Нет уж, сидите на месте! – вмешалась вдруг гражданка Прекорбен. – Нам достаточно сумасбродства вашего дружка. Я сама пойду, разберусь, что там творится.

Желторотый юнец мигом сник, подавленный решительным тоном взрослой дамы. Прекорбен пересадила свою дочку на колени Марии, вышла из дилижанса и направилась на другой конец моста. После этого ждать оставалось недолго. Минут через пять на мосту показался заметно всклокоченный, но, тем не менее, победно улыбающийся Одиль, благополучно выбравшийся из плена, а следом за ним в сопровождении гвардейского офицера шла назад гражданка Прекорбен.

– Ну вот, что я вам говорил! – ликующе воскликнул Одиль, поднимаясь в купе, чтобы сесть на свою лавку. – Всё устроено, друзья! Мы совершенно свободны!

– Что устроено? Кто свободен? – недоумевающе покосился на него Дарнувиль.

Мария едва удержалась от смеха, глядя на тщетную попытку славного якобинца сохранить хорошую мину при плохой игре. Впрочем, надутый от важности молодец ни секунды не допускал мысли, что потерпел фиаско. Не известно, о чём он говорил с офицером и до чего они договорились, но то, что его задержали в караульне, было вполне очевидно, как и то, что вызволением своим он обязан пришедшей ему на помощь умной спутнице. Но какова гражданка Прекорбен! Мария снова вспомнила предостережение бродяги Флоримона; эта женщина и впрямь способна на многое.